Линза скользнула мне в ладонь. Индикатор замка загорелся зелёным.
Дверь беззвучно отодвинулась в сторону.
— Вам что-то нужно в чужой комнате, — раздался за спиной чей-то голос, — или вы просто заглянуть решили?
Я резко развернулся на каблуках. Правая рука против воли потянулась к отвороту плаща, за пистолетом. Но в последний момент я удержался.
Из-за угла, затянутого табачным дымом, выступила темноволосая женщина. В отставленной руке она держала дымящийся мундштук. Голубые глаза смотрели возмущённо, почти враждебно: и здесь мы опять были незваными гостями.
— Национальная полиция. — ответил я, вместо пистолета демонстрируя женщине зажатую в ладони Линзу. Фудзисаки продемонстрировала свою, правую руку всё ещё держа за отворотом макинтоша, на кобуре. — Инспектор Штайнер, уголовный розыск.
— И у вас есть ордер? — не отставала женщина. Всё ещё глядя на нас, она затянулась, приложив мундштук к губам. Сигарета зажглась алым огоньком. — Что вам нужно от Хироко?
— Мне не нужен ордер. — сказал я (и это было чистой правдой: открывать двери я мог без всякого ордера). — Госпожа Вишневецкая убита.
Алый огонёк погас.
— Убита?.. — потрясенно прошептала женщина. Мундштук со стуком выпал из её пальцев. — Но как… почему… Хироко не… Что случилось?!
— Этого мы не знаем. — ответил я. — Пока не знаем. — запоздалая догадка пришла мне в голову, и я перешел в наступление: — Вы её подруга?
— Д-д-да, — заикаясь, ответила женщина. — А-Анжи. Анжелика Ицуко Г-Грушина…
Та самая Анжи, про которую упоминал Валленкур. Отлично.
— Я п-п-просто… — пробормотала, запинаясь, Грушина, — п-просто думала что она уехала… на выходные, к Сэйдзи… к её парню. А она…
— Часто отлучается? — спросила Фудзисаки, обменявшись со мной взглядом. Я едва заметно кивнул.
— Д… Да, — кивнула Грушина. — Они познакомились чуть больше года назад. Хироко стала ездить к Сэйдзи на выходные, уезжала к нему, когда у нас был отпуск…
— Каждые выходные? — уточнила Жюстина.
— Как получалось… — Грушина моргнула; в углах её миндалевидных глаз блестнули слёзы. — В последний месяц она уезжала очень часто, каждые выходные. Пару раз в середине недели… Здесь она оставалась только когда работа совсем поджимала. Она всё хотела переехать к нему насовсем, уйти с работы…
Она шмыгнула носом.
— Многие уходят с работы? — спросил я. Лояльность к работодателю в сатурнианском обществе обычно сильна — но не настолько, чтобы терпеть плохих работодателей бесконечно долго. Отчасти поэтому настолько же сильна была корпоративная культура.
— Не знаю, как в остальной Администрации, — покачала головой Грушина, — но у диспетчеров условия не блещут. Смены долгие, работа монотонная, а платят… — она пожала плечами. — Соцпакет тоже негустой… Тут и работают-то в основном, ну, понаехавшие, Сэйдзи, наверное, один был такой — из местных… Нас с Хироко и наняли-то из-за того, что тогда, два года назад, ушло много здешних диспетчеров, с Титана-Орбитального. Мы заселились вместе, дружим с тех пор… — Грушина снова заморгала. — А жалование подняли, но не настолько, чтобы хватило на квартиру в городе, не в Дэдзиме же…
Действительно, подумал я: низкую арендную плату Дэдзима с лихвой компенсирует соседями, гайдзинами и преступностью. В тесном же Титане-Орбитальном, где каждый клочок земли — на вес золота, цены, мягко говоря, астрономические. Мне, учитывая, сколько я платил за аренду своей квартиры, это было известно не понаслышке.
Учитывая, сколько крови льётся каждый год из-за этих клочков земли — тем более.
— …Почему её убили? — тихо спросила Грушина. — Почему — её? Хироко никогда… она всегда была такой доброжелательной, такой трудолюбивой… просто пыталась честно работать… почему — её?
