— Нет пока, — улыбнулся я.
— Что-то не успевает чинить сам, вот я и подумал…
Остатки былого величия соседствовали с новациями обыденной жизни современных обитателей. Стенды с объявлениями, написанными от руки, разномастные плакаты времён СССР, очень много предупреждающих и запрещающих табличек. Везде видны элементы защиты от нашествия монстров, много стали и кирпича, подгнившей фанеры и потрескавшегося шифера вообще нет. Окна помещений забраны массивными решётками, над каждой мастерской высится башенка то ли с пушкой, то ли с огнемётом. Отделка станции — из чугунных тюбингов, боковые платформы перрона чуть уже центральной, восемь с половиной метров, на них жильё не строят, слишком опасно. Великолепные скамьи из белого сибирского мрамора сохранились, местные говорят, что ценный материал использовали после сноса в 1931 году храма Христа Спасителя. К сожалению, большинство малых архитектурных форм и элементов декора, не выдержав испытания временем и новыми напастями, скрыты от глаз покрывшей их металлической пылью и плёнкой копоти, хотя костры разжигать категорически запрещено.
По обеим сторонам мастерских — площадки для настольного тенниса, на время тренировок и соревнований над ними включают электрический свет.
Длинный переход между «Новокузнецкой» и «Третьяковской» пуст, освещения нет в принципе, слишком накладно. «Третьяковская» почти полностью заточена под жильё, как место более безопасное. Выход наружу есть и там, поддерживается в рабочем состоянии, но не используется. Наверх по графику поднимаются группы охотников, отгребающие из небольшого «Макдоналдса», что стоит напротив выхода на поверхность, регулярно респавнящиеся готовые блюда, мне как раз довелось попробовать эту прелесть в столовке. Натуральный гамбургер, представляете? Вкуснятина! Конечно! Так-то оно зашибись! Подземные свиньи на фиг не нужны!
Грибы — ничего, вполне на уровне, мешал лишь сложившийся стереотип. Чуть попробовал и отодвинул, вбили в голову, кажется, что они пахнут какой-то мертвечиной. Мясо, как я уже знаю, в пищеблок подкидывает охрана входа, не так уж и редко, судя по меню. Дороговато, но есть. Талонов мне не дали, и это ещё один повод тряхануть Арбуза на лавешник.
Пока я шатался, как хреновый шпион, высматривая да выспрашивая обо всём подряд, на заслонах произошла очередная смена постов, по металлическим лестницам на площадку перрона почти одновременно поднялись группы уставших бойцов, среди парней были и девушки. Их встречал крепкий мужик в кожаной куртке и с двумя кобурами на ремне. Автоматов совсем мало, больше охотничьих ружей. Лица у ребят напряжённые. Я не решился подходить ближе, чтобы не попасть под горячую руку.
Посмотрев на часы, решил возвращаться в штаб. Ясность нужна.
— Итак, решай сам, пресса, — предложил Григорий Иванович.
Серьёзный человек, уважаемый руководитель, крепкий хозяйственник.
Интеллектуальным обаянием не блещет, но умеет правильно планировать, видеть на шаг вперёд и мобилизовать людей на выполнение намеченного. Фамилия у него смешная. И ведь никто не рискует склонять её или обыгрывать! И клички нет, жители станции обращаются или упоминают исключительно по имени-отчеству, иногда называют Дедом, несмотря на сравнимый с большинством жителей возраст.
— С «Павелецкой» только что сообщили! — он указал пальцем на чёрный телефонный аппарат с тяжеленной трубкой. — Сводный конвой на северо-восток пойдёт только завтра вечером. Сначала до «Щёлковской». В составе три боевые тачанки и шесть больших грузовых платформ. Заходят сюда, забирают готовые агрегаты и другие заказы. С ними безопасней, вот так, тут больше и говорить нечего… Идут долго, по пути будет много остановок, движения назад с возвращением на кольцо. Плюс выгрузка-погрузка, проверка по накладным, одни пассажиры сойдут, других примут, прочие задержки… Учти, геморрой может растянуться на сутки, а то и больше. Однако есть ещё один вариант, по идее, идеальный для тебя по оперативности и скорости, но достаточно опасный в исполнении.
