— Куда уж мне? — улыбнулся с превосходством уверенной в себе особы. И даже в своей надменности был хорош, притягателен. И нравился мне, черт его дери! Нет, больше — я его желала. Ночь без него всего и продержалась, увидела и снова кровь начала играть.
Наверное, это страсть. Она нормальных в полоумных превращает.
Энеску замер, встретившись с моим взглядом, и словно понял, о чем я думаю, улыбку спрятал, отвернувшись.
— Иди сюда, — попросил, вытаскивая то ли из кармана халата, то ли из тайника под столом бархатную коробочку потрепанного вида. Кольцо новобрачной? Тогда уж не на палец — на шею.
Бройслав, видя мою настороженность, открыл футляр:
— Я купил это на Сотби два года назад. Можешь определить, что это?
Вопрос интересный да и вещичка любопытна. Я подошла и уставилась на кулон на древней, потемневшей от времени цепочке, массивной, золотой. Мне показалось, что где-то я его уже видела, хотя могла поклясться — нигде и никогда. Но кулон с огромным сапфиром посередине и множеством мелких рубинов и топазов по узорной филиграни чеканной бляхи будил волнение в груди.
— Старинная вещь, — прошептала я, мгновенно оценив, что стоит она как прихожая Лувра. Потянула пальцы к мерцающим граням сапфира, провела по шершавой поверхности орнамента, по витым звеньям цепочки. — Век четырнадцатый.
— Одиннадцатый — двенадцатый.
— Раритет, — взяла с благоговеньем в руку, не замечая, что Бройслав следит за мной слишком пристально, почти как гриф за дичью. Меня манил кулон, в полировке камня виднелась царапинка и будила странные ощущения, картинки: каменные стены, отсвет очага, женщина, потом грязная тряпица и запах, острый запах прелой листвы и стылого воздуха, удар, толчок в грудь…
Наважденье.
— Такие вещи опасны, — заявила, с сожалением расставаясь с кулоном. — Старинные предметы несут на себе заряды множества прошедших жизней, тех, у кого они были, кому служили. Они несут проклятье, вбирая прошлое в себя и перенося его в сегодняшний день. Несчастлив был хозяин этого кулона и ты, приобретая его, берешь несчастье на себя. Зачем он тебе?
— Тогда не знал, — приподнял за цепочку, качнул, с прищуром разглядывая украшение. — Увидел и отчего-то очень захотел купить.
— Ты всегда идешь на поводу своих желаний?
— Конечно, желания просто так не возникают. Они нить, связующая что-то скрытое от нас в прошлом и ведущая в будущее. Проводники меж событиями на временной ленте нашей жизни.
— Ты помешан на мистике.
— Возможно. Но это не минус, а плюс. Самое простое отрицать непонятное, самое сложно — пытаться его понять.
— А легких путей ты не ищешь. Неинтересно, верно?
Бройслав улыбнулся, глянув на меня:
— Как и тебе. Кулон — подарок тебе.
— О, благодарю, но оставь себе.
— Не хочется обладать им? — Он не верил. Значит, на моем лице слишком явно отразилось желание взять украшение. Сдаю. Или сдаюсь? — Признайся, тебя тянет к нему… как и ко мне.
Я скорчила пренебрежительную рожицу и хотела уйти да не смогла — кулон словно приворожил меня и не отпускал. Я села рядом на край стола, то и дело, косясь на загадочное мерцание камня.
— В свое время мне понравился меч, его выставили на Сотби и стоил он как крыло от Боинга. Зачем мне меч? А я купил. В аннотации к нему говорилось, что он принадлежал одному рыцарю времен короля Гая. Древнее оружие. У меня даже зависимость какая-то от него образовалась — я все время вертел его в руках, разглядывал, трогал. Я словно встретился с самим собой. Дежавю? Относись я к мистике прохладно, отмахнулся бы, но я начал копать и узнавать историю меча и выяснил, что он действительно в истоке принадлежал вассалу короля Гая Лемзи Де Ли. Славный вояка, герой крестового похода, верный подданный его величества и… хозяин замка Даган.
Я вздрогнула, уставилась на мужчину: сердце не билось — начало выпрыгивать из груди.