— Мы не знаем. — ответил я, и в этом было куда больше правды, чем мне хотелось бы. — Но обязательно узнаем.
Грушина молчала, опустив глаза. Длинные волосы упали водопадом, скрыв её лицо.
— Вы позволите осмотреть её комнату? — спросил я.
— …Конечно, — сдавленным голосом произнесла Грушина. — Едва ли она уже… будет… против…
Она отвернулась.
Я промолчал и переступил порог.
* * *
Комната Хироко Вишневецкой была аккуратной. Отчего-то, несмотря на свои скромные размеры, она казалась едва ли не вдвое больше. Всю левую сторону комнаты занимал шкаф и узкая кровать (неудивительно, подумал я, что Вишневецкая переехала к Валленкуру при первой же возможности), затем маленький стол с висевшим над ним экраном и несколько шкафчиков на стене справа. Под стеной стоял одинокий вращающийся стул с тёмно-синей обивкой. Стены приобрели выцветший пастельный цвет.
Да, решил я, это было намного лучше капсульного отеля в Дэдзиме. Насчёт капсульного отеля на Минбане я не был бы столь категоричен, но от помещения, переделанного под гравитацию, я готов был ожидать худшего.
— Что мы ищем? — спросила Жюстина, входя вслед за мной. Дверь с негромким шипением захлопнулась за ней. — И кстати, я спускалась в их чёртов центр борьбы за живучесть, как ты мне сказал. Датчики там в полном порядке.
— А камеры смотрела? — спросил я, выуживая из кармана перчатки. Обыкновенные белые форменные перчатки, в таких случаях — совершенно незаменимые.
— Да смотрела я. — отмахнулась Жюстина. — Всё работает. Как бы наша убийца не испарилась из диспетчерской, это определенно было не через пожарную лестницу.
— Тогда остается только шлюз. — поджал губы я, натягивая перчатку. — А это дохлый номер, в космосе ищи-свищи.
— Так с чего мы начинаем?
Я призадумался. Взглядом я обшарил всю комнату, непроизвольно задержавшись на потолке. Так и есть — из дальнего угла чёрным глазком на нас таращилась камера.
— Начинаем мы, — вслух сказал я, — вот с чего. Ты обыщи шкаф. Я пока займусь столом.
— Что искать-то?
— Всё, что угодно. — я пододвинул себе стул. — У нас настолько мало улик, что сейчас сойдёт хоть что-то.
Фудзисаки фыркнула и распахнула шкаф. Я постучал пальцем по столешнице и не особенно удивился, когда компьютер сразу же, без дополнительных премудростей, включился. На столешнице проступила клавиатура; экран над столом зажёгся и затребовал пароль. Линза разобралась с этим очень быстро, и я забрался на рабочий стол.
За каждым использованием Линзы ведется строгий учёт — отслеживается и записывается каждое включение, и получить доступ к записям для Собственной Безопасности МВД было не просто, а очень просто. Я больше чем был уверен, что одна из этих милейших людей прямо сейчас заглядывала мне за плечо.
Меня это не беспокоило.
— М-м-м, какие милые трусики. — пробормотала Жюстина у меня за спиной.
— Положи на место. — бросил я. — Тебе своих мало?
— Уже и полюбоваться нельзя…
Я покачал головой.
Ничего очевидно подозрительного на компьютере Вишневецкой не было. Почту заполняли циркуляры и служебные записки Администрации, в основном непрочитанные. Учитывая, что такие циркуляры зачастую генерируются с минимальным человеческим участием, меня это нисколько не удивляло. В записной книге было много, очень много исходящих звонков Валленкуру: входящих тоже не меньше, но там наблюдалось хоть какое-то разнообразие. Из него я узнал только Грушину, а вот на одном звонке годичной давности моё внимание привлек адрес — Маруморийск, округ Рея: родители? Похоже было на то. Жуткая провинция, одно из тех орбиталищ по сто тысяч жителей, каких в Сатурнианской Гегемонии без числа. Я боялся даже представить себе жизнь в таком месте.
