Посмотрели друг на друга, покивали и разошлись — Лесси в одну сторону, я с Бройславом в другую.
Что-то пошло не так, что-то изначально, с той самой минуты, как я увидела Бройслава, изменилось либо во мне, либо в окружающем мире. Хотя нет, конечно же, во мне — мир крутится вокруг нас, а не мы вокруг него. Именно мы делаем его светлым или темным, опускаем, как занавес, мглу неприятия, недовольства и печали или расцвечиваем солнечными красками любви, веры, привязанности.
Моя привязанность крепко обнимала меня, грея на своей груди, перебирая волосы, читала стихи давно ушедших поэтов. Я засыпала, убаюканная его голосом, лаской и чувствовала лишь одно — бескрайний, пронизывающий до глубины все мое существо покой. В моей душе беспрестанно шли баталии, дискуссии, но здесь, сейчас, с Бройславом мне не с кем было бороться и спорить и совсем не хотелось. Видно, я действительно нашла свою стаю и медуза приняла меня под свой купол. Ядовитый, очень опасный экземпляр хищника был со мной нежен и мил как комнатная собачка. И мне того довольно. Кем бы он ни был для людей, для меня он — любимый.
Глава 27
Я с трудом открыла глаза — мне казалось я впала в летаргию в прошлом тысячелетии, как раз на стыке последних крестовых походов когда нас с Бройславом-Орриком настиг местный отряд робин гудов и щедро потренировался в стрельбе из арбалетов на наших телах. Заснула там, в темном лесу в окружении вояк с пиками и мечами, в обнимку с Бройславом с одной стрелой на двоих и проснулась здесь, в залитой солнцем спальне, на мягкой постели, опять же, в обнимку с Орриком.
— Привет, — улыбнулся он и убрал со лба упавшую мне на лицо прядку. Я ткнулась носом ему в грудь и сильно сжала пальцы, впиваясь в его кожу ногтями, чтобы удостовериться — он реален, я тоже.
— Осторожно, любовь моя, — рассмеялся он, перевернул меня на спину и навис, поглаживая пальцем щеку, губы. — Ты кричала ночью. Плакала. Что тебе снилось? — заглянул мне в глаза.
— Ты. Мы. Наше жуткое прошлое.
— Чем же оно жуткое, малыш, если мы встретились?
— Нас убили.
Глаза в глаза и Бройслав прочел все мои страхи, а я по его глазам — решимость изменить финал прошлой жизни в этой.
— Мы изменились.
— Ой ли?
— Я смогу защитить тебя, Леночка.
— Нас, — поправила, обняв его.
— Нас, — улыбнулся согласно. — На этот раз нас ждет долгая счастливая жизнь вместе.
— Идеалист.
— Реалист. Я все рассчитал, малыш.
— Приготовил запасные аэродромы? — усмехнулась, понимая, о чем он.
— И это тоже. Не стоит ждать и скрываться. Муххамед…
— Тот дородный мужчина с седыми висками? — припомнила вчерашнего гостя.
— Да. Он знаком с Аббасом и передаст ему весть о свадьбе. Это будет повод поговорить и договориться.
— Ты не знаешь Нур-Хайли…
— Знаю, Леночка. Положись на меня. Есть вещи, от которых мужчины не отказываются, и это не женщина, хоть и женского рода.
— Власть, — сообразила.
— Да. У меня есть, что ему предложить.
— Даже догадываюсь, что, — с легким упреком посмотрела на Бройслава. Тот выгнул бровь:
— Поделись.
— Вчера ты что-то добавил мне в кофе.
— Я? — его удивление было почти искренним, но мой пытливый взгляд уловил восхищенный, чуть лукавый блеск его глаз.
— Ах, как некрасиво опаивать невесту, мессир! — улыбнулась, понимая, что Бройслав будет скрывать этот факт до последнего, боясь осуждения с моей стороны. Но я не осуждала. Благодаря его поступку я почти полностью поняла характер любимого — Энеску не умеет останавливаться, он привык выигрывать при любом раскладе. Ценное качество.
— Чем же, любовь моя?
Да, в Бройславе умер гениальный актер — была бы на моем месте другая, поверила бы без сомнений и даже, наверное, смутилась: как можно в чем-то подозревать мужчину с кристально чистыми и честными глазами!
— Только не изображай лемура!
— Почему лемура? — сел, озадаченно поглядывая на меня.