— Ну, Даган и Даган. От замка остались лишь заросшие мхом руины, — продолжил Бройслав медленнее, тише и, глядя мне в глаза почти как гипнотизер, цепко, въедливо, не отпуская и не давая отвернуться мне. — Свидетельств, понятно, о жизни того сеньора никаких. К чему все? Я отложил все, что узнал, в память до лучших дней. И вот мне в руки попадает эта вещь, — качнул кулоном. — Выясняя ее историю, я узнаю поразительное совпадение — меч и украшение связаны друг с другом — они из одной гробницы. Из фамильного склепа Де Ли. Один проныра раскопал на месте развалин замка, холмов и нагромождения камней старинное захоронение. Опять же случайно. Конечно, власти ставить в известность он не стал, продал, что нашел, по мизерной цене скупщику, а тот другому, потом еще одному. Затем коллекционер приобрел вещицы и сдал их на аукцион, желая поправить пошатнувшиеся дела. Я нашел исток, того кладоискателя и выяснил, что кроме кулона и меча в склепе были и другие интересные вещи. Особенно меня насторожили каменные надгробия с надписями титулов и имен почивших, сохранившиеся, словно их поставили вчера. Знаешь, что они гласили?
Бройслав встал и выставил кулон.
— Это украшение принадлежало молодой Исвильде Де Ли. Тебе.
— Бред, — прохрипела, отчего-то поверив сразу.
— Я б тоже так подумал, если бы не встретил ту гадалку в Москве. Кулон твой, Лена. А меч мой — Оррика Даган.
— Допустим, — прошептала, зачарованно глядя на сапфир. — Что это меняет?
— Мы снова встретились.
Я посмотрела на Бройслава: он всерьез?
И наваждение опять — вспышка: грубые кольчуги, кони, мечи, крик, холод, запах влаги, дрожь и страх. Смешенье чувств, картин, обрывки впечатлений, мыслей и лицо что словно высекали на скале, а получилось — в моей памяти. Бройслав — Оррик. Их было трудно не сопоставить: того и этого. Тот моложе, грубей чертами, нос другой и подбородок, и волосы, прическа. Но глаза один в один, как если бы тот прожил еще лет десять.
Я вырвала кулон и, бросив в футляр, закрыла крышку: хватит!
Бройслав с прищуром глянул на меня:
— Нервничаешь? Отчего же если не веришь?
— Ограждаю психику от лишнего яда мистики.
— Хорошо, — навис надо мной, руками в стол уперся. — А я в футляр войду? Ты сама? Не стоит бегать, девочка, и бесполезно.
— Ты ненормален, — разозлилась.
— Да, — улыбнулся насмешливо.
Мне захотелось ударить его по монументальной, ухоженной физиономии и тем избавиться от соблазна видеть ее, дотронуться пальцами до щеки, впиться в губы. Их вкус уже преследовал меня, глаза одно желание будили — запомнить их. Или вспомнить, принять как есть, сдаться.
Лучше оттолкнуть, разбить иллюзию пусть грубо, но точно, и тем уйти от наважденья, в котором я — не я, а он — не он, и оба — марионетки то ли Богов, то ли себя самих. А может провиденья?
— Я больше не стану убеждать тебя…
— Прекрасно.
-.. Но завтра свадьба…
— Без невесты.
— Что нужно сделать, чтобы она появилась? — потянул за пуговицу. Я хлопнула по его руке:
— Не это.
Он выгнул бровь в сомнении и вдруг заломил мне руки, скинул жестом со стола посуду, освобождая место.
Мои зрачки расширились, я поняла, чего он хочет, но не поняла, как он догадался, что я хочу того же.
Мне в голову пришло испытать его, сорвать с лица маску великосветского джентльмена. К досье, в которое он не верил, добавить пару штрихов, рискнуть, пойти ва-банк и либо сдаться, либо бежать и от него, и от себя. И если суждено мне первое, то я хотя бы буду знать, с кем на самом деле имею честь ходить в одной упряжке. Фальшь слов меня давно не привлекала — дела, вот истинная суть людей. Повадки их, манеры, реакция на пике накала, действия в состоянии аффекта.