Я начал перебирать файлы: фотографии, фотографии, снова фотографии… надо будет поинтересоваться, сколько у диспетчеров Портовой Администрации оплачиваемых выходных, поскольку, судя по количеству снимков, Вишневецкая исходила вдоль и поперёк чуть ли не весь Титан-Орбитальный. Музыка, сериалы, даже небольшая аккуратная папка с порнографией, как и положено любой приличной девушке, была на месте.
И ничего, что могло бы намекать на то, почему Вишневецкую убили.
— Нашла что-нибудь? — спросил я, не оборачиваясь.
— Шмотки, шмотки и опять шмотки. — уныло ответила Фудзисаки. — После таких трусиков я ожидала чего-то более интересного.
— Они что, из одних завязок состоят?
— Ну-у-у… можно сказать и так…
— Они всё равно не вещественное доказательство, и перестань на меня так смотреть. — отрезал я. В своём фетишизме Фудзисаки даст фору некоторым сотрудницам пенитециарной службы. — Лучше проверь шкафчики.
— Ну ладно… — с сожалением протянула она и закрыла шкаф. Я же посмотрел на монитор.
Ладно. Я бы тоже не стал ничего хранить на устройстве с заводскими настройками доступа. Нет, компьютер заслуживал более пристального внимания, но эту работу я без зазрения совести оставил отделу киберпреступности. В отличие от меня, им за эту скучную и однообразную работу платят.
Итак, что остаётся?
У Вишневецкой могла быть при себе флешка — но тогда её скорее всего забрала убийца, и мы оказываемся в тупике. Или, что наиболее вероятно, Вишневецкая могла отдать такую флешку Валленкуру, если уж она переехала к нему жить. Или же…
Я отъехал от стола и выдвинул ящик. Кроме початой упаковки умной бумаги, в нём ничего не было. Я выдвинул второй ящик. Здесь были какие-то бумаги, открытки, кошелёк, из которого высыпались пластиковые сатурнианские марки. Карточки — это было уже подозрительно: наличные валютные операции отследить банально сложнее безналичных. Но здесь было слишком мало, сотня марок карточками по 25. Недолго думая, я обшарил и кошелёк — какие-то клиентские ваучеры («Кафе Хайфиш»? никогда не слышал, должно быть что-то новенькое), фотография, предсказуемо, Валленкура (распечатанная, это серьёзно), и ничего больше. Я всё же вытащил Линзу и сделал снимки: ваучеры ещё могли понадобиться, магазины и гастрономические предприятия обычно хранят информацию о постоянных клиентах. Затем я перерыл остальные бумаги и открытки. Ничего.
Я наклонился и выдвинул третий ящик. Ящик был завален распечатанными фотографиями, теми же, что я видел на компьютере Вишневецкой. Господи, сколько же она их печатала? Валленкур, Валленкур, Валленкур… а он даже довольно милый, когда улыбается. Некоторые фотографии были сделаны дроном с камерой — Вишневецкая и Валленкур на мосту Кодама, Вишневецкая и Валленкур на фоне Правительственного особняка, Вишневецкая и Валленкур на площади перед Домом Промышленности, Вишневецкая и Валленкур в Музее ксенобиологии (лишайники и папоротники под стеклом прилагаются), Вишневецкая и Валленкур…
Мои пальцы нашарили что-то под последней фотографией. Я бережно оттолкнул её в сторону.
Это оказался листок бумаги — настоящей бумаги, коричневатой, грубой, похожей на упаковочную. Совсем неудивительно — писчей бумагой, по причине дешевизны и многоразовости бумаги умной, не пользуются даже в Сибири. Печать фотографий и то происходит на умной бумаге, пусть и несколько более тупой — но на ней с таким же успехом можно печатать видеозаписи. Где ещё было найти обычную, доисторическую, бумагу? правильно, в упаковке от чего-то. Или в туалете.
Я осмотрел листок. Наверху его карандашом было выведено:
12.03 — 3-4.
TCD 51584.
— Жюст, — позвал я. — Подойди-ка сюда.
— Что там? — спросила Фудзисаки, оставив шкафчик. Она заглянула ко мне через плечо: — Нашёл что-то?
— Возможно. Жюст, ты видела почерк Вишневецкой?