— Глазки невинные и наивные. Ах, я почти поверила! — села и я, легонько толкнула его в грудь. — Ты хищник. Матерый, не поддающийся дрессуре саблезубый тигр! Тебе что в лоб, что по лбу — ты захотел, значит, так тому и быть!
— Это портрет не хищника, а эгоиста.
— Мы все эгоисты. Другое интересно, откуда у тебя препарат, превращающий людей в болванов? Стой! Галочка Перетрухина не для того ли вам нужна была? А я? Проект Селезнева?
— Что за проект? — насторожился он.
— Так… Одна интересная разработка. Она не удалась — тяжелые побочные явления: головная боль, сонливость, тахикардия, галлюцинации, немотивированные страхи. А у меня ничего.
— Стал бы я тебя травить…
— Конечно, ты лучше отравишь кого-нибудь другого. Советую Аббаса.
— Это не решение проблемы.
— Скажи лучше, большой риск.
— Одно и тоже.
— Понятно. Охрана у шейха серьезная, подкупить не удастся, а засветиться легко, и тогда — пиши пропало.
— Но мы же не поступим настолько глупо? — улыбнулся Бройслав, подтягивая меня к себе.
— Может тогда примем в жизнь первый вариант — я буду тихо-мирно сидеть в твоем феодальном строении, пока не нагрянет старость.
— Сумеешь? Ты? Нет, — погладил меня по лицу. — Я не хочу прятаться, как не желаю рисковать тобой. Мы придем к соглашению с Аббасом… Интересно, с чего ты решила, что я что-то подлил тебе?
— Симптомы примечательные. Я чувствовала себя роботом — попугаем. Надо бы обидеться на тебя, — нахмурилась, изображая раздумья.
— О, нет! — фальшиво испугался Энеску. — Я искуплю! Заглажу!
И полез целоваться, а руки принялись ласкать.
— Своеобразное искупление вины, — не сдержала улыбки.
— Чем плохо, Леночка? Обещаю, ты забудешь все обиды…
— А также свои анкетные данные! — засмеялась, отдаваясь во власть его ласк, обняла его. — Странно, но на тебя я совсем не могу обидеться
— А хочешь?
— Не хочу, — призналась. — Наверное, я действительно люблю тебя. Люблю, — прошептала, любуясь чертами Бройслава. Впервые я произносила это слово всерьез и впервые не боялась привязанности к мужчине, но очень сильно страшилась его потерять. Наше с ним будущее было зыбким, напоминающим архитектурный план здания на бумаге. План есть, а здания еще нет, и будет ли — неизвестно. Но если приложить усилия, если постараться и сберечь от сторонних посягательств нашу мечту, она сбудется, уж меж собой мы как-нибудь найдем общий язык.
Аббаса я опасалась не из женской мнительности — я точно знала тип таких хищников. Он был гиеной, упорной, терпеливо следующей за добычей, ожидая пока она издохнет. Он сам не станет марать руки, но натравит других, не станет загонять нас, но сделает все, чтобы загнали другие, обескровили и ослабили, а сам постоит в стороне и посмотрит, чем дело закончится, дождется, когда дичь падет, и тогда устроит пир. И не отступит, нет. Бройслав отодвинул меня за свою спину и тем подставил себя — у шейха теперь вдвое больше желания затравить дичь, и мстительная восточная кровь легко одарит его коварным планом по осуществлению своей мечты. О, в этом я не сомневалась.
Я была далека от мысли, что Бройслав его недооценивает. Энеску осторожен, умен и хладнокровен — это плюс, но он может переоценить себя, а я не желала, чтобы из-за меня он получил проблемы, не то что пулю в спину. За Аббасом не задержится — факт. Не факт, что Бройслав понимает, какого опасного партнера решил надуть в «вист», используя крапленые карты. И за меньшие грехи Нур-Хайли к праотцам друзей отправлял, не то что партнеров.
А то, что он не найдет меня — слабое утешение, похожее на сыр в мышеловке. Наверняка и Бройслав это понимает, оттого и решил идти ва-банк.
Но, конечно, я не стану унижать его мужское достоинство, подвергая сомнению его решения — я просто подстрахую, буду вести параллельную игру, пока шейх не сделает себе харакири, не попадет в лапы своих мстительных чаяний.