Риск. Я чувствовала, что иду по краю, задумав поиграть с тираннозавром — Бройславом, но мне нравилось рисковать, нравилось играть с ним. Подспудно я чувствовала безопасность, чтобы не натворила, но как бывает часто, интуиция, то неосознанное, что подсказывает тебе верный шаг, отвергается разумом, прагматичным мозгом.
Я не исключение. Мой жизненный опыт был жесток достаточно, чтобы избавить хозяйку от сахарных иллюзий, и слушать подсознание он не желал. А я, привычная ему повиноваться, готова была сдаться на милость Бройслава, но не по мистическим мотивам, не оттого, что что-то связывает нас из прошлых жизней. Чтобы ни было — прошло, сейчас мы другие и в этом мире, в этой жизни, с этим Даганом — Энеску я хотела полной ясности. Хотела знать, с кем имею дело, с кем предстоит мне связаться. Пусть зверем покажется — мне будет проще с ним мириться, чем с этим ласковым, сексуальным, слишком уж покладистым экземпляром.
В конце концов, это было бы справедливо. Ведь он читал меня как Шекспира или Кафку, а сам в ответ лишь обложку посмотреть давал.
— Ты ничего не добьешься, держа меня в клетке своих ласк и стен замка. Я не привыкла к ограниченной свободе и не собираюсь привыкать.
— Дело только в этом?
— Одна из главных причин. Я не рабыня и не пленница.
— И даже не игрушка, — пытливо посмотрел в мои глаза. — И ты свободна.
— Тогда я не хочу опять провести день здесь. Я особа любопытная и деятельная. Познакомь меня с окрестностями. Хочу в город, хочу пройтись по улицам и бутикам, посидеть в ресторане, поиграть в казино. Мне скучно.
Бройслав отвернулся, но я заметила, как его лицо напряглось.
— Хорошо. Собирайся, съездим в город.
Что нужно мужчине от женщины, а женщине от мужчины — не такой уж простой вопрос. Стандартный ответ: секс в первом случае и замужество во втором, мало примитивен — далек от истины настолько же, насколько гороскопы на неделю, напечатанные в какой-нибудь захудалой газетке. Верить им — себя не уважать. Ну, скажите, пожалуйста, как можно и кому нужно составлять гороскоп на индивидуума? Это очень трудоемкая, серьезная работа, для которой мало надо иметь обширные знания по астрологии и астрономии, так еще точно знать дату и время рождения. Гораздо проще сгрести данные под одну планку и выдать общее для нее. Например: Козероги, упрямцы, рожденные с конца декабря по середину января. Ваш гороскоп! — объявляет диктор радио или печатается подзаголовок, и вся туча рожденных в это время внимательно читает ту лабуду, что относится к общему типу Козерога, среднестатистическому, рожденному от начала века и до «вчера». А они, между прочим, бывают утренние и вечерние, дневные, ночные, рожденные в первую или вторую, а то и третью декаду, не говоря уж о влиянии на гороскоп дня недели, в котором родились, года. Ну, и какая может быть точность, если, например, меня, рожденную в одиннадцать вечера второго января 1979 года, ставят на одну плоскость с рожденным пятнадцатого января в два часа дня 1957 года и выдают общее? Мало получается мутированный Козерог, так еще и мутный гороскоп.
Все же в этом отношении я стервь, потому что люблю точность и дотошна к каждой мелочи, прекрасно понимая, что при всей стандартности картины место индивидуалам все же отведено, и места те в вольерах не вакантны.
Контингент человеческого зоопарка делится как фауна на виды, классы, группы, типы, и, как животный мир, многообразен. Достаточно выйти на улицу и убедиться, внимательно оглядевшись вокруг: тут вам и тип простейших, класс жгутиковых — прямые и плоские в своем мышлении как эвглена зеленая, как и положено, с одним ядром, контролирующим их жизнь — у кого желудком, у кого гениталиями. И тип хордовых — прогибающихся, от класса земноводных — тех, что рождены ползать и ползают, начхать им на небо со своей земли, до типа млекопитающих, что, живя на земле, зорко поглядывают в небо и пытаются разместиться и тут, и там, потеснить соответственно везде, где можно и кого можно, а порой и кого нельзя, а вот, удается ли это, уже от вида зависит. Или статуса, если на общечеловеческий язык перевести. Тут уже социология в права вступает, громко шурша листами томов исследований в данной области.