— Почерк? — переспросила Жюстина и задумалась. — Нет, — сказала она после короткой паузы. — Не видела. Думаешь, это её?
— Может быть. — ответил я, разглядывая листок. — А может быть и нет. Как ты думаешь, «TCD 51584» похоже на код транспондера?
— На него и похоже, — пробормотала Жюстина, — пять цифр, всё правильно… погоди, двенадцатого марта?
— За три дня до того, как Вишневецкую убили. — сказал я.
* * *
Грушина дожидалась нас в коридоре, где сплошной завесой стоял дым: она снова курила, теперь уже прямо здесь. Я решил удержаться от замечания.
Курение успокаивает нервы. От этого табак не становится меньшей гадостью (в конце концов, нервы можно успокаивать и другим способом), но Грушиной определенно нужно было успокоиться.
— Вы что-нибудь нашли? — подрагивающим голосом спросила она. Её глаза были покрасневшими и опухшими от слёз.
— Нашли. — я продемонстировал ей листок. — Вам о чём-нибудь говорят эти цифры?
— Н-нет… — Грушина прищурилась, присматриваясь, и покачала головой. — Нет, не говорят. Простите меня, пожалуйста, но я впервые вижу этот листок. Откуда он?
— Мы нашли его в ящике стола. — сказал я. — Госпожа Вишневецкая ничего вам не передавала в последние три дня?
— Я её даже не видела. — грустно произнесла Грушина. — В пятницу мы работали в разные смены, я её не застала… — её губы задрожали. — Моя подруга мертва, а я не помню, когда я последний раз видела её.
— Не волнуйтесь. — мягко сказал я. — Госпожа Грушина, я вынужден буду просить вас не покидать Титан-Орбитальный в ближайшее время. Полиции может понадобиться ваша помощь.
— Я и не собиралась… Где Сэйдзи? — вдруг спросила она. — Что с ним?
— Господин Валленкур, я полагаю, у себя дома. — ответил я. — Он первым обнаружил тело госпожи Вишневецкой.
— О боги. — прошептала Грушина. — Бедный Сэйдзи…
— Не сомневаюсь. — кивнул я. — Скоро сюда прибудет экспертная группа. Возможно, им понадобится ваша помощь.
— Я… я поняла. — ответила Грушина.
— И перестаньте грубо нарушать нормы техники безопасности. — добавила Фудзисаки. — Неработающие датчики не освобождают от ответственности.
— Здесь вытяжка. — сухо ответила Грушина.
— Наличие вытяжки — тоже. — парировала Жюстина.
Грушина гневно уставилась на неё. Я поднял руку.
— Спасибо за то, что уделили нам время, госпожа Грушина. — сказал я.
— Не стоит… — начала она и осеклась. — Простите, господин инспектор. Вы найдёте её? Убийцу Хироко?
— Найдём. — твёрдо сказал я и отвернулся. — Хорошего вам вечера.
Особого выбора у меня не было: либо я найду убийцу, либо Мэгурэ сдерёт с меня три шкуры. Я предпочёл бы первое.
Грушина осталась стоять посреди коридора. На двери комнаты проступили иероглифы «ПОЛИЦИЯ — НЕ ВХОДИТЬ», оставленные моей Линзой.
* * *
— Тебя завезти домой? — спросила Жюстина, пока лифт спускался вниз, в Титан-Орбитальный. На этот раз за штурвалом была она. Я пожал плечами.
— Завези, конечно. — ответил я. — И забирай машину. Завтра утром заглянешь за мной, и будем работать дальше.
— Замётано. — согласилась Фудзисаки. — А с чем работать?
— С записями. Я надеюсь, хоть завтра Ямагата с подручными возьмётся за это дело… — так как практически любое преступление имеет какое-то отношение к информации, отдел киберпреступности постоянно завален работой. — Ещё надо бы полюбоваться на труп Вишневецкой и на результаты экспертизы… да и Валленкура опять допросить. Особенно теперь, когда у нас есть это. — я многозначительно постучал по внутреннему карману плаща, где, зажатый между кобурой и подкладкой, покоился листок с цифрами.