Остальные жаждущие сатисфакции меня не волновали — во-первых, мелковаты, во-вторых, вменяемы, в-третьих — дважды на грабли имени меня, любимой, наступать не станут, да и с Энеску им тягаться слабо — эта Pysalia любого отпугнет. Макрухин — тем более. Дотянись, питон. В этих прериях его пустят лишь на свой обед и даже чешуей не подавятся. А друзья Савелия тем более из тени не выступят — зачем им скандал со столь значимой и веской фигурой, как Энеску во главе? Они, скорее, о содружестве помышлять начнут. Хотя подстраховаться в этом плане не мешало бы — все-таки я не святая наивность в сказки верить.
— Надеюсь, ты думаешь обо мне? — прошептал Бройслав, входя в меня.
— Конечно, — мяукнула ему в ушко, впиваясь ногтями в спину: только о тебе и думаю. И будь уверен, на этот раз я не та безответная трусишка Иволга, уж чему — чему, а защищаться научилась и смогу постоять за себя да за тебя. — Нас никто не разлучит.
— Никто.
Так началась семейная жизнь.
Лена стала для Бройслава эталоном совершенства: робкая и дерзкая, нежная и грубая, смелая и застенчивая, страстная и холодная. Он не задумывался, как в одной личности уживаются прямо противоположные качества — он был уверен — только так и может быть.
В разумных размышлениях и в капризах она была одинаково трогательной, прекрасной и привлекательной для него. Она ежедневно изумляла его, приоткрывая все новые грани своей личности. Холодно-надменный взгляд светской леди в ресторане сменялся пылким, лукавым взглядом дерзкой шалуньи, как только они выходили на улицу и садились в машину. Плавная, размеренная речь сменялась ехидными ремарками и остроумными замечаниями, легкая, едва натянутая улыбка уходила в небытие, как только Лена садилась за руль и гнала по трассе.
Ненормальная, — мрачнел Гарик, а Бройслав млел от радости и пил как нектар каждый жест, каждую эскападу любимой.
Хочешь устроить ралли?
Пожалуйста.
И они гоняли по серпантину, пытаясь обогнать ветер, и смеялись ему в «лицо».
Хочешь дикой ссоры и бурного примирения?
Пожалуйста.
Она кричала — он с улыбкой слушал ее, любуясь искаженным от гнева лицом. Даже на пике раздражения она казалась ему идеалом и вызывала желание. И шипела, вырываясь, царапалась, заводила его настолько, что он терял голову, а потом сдавалась и кричала уже от страсти.
Хочешь шокировать светские сливки, ввалившись на раут в драных джинсах и кроссовках?
Пожалуйста.
Хочешь подвеску из рубина на триста карат?
Пожалуйста.
Хочешь устроить танец живота на приеме у премьер-министра?
Хорошо.
Хочешь спеть на концерте рок-металлистов прямо на сцене?
Не проблема.
Хочешь почитать Данте в подлиннике?
Пожалуйста.
Хочешь освоить стрельбу из гранатомета? Хочешь увидеть созвездие Кассиопея и вспышку сверхновой, всю ночь наблюдать за звездным небом? Хочешь побыть в тишине и уединении? Хочешь устроить дебаты на тему исторической парадигмы или влияния ультранизких частот на биологическую систему организмов? Хочешь раскопать наследников Даган и проследить их генеалогическое древо?
Без вопросов, любимая!
Он не противился, прекрасно понимая: все, что она делает — читает ли вслух чушь из жизни светских хлыщей или поет арию Аиды в душе, устраивает стриптиз на трассе или кидает подушку в лицо, копается в архивных документах или вместе с Ким устраивает медитацию над цветком орхидеи — она делает для него, каждый час и день наполняя смыслом. Они играли, развлекая друг друга, импровизировали, ставя в тупик и заставляя соображать и находить все новые и новые варианты выхода. Они, не сговариваясь, жили по одному правилу: есть наш мир и их мирок. Наш мир — закрытая для других зона, их мирок — арена развлечений, а жизнь игра, вечная игра в разные забавы. И чего бояться, что может остановить тех, кто прошел грань жизни и смерти при жизни и в смерти? Кого жалеть было им здесь, в аду человеческого театра, где каждый играл точно так же, как они, но скрыто, искусно завуалировав свои истинные лица под маски выданных и выдуманных ролей? Они же скинули их, расправили крылья, те, что обрели благодаря своей любви, и летали без страха над адом, кружили над суетой и глупейшими целями, к которым рвалось большинство. Им не нужны были законы и правила тех, кто барахтается в лаве низких эмоций и лишь поглядывает в небо, не решаясь обрести его. У них были свои законы, свои правила — как свой, обособленный мир — островок рая посреди вод Стикса.
