Пока я глотала ртом воздух, пытаясь отдышаться, он запалил свечи и стёр пентаграмму, принёс одеяло с подушками и помог мне устроиться поудобнее.
— Выпей — должно полегчать.
Петрас сунул мне под нос откупоренную флягу. От неё разило крепкой настойкой. Я с трудом заставила себя сделать несколько глотков. Напиток обжёг внутренности, убил могильный холод и разогнал застывшую в жилах кровь.
— Спа-спасибо, — прохрипела я. В мысли вернулась ясность, а вот всё тело, наоборот, покачивало на волнах — совсем от хмеля развезло. — Не говори Вейасу…
— Только между нами, наш секрет, — Петрас взял меня за руку и принялся поглаживать тыльную сторону ладони большими пальцами. — Эта девочка единоверка из тех, что мы недавно повесили? Я сразу понял, что это они тебя обидели. Не вини себя ни в чём и не бери в голову их бредни. Они сами сделали свой выбор — сопротивляться, баламутить остальной люд. И поплатились за это — всё по справедливости.
Его тёмные глаза были почти такого же цвета, как у Айки, но оттенок — беззвёздной зимней ночи, жестокой и не знающей пощады. Петрас не поймёт моей беды, вот Вейас бы понял, хотя бы постарался. В ночь после казни он чувствовал почти так же, хоть и не сознавался в этом.
Петрас придвинулся ближе и, мягко коснувшись пальцами щеки, повернул моё лицо к себе. Тяжёлый взгляд завораживал, как взгляд хищника, нацелившегося на жертву. Запах, терпкий и горький одновременно, обволакивал, опережая хозяина. Свет померк. Сладкий вкус молодого вина проник в рот вместе с требовательными движениями губ. Руки клубком змей кишели повсюду на моём теле!
— Нет! Оставь! Что ты делаешь?! — оттолкнула его я.
— И что же такое я делаю? — мурлыкал Петрас, не воспринимая моё сопротивление всерьёз. Вдавил в пол и снова принялся целовать. Потом заглянул в глаза: — Сама скажи мне, что же я делаю.
Его пальцы очертили контур выреза на платье, горячая ладонь скользнула внутрь и принялась поглаживать мою грудь. Страх и бессилие тошнотворным комом подступили к горлу.
— Зачем? — простонала я, заливаясь слезами. От крепкого вина и нападения призрака сил бороться не осталось. Какая же я дура, подлец всё рассчитал с самого начала! — Ведь я же даже некрасивая.
— Глупая, — рассмеялся он, развязывая пояс на платье и вынимая мои руки из рукавов. — Есть камни красивые, яркие на вид, но на проверку они оказываются лишь крашеными стекляшками. А есть такие, что прячутся в самых недоступных скалах. Без огранки их трудно оценить, но оттого они только дороже. Диковинка, редкость — разве можно их сравнивать с безделушками, которые найдутся у каждого?
— Я для тебя редкий камень?
Я остолбенела, застыла, даже думать толком не могла. Петрас облизывал мою шею, больно прикусывая и засасывая нежную кожу. Если до этого я надеялась его разжалобить и остановить, то теперь поняла всю тщету.
— Наиредчайший, — он стянул платье ниже, оголив грудь. Неприятный холодок усиливал ощущение полной беспомощности. — Ммм, до чего же хороша!
Никогда не ощущала себя такой слабой, постыдно уязвимой. Подстилка! Не могла ни вырваться, ни закрыться, ни утонуть в беспамятстве.
— Твоя красота завораживала меня ещё в детстве. Я каждый день отправлял прошения в орден, чтобы нас соединили брачными узами, а когда пришёл отказ, повсюду искал подобную тебе. Но знал, что такой больше нет — ты одна в своём роде. И теперь, когда ты сбежала от жениха и сама пришла ко мне, я не упущу этот шанс. Ты будешь моей. Тебе понравится — обещаю.
Он так больно сжал мою грудь, что я не выдержала и вскрикнула.
— Пожалуйста, не надо!
— Не переживай, я тебя не брошу. Как только в ордене узнают, что ты беременна моим наследником, им придётся согласиться на наш брак. Ты же сама этого хотела.
Руки Петраса скользнули по моим ногам вверх, до бёдер задирая юбку. К горлу подступила дурнота.
— Вейас! — отчаяние придало сил.
Я пихнула кузена коленкой под дых и пока он корчился, рванула к двери, поправляя на ходу платье. Но, естественно, не успела — Петрас догнал и навалился сверху, снова прижимая к полу.