— Внимательно слушаю.
— Через полтора часа от станции уходит тачанка, частная, — сообщил Люлька, покачиваясь на стуле. — Идёт на «Партизанскую», куда тебе и надо.
Отлично, о такой удаче можно было только мечтать!
— Только вот…
— Ещё внимательней, — почувствовав подвох, я напрягся, присаживаясь рядом.
— Поедет Боб Адамс, наш отморозок, его тачка. Кто напарником будет, не знаю, он их постоянно меняет.
— Это очень плохо, что отморозок? Жёсткое словцо, — заметил я.
— Так за глаза же сказано! — подмигнул мне начальник станции. — У всех такие орлы имеются, спецназ в одном лице, бляха… На месте не удержишь, вечно рвутся в самое пекло.
— Однако порой именно такие люди бывают очень полезны, — догадался я.
— Совершенно верно, зришь в самый корень! Повезёт патроны для нашей охотбригады в Измайловском парке, там ты своего Зондера и найдёшь.
Монстры поверхности земное зверьё не трогают, ибо до последнего атома заточены на убийство и пожирание людей. Вот и развелась дичь по опустевшим лесопаркам. Делёж перспективных зелёных зон длился долго, шёл сложно, были даже стычки между станциями. Узлу «Новокузнецкая»-«Третьяковская» достался Измайловский парк. Далековато, зато жирно. Там водится благородный олень и лось, косуля и кабан. Много зайцев, птицы, боровой и водоплавающей. Бригада лесных охотников работает сменами, заготавливая мясо и шкуры. Часть добычи по жёсткой разнарядке ОСС бесплатно передаётся станциям с потенциалом пожиже, и здесь, оказывается, есть доноры и дотационные районы.
— Бобке нашему без разницы, куда мотаться, лишь бы путешествовать да нарываться на неприятности, учти. А тут телефонограмма пришла с «Партизанской», боеприпас на исходе… И надо же мне было при нём заикнуться! Патроны и завтра прекрасно увезли бы, с нормальным конвоем!
Ага, попереживай ещё…
Мне совершенно не улыбалось мотаться по всему метрополитену. И сроки! Домой хочу, в редакцию, в тёплую уютную люлю, в родную харчевню ДФД! Повторять многодневную эпопею, случившуюся в Зомбятнике, я не собирался.
— Почему Боб Адамс, Григорий Иванович? Он американец?
— Голодранец! Шучу… Откуда здесь американцам взяться? Не говорит своё настоящее имя, шельмец! Обл в кубе, но имеет право утаить сведения.
— Облами Рассадник не удивить. Кстати, насчёт права! Почему бы ему самостоятельно не выбирать маршрут?
— Самодеятельность не приветствуется, такая анархия исключена Уставом Совета. Без командировочного удостоверения его задержат на первом же заслоне. Чай пить будешь? Не бойся, не местный, из супермаркета… С бараночками!
Оболтус высшей категории — это уже перебор, в обычной ситуации мне не хотелось бы связываться с таким героем. Только ситуация — необыкновенная, я, имея некоторые догадки, но ещё не понимая происходящего, нутром чувствовал: Арбуз мне поручил действительно важное дело.
— Так что решишь?
— Поеду с Бобом. И чай буду.
Он налил из термоса в большую алюминиевую кружку чуть ли не пол-литра парящего янтарного напитка, небрежно придвинул плетёную хлебницу с горкой золотистых баранок. Нормально они тут живут, не унывают. Во всяком случае, начальники… А баранки зачётные, пока начстанции в очередной раз говорил с кем-то по телефону, я успел подрезать три штуки и сунуть их в карман. Про запас.