Орион сплавился с девушкой, как сталь со стеклом, и не представлял жизни без «Леночки».
И даже Гарик сдался, заметив как-то: `вы стоите друг друга. Оба неоднозначны'.
`Ненормальны'? — лукаво улыбнулся ему Бройслав.
`Ну-у… Есть такое'.
`Если б ты знал, друг мой, как прекрасно это безумие! И поверь мне — только в нем и стоит жить'.
Я не просто так устраивала эскапады. Я хотела выманить Аббаса и поставить точку хотя бы на эпопее с одним врагом. К тому же мне было интересно, как поведет себя Бройслав — мягкий, ласковый, безмятежно добрый и все же твердый как кокос. Я увязла в нем как муха в патоке и дошла до последней точки безумия — молилась, слушая его сонное дыхание ночью, просила Бога и всех, кто говорит, смотрит на нас с небес, об одном: даруйте ему долгую и счастливую жизнь в здравии, любви и благополучии.
Почти месяц мы жили с ним вместе и, казалось бы, пора насытиться обществом друг друга, возможно, устать, но нас только больше распаляло и сплавляло время, запутывало и опутывало настолько, что я уже не знала, где Бройслав, где я.
Стоило ему начать декламировать Тютчева — я подхватывала, выдавая следующую строчку. Стоило мне запеть — он подхватывал. Мы могли не говорить часами и обмениваться лишь взглядами, но понимали друг друга абсолютно. Каждый его жест, взмах ресниц, оттенок эмоции, отражающийся в глазах, был понятен мне — я знала его причину и следствие. Мы пытались насытиться друг другом, и словно безумные все больше привязывались, сплетались, сливались, дышали в унисон, пропадая в сладкой нирване любви, безграничной как небо над головой и чистой как крылья ангелов.
Как я жила раньше?
Как жил он?
Та злость и ярость, что душила каждого из нас, притихла под нежной ладонью приютившего нас чувства. И не было ничего важнее для меня, чем улыбка Бройслава, его взгляда, полного обожания, ласки голоса и трепета объятий, жара губ, аромата кожи и шелковой прохлады волос. Он стал идеалом для меня, Богом, которого я не знала по жизни. Клетка, в которой я жила, распахнула дверцу и выпустила на волю. И я упивалась свободой, без грамма фальши впитывая ее и щедро даря ее любимому.
Любимый. Думала ли я, что когда-нибудь буду шептать мужчине это слово? Оно казалось мне тяжелым и загадочным, как меч короля Артура, что дано было вытащить из камня лишь посвященному. Но вот оно поддалось, легко слетело с губ и проникло в два сердца, как стрела — в мое и Бройслава. И подарило ощущение полного, абсолютного счастья, о котором я не знала, а потому и не мечтала.
Как странно, как удивительно быстро мы сблизились с ним, открылись без утайки и колебаний. Но даже это не настораживало меня, не рождало тревоги или страха о завтрашнем дне. Я была уверена в любимом, как в себе, и все чего хотела: чтобы он был счастлив, чтоб улыбался так же лучисто и смеялся искренне и задорно… чтобы Господь продлил его жизнь за счет моей.
Безумие. Но если он настолько прекрасен, к чему быть нормальной?
Глава 28
Но сколько не скачи наивным козленочком на полянке, нужно и о прозаически настроенных циниках — волках подумать — они не дремлют.
Я ждала, что наше восторженное «блеяние» оборвет утробный рык оголодавшего хищника. Уверена, Бройслав тоже ждал и был наготове — его наивность была явлением, запланированным и строго дозированным, как сезон дождей в Африке. Он ласково урчал мне песни про любовь, но при этом не забывал слушать песнопения окружающих и внимательно следил за малейшим дуновением ветерка возле моей персоны. Он знал, что гиена — Аббас уже дежурил в джунглях, с вожделением поглядывая на наши тушки и исходя жалобным поскуливанием от недосягаемости предметов его страсти. Мы были окружены настолько плотной стеной охраны, что, пожалуй, уж и не проскользнул бы незаметно, комарик не подлетел близко. Один Лесси чего стоил? Что говорить о дивизионе нехилых мальчиков с отмороженными взглядами в демонстративно вздувшихся пиджаках, о массе навороченных штучек по всему периметру огромнейшей территории замка Энеску, что мало отслеживали климат внешней и внутренней среды, так еще и срабатывали как мины-ловушки.