— Строптивая кобылка, но так ещё пикантнее. Представляю, какой страстной ты станешь, когда я тебя объезжу! — его дыхание обжигало ухо.
Петрас снова принялся задирать юбки и грубо раздвинул колени в стороны.
— Вейас! — исступлённо звала я.
Петрас уже стаскивал с меня исподнее и расстёгивал собственные штаны:
— Он тебя продал за помощь в охоте и поддержку в ордене. Смирись и не сопротивляйся — поверь, для тебя это тоже лучший выход. Я же не какой-то там шакалёнок.
Он надвигался. Его запах, его прикосновения уничтожали саму мою суть, губили душу. Брат мой, Ветер, помоги! Если ты есть, помоги! Хоть кто-нибудь. Лучше смерть!
Я обречённо закрыла глаза. Петрас вдруг завизжал, как свинья на бойне. Тяжесть его тела рухнула с меня. Что-то загрохотало вдалеке.
— Я предупреждал: либо всё происходит по её воле, либо не происходит вовсе! — разъярённый голос Вейаса заглушил скулёж кузена.
Я открыла глаза. Брат опустился возле меня на колени, рывком оправил платье и помог подняться. Я прижалась к нему и расплакалась. Никак не могла поверить, что он здесь, он спас меня. Весь этот ужас останется лишь дурным сном!
— Прости-прости-прости! — шептала я, напитываясь его силой и запахом. Хотелось смыть позор и страх, вычеркнуть из памяти Петраса и все его прикосновения до единого.
Братик ласково гладил меня по волосам и целовал в лоб. Он защитит меня от всего, даже от моей собственной глупости.
— Ты должен был уехать к винарю! Просто отвернуться… — прохрипел Петрас, бессильно распластанный на полу. Из носа текла тоненькая струйка крови. — Дурень! Я же помог тебе с охотой, я бы сделал из тебя рыцаря. Без меня ты — пустое место.
— Не нужны мне подачки от навозных жуков вроде тебя! — зло сплюнул Вейас и приставил правую руку к виску. — Больше ты меня не запугаешь. Я лучше тебя, сильнее и в тысячи раз умнее.
Я заметила, как расширились его зрачки — он использовал дар! Петрас снова взвыл и заметался по полу, обхватив голову руками. Телепатические клещи?! Да это одна из высших боевых техник. Когда Вейас успел ею овладеть?
— И сестрой расплачиваться я тоже не собираюсь. — Брат приподнял моё заплаканное лицо за подбородок: — Переоденься и собери вещи — мы уезжаем.
Дважды повторять не потребовалось. Я вихрем взлетела наверх. Откуда только силы взялись? Остервенело рванула с себя мерзкое платье. Оно треснуло по швам и разлетелось лоскутами. Я схватила костюм Петраса — вся моя одежда порвалась — и поскорее натянула на себя. Повезло, что его ни разу до этого не надевали — он не пах. От запаха Петраса меня мутило. Захватила штаны на смену, пару рубах, жакет и плащ. Выстираю всё в болотной тине — будут вонять, но хотя бы не Петрасом. Сунула всё вместе с вещами брата в котомки, висевшие на спинке стула, и сбежала вниз.
Вейас молча наблюдал, как Петрас стонет на полу, не в силах даже натянуть позорно спущенные штаны. Он когда-то казался мне красивым? Фу!
Не задерживаясь, я заглянула на кухню и собрала в узелок остатки пиршества — еда тоже лишней не будет, теперь я точно знаю. В гостиной, стараясь не смотреть на кузена, сгребла оставшиеся вещи. Под руку некстати попался дневник. Я столько над ним корпела — жалко теперь бросать. Ну и что, что его подарила эта скотина? Будет платой за то, что он мне устроил. Напоминанием о моей глупости.
— Всё? — нетерпеливо окликнул Вейас. — Уходим.
— В Хельхейм собрался? — закряхтел Петрас. Видимо, брат его отпустил: кузен обессилено лежал, обливаясь потом, но больше не стонал. — Вэс — это химера. Только зря себя и сестру погубишь.
— Химер выращивают в тайном подземелье Эскендерии, — презрительно бросил Вейас и в сердцах пнул Петраса по ноге. — Только такой самовлюблённый зануда, как ты, этого не знает. Я убил короля варгов и победил тебя. Пока моя сестра со мной, я смогу отыскать демонову зверюгу, пускай даже для этого придётся пройти семь врат Червоточин.