— Вообще-то, тебе, как журналисту, сам бог велел, — участливо произнёс он. — В смысле, общаться с идиотами… Получается полный срез общества. Про идиота, смотри, ему не скажи! Обидится. Да не давись ты баранкой, словно вырвался из концлагеря, вас что, не кормят в Попадонецке? Я тебе в дорогу пакетик дам! В знак уважения к моему другу Арбузу. Смотри, береги себя, не подводи Деда. Может, всё-таки с конвоем?
Я ухмыльнулся и ответил:
— С кубованным оболтусом.
* * *
Зелёного семафора не было. И табло с минутами-секундами тоже.
Смутное ожидание жути и непростых испытаний.
Темнота жерла метротоннеля словно ожидала новую жертву, едва поблёскивающие рельсы, в перспективе закручивающиеся в еле заметный поворот, тянули меня в безнадёжную пропасть забвения… Что-то зябко стало, братцы. Атмосфера вокруг безрадостная. Мертвенный голубоватый свет курсовых фар тачанки, тугой прохладный сквозняк и настораживающий гул вдали… Привычная цепочка огней на стенах отсутствует.
Настроение, скажу я вам, паскудней не бывает, словно не в необычное путешествие отправляюсь, а живаком в крематорий лезу.
— Здесь конструкторы и инженеры не продумали, черти! — проворчал Боб Адамс, поправляя завязанную на голове красную косынку. Невысокий худой парень, жилистый, в поведении желчный. — Вот на Кольцевой линии совсем другое дело! Там, чтобы поездам было проще тормозить и разгоняться, перед станцией тоннель идет немного вверх, а на выезде — под уклон вниз. Удобно.
— Чего ждём, Боб?
— Не чего, камрад, а кого! — поправив меня, он многозначительно поднял палец и через секунду им же начал ковырять в носу. — Сейчас появится, звезда наша местная.
— Так мы что, не вдвоём поедем? — иногда полезно разыгрывать ничего не знающего чечако, этакая журналистская хитрость.
— Представляю, что тебе Люлька наговорил…
— Фильтровать умею! — так я заложил первый камень в фундамент наших отношений.
— Правильно сделал! На будущее: я не обижаюсь, тем более на Деда. Мало кто может понять душу человека странствия!
«Куда уж нам понять такие романтические интегралы… Это Микроб, услышь такое, быстро бы объяснил тебе все тонкости про мятущуюся душу! Отборным матом», — подумал я.
— Боб, палец сломаешь.
— Да где же эта лахудра?!
Адамс и сам нервничал, постукивая пальцами по борту тачанки.
Мы не в одиночестве на перроне паримся.
Трое парнишек с любопытством посматривают издали. Совсем недавно подходил смурной лоб в синем рабочем комбинезоне, передал Адамсу увесистый пакет, который надлежало передать почтовой службе на «Курской», потом ещё одно письмо принесла запыхавшаяся работница пищеблока, я её видел во время обеда. Обязательная практика: каждый экипаж, отправляющийся со станции по тоннелям, обязан прихватить почту.
— Давно тачанку купил?
— Купил рухлядь… Построил, причём почти с ноля! Точнее, хорошо заплатил мастерам. Индивидуальный проект, зверь, а не машина!
— Дорого такая тачка стоит?
— Рутинным трудом нормального бабла не заработаешь. — Боб выпендривался с большим удовольствием. — От работы кони дохнут, но ничего не зарабатывают, кроме мозолей да рубцов. Рвануть надо, фарт поймать! А честная пахота по расписанию денег никогда не принесёт, запомни. Я ж поначалу путевым обходчиком устроился, казалось, интересно, нервы пощекотать хотел…
— Ну и?
— Барахло это, а не работа. Риска много, хабара мало. Правда, нашёл левый схрон с инструментом, загнал. Потом шарился охотником на поверхности, в предварительной разведке, там тоже подфартило. Вот и слепил себе точило. Разве я смог бы заполучить такое чудо, работая электриком?
Не в порядке у него мозги. Квалифицированный работник в любом секторе хорошо получает, а такой специалист, как Рашпиль, вообще не