Взять учебник зоологии и типы предстанут перед нами во всем многообразии, а пробелы в знаниях и некоторые неточности можно ликвидировать, ознакомившись с социальной и возрастной психологией. И уже отсюда плясать, выявляя реальные объективные ответы на сакраментальный вопрос о мужчинах и женщинах. И получать не только объективные ответы, но и четкие планы по взятию тех или иных крепостей.
У меня в связи с длительным изучением этого вопроса выработалась своя схема деления человека на группы, типы и классы. Основных я точно знаю — три:
Тип сильных, тип слабых и тип неопределившихся. Причем последние порой как рождаются в этом типе, так и умирают. Именно среди них имеется класс приспособленцев: залипал и прилипал, класс сумчатых, которым всегда мало и всегда надо то, что есть у других, класс паразитов: от «пиявок» до «комаров». Этот тип самый предсказуемый и понятный. С ним просто как с кактусом — главное не забывать поливать надеждой на светлое будущее и удобрять периодически своей верой и преданностью. И живут, плодоносят даже и к тебе тянутся, а только дай слабинку — полей не один, а два раза — на шею сядут и поедут. Легко. А главное, удивятся, если ты возмутишься или воспротивишься.
Тип сильных скуден классами и почти все они в красной книге или собственном недосягаемом для других «вольере», глубоко в «норе» или далеко в «горах» на недосягаемых высотах социальной лестницы или интеллекта. Причем орланы этого типа с рябчиками не скрещиваются, а страусов строго на обед употребляют, как диетпитание.
Тип слабых — самая ранимая и обособленная часть населения. Здесь вам класс мягкотелых моллюсков, которые живут себе, никого не трогая и очень неоднозначно реагируют на любые волнения и воздействия из вне, и класс бесчелюстных. Они все принимают близко к сердцу, переживают за каждую мелочь и по оной же готовы с мазохистским рвением довести себя самостоятельно до харакири или тупого героического порыва по системе Паши Ангелиной: "даешь пятилетку за два дня"!. Их волнуют ливни во Флориде и засыхающий цветок соседки Марь Иваны, а избитый сюжет сопливого сериала они принимают за правду жизни и льют искренние слезы над неудавшейся личной жизнью Мигеля и обманутой Ракиль
Любой бред они готовы принять за правду, а вот что устроят по этому поводу, вопрос чисто индивидуальный: то ли с вышки головой в асфальт прыгнут, в знак солидарности с «Марианной» или начнут активный отстрел гипотетических противников, закроются в своей скорлупе или распахнут ее шире лишь для тебя, единственного и неповторимого друга.
Тут и подход нужен тонкий, особый, почти нежный. И казаться нужно своей, а еще лучше — ничьей, но мягкой, пушистой, ранимой и доверчивой до оскомины. Лишние извилины прятать, чтобы у слабых дополнительного комплекса неполноценности не развить и от себя не оттолкнуть.
Слабые не любят сильных, как сильные не любят слабых. Но первые очень любят мнить себя последними, как сильные иногда любят маскироваться под слабых.
А вот тут и начинается деление на мужчин и женщин.
Мужчины, четко понимая свое назначение, функции, предписанные полу, соизмеряют их со своей личностью, с действительностью и выдают типовые программы, идут по типичной схеме.
Редко встретишь сильного мужчину рядом с сильной женщиной, зато слабый обязательно будет рядом со слабой или неопределившейся. Доминанта класса и пола тяготеет над ними и они ищут инертных, ранимых, доверчивых, вменяемых самок, чтобы рядом с ними казаться хоть самому себе настоящим мужчиной — типовым: сильным, умным, решительным. И пусть он рохля и тюфяк, но стоит ему встретить серую мышку, которая посмотрит на него как на Геркулеса и Эйнштейна в одном лице, а при этом еще намекнет на счастье встречи с половым гигантом и Апполоном, пусть и полысевшим, конечно же, от обилия умных мыслей в голове, то эффект от такой встречи будет сходен напалму, кинутому на семейное гнездо. Его просто снесет вместе с крышей экземпляра. Самец станет личным Санчо-Панса мышки, будет боготворить ее и считать самой идеальной женщиной Вселенной. Его не то, что веником — бульдозером от нее потом не оттащишь.