Я снова прижалась к нему и поцеловала в щёку, а подлецу Петрасу послала самый презрительный взгляд, на который только была способна. Брат торжествующе улыбнулся и взвалил на плечи котомку.
— Идиот! — выплюнул ему в спину кузен.
Вейас запалил лежавшую у камина палку и пошёл к двери. Распахнул настежь, чтобы Петрас всё видел. Палка коснулась растянутой на кольях белой шкуры. Огонь лизнул её, пробуя на вкус, с треском вспыхнул и поглотил полностью. Только воняло знатно.
— Прощай, кузен. Несчастливо оставаться! — крикнул Вей.
Мы вскочили в сёдла и помчались прочь без оглядки. Позади уже занимался рассвет, подкрашивая нашу дорогу тёплым рыжим светом.
========== 20. ==========
Шёл шестой месяц путешествия. Зажиточная Кундия осталась далеко за спиной, а впереди лесистыми горными плато раскинулась дикая Лапия. Мы настолько свыклись с походным бытом, что начали забывать, каково это: жить оседлой жизнью. Всё, что болело с непривычки, покрылось жёсткими мозолями, звуки леса стали настолько обыденными, что мы их не замечали, места для ночёвок отыскивались сами, и даже осенний холод не ощущался так остро.
Сегодня мы спали, тесно прижавшись друг к другу, в шалаше из еловых лапок и мха, забыв даже о костре. Разбудило аппетитное чавканье. Я потянулась, насколько позволял низкий полог, и выглянула наружу. Лошади отвязались от кольев и перебрались поближе к нам. То ли пожухлая трава тут была вкуснее, то ли рядом с человеком животные чувствовали себя спокойнее, чем одни.
Какое умиротворённое утро! Первые лучи солнца разогнали пелену сумерек, и весь мир от высоченных сосен и елей до низкорослого кустарника и мха окрасился в тёплый золотистый цвет.
Я повернулась к брату. Он смотрел на меня мечтательно и печально, как будто продолжал грезить наяву.
— Что с тобой? — удивилась я.
Вейас загадочно улыбнулся и пошёл ловить наших скакунов, пока те не успели доесть покров шалаша. А я отправилась с котелком к ручью — он был совсем недалеко, на полянке за сосновой рощицей. Там я насобирала мыльнянки. Покрошенные в кашицу красноватые корешки источали тонкий свежий аромат. Я облилась из котелка и с наслаждением оттирала въевшуюся до костей пыль. От студёной воды кожу продирали пупырышки. Холодок пробегал по телу лёгкой дрожью, бодрил, наполнял лёгкостью и даже душу очищал от гнилых мыслей.
Полотенце мне подал в зубах Свинтус — новый член нашей команды. Забавный, хоть и непонятно, зачем за нами увязался.
Обтираясь, я напевала песенку. Свинтус посвистывал в такт. Красиво получалось, мелодично. Настроение становилось таким же светлым, как это золотое утро.
Осень самая чарующая пора года, даже лучше весны, на которую приходится наш с Вейасом день рождения. Таинственная, волшебная. В преддверье ненастной зимы ничего не происходит просто так. Предзнаменование беды скрывается в каждом падающем листке, в завывание ветра, в расточительно-огненных лучах солнца, в мерцании звёзд на иссиня-чёрном небе. Ждут ли они волшебного сна, упокоения или самой смерти?
Безмятежность нарушил хрустнувший сук. Свинтус замолчал и принюхался.
— Выходи, тебя застукали! — усмехнулась я, накидывая на себя длинную льняную рубашку Петраса.
Я подвернула рукава и немного ушила её, чтобы не выглядела совсем уж с чужого плеча. Пыль дорог перебила запах насильника, забылись прикосновения и слова, память укрыла случившееся милосердным туманом. Не разберёшь в нём ничего, если не приглядываться.
Из-за сосновых стволов выступил Вейас, опустился на поваленное дерево и с мягкой полуулыбкой глянул на меня:
— Если так часто мыться, можно заболеть.
Я фыркнула:
— Если я ношу мужскую одежду, это не значит, что от меня должно пахнуть, как от мужчины.
Вейас отвёл взгляд, пока я надевала остальные предметы чужого гардероба: коричневые штаны из грубого сукна, болотного цвета жилетку и серый шерстяной жакет. Плащ я оставила в лагере, чтобы не цепляться за ветки.
— Шустрей! — Вейас поднялся и набрал в котелок воды. — Можешь плескаться тут хоть весь день, но тогда нам придётся блуждать по Каменной роще в потёмках. Мы, конечно, теперь безголовые охотники на демонов, но не настолько, чтобы соваться в их логово ночью.
— Ворчун! — я поцеловала брата в щёку прежде, чем он успел увернуться. — Справимся, я же с тобой.
Над макушками сосен с прощальным клёкотом пролетела стая белых лебедей. На зимовку собрались.
Вейас приложил пальцы к щеке и едва слышно пробормотал:
— Пока ещё со мной…
Вдвоём со Свинтусом мы побрели к лагерю, а брат протяжно смотрел нам вслед.
После расставания с Петрасом мне удалось уговорить Вея не обманывать простолюдинов, а охотиться на демонов по-настоящему. Не на варгов и им подобных, а на кого поменьше, чтобы набраться опыта перед встречей с вэсом. Ведь никто толком не знает, какой мощью обладает этот демон. Надо быть во всеоружии, когда мы с ним столкнёмся.
Решение это оказалось верным. Народ в Лапии был куда менее доверчивым и благодушным, чем в Кундии. Они внимательно проверяли дорожные грамоты, изучали гербовые подвески, разговаривали с подозрением и придирчиво осматривали туши, но платили всегда хорошо.
Лапия была своеобразной страной, да и не страной вовсе! Королевской династии, которая бы вела родословную от богов и управляла всеми подвластными землями, тут не имелось. Каждый город выбирал правителя сам, и если бургомистр не справлялся с обязанностями, назначали нового. Друг от друга города никак не зависели и даже соревновались с соседями в зажиточности и благополучии. Самым богатым городом с развитыми ремёслами и торговлей считался Виборг, который находился в сердце страны, но мало-помалу уступал Упсале, самому северному из городов Лапии. Она стояла на берегу Западного моря, отделённая от остальной земли горным перешейком. За городом начиналось Утгардское нагорье, через которое и пролегал путь к Хельхейму. Далеко ещё! Хотя мне всё время казалось, что половину дороги мы уже прошли.
Русла рек причудливо изрезали землю волнистым рельефом. Каменистую почву плоских фьёльдов устилал седой олений мох, переходящий в заросли кедрового салатника. Иные холмы и невысокие горы частоколом покрывал таёжный хвойник. Стройные сосёнки, величавые пихты, разлапистые ели и облачившиеся в пламенеющее золото лиственницы колыхались на ветру, шумели, словно переговариваясь друг с другом о ведомых лишь им тайнах, и печально роняли на землю иголки. Красиво, аж дух захватывает!
Люди редко отходили от поселений. Если и путешествовали, то большими компаниями по нахоженным дорогам. Дикий край за их пределами человека не знал. Звери, не таясь, выходили из чащ навстречу, чтобы удовлетворить любопытство, но, хвала всеблагому хозяину тайги, медведю Дуэнтэ, нападать не осмеливались. Должно быть, убийством варгов и прочих мелких демонов мы заслужили покровительство грозного божества и искупили вину за пролитую кровь единоверцев.
А демоны здесь кишмя кишели. Злокозненная мелочь не боялась даже к жилищам людей забредать и пакостничать в открытую. В одном городке нам попалась бракса — невысокая козлобородая тварь, которая сцеживала у коров молоко по ночам. Раздобрев на дармовых харчах, она стала слишком неповоротлива, и Вейас смог уложить её одним метким выстрелом. Возле стоявшей на отшибе фермы мы встретили двалпу — деформированного карлика без головы. Его глаза находились на груди вместо сосков. Демон обманом забрался фермеру на спину и обвил своими ремнеподобными ногами его плечи. Бедолаге приходилось не только таскать на себе мерзкую тварь, но ещё и кормить её своим обедом. Когда мы подоспели, фермер уже падал от изнеможения. Атаковать демона мы побоялись. Ощутив опасность, он мог свернуть фермеру шею. Вейас схитрил — подливал двалпе эль, пока тот не опьянел настолько, что рухнул на землю. Тут-то мы и порубили его на части. Избавленный от непосильной ноши фермер на радостях поменял наших заморённых лошадей на свежих. Низкорослые и мохнатые, они разительно отличались от благородных скакунов, на которых мы привыкли ездить. Но надо отдать должное местным кашлаткам — холод и недостаток пищи они переносили куда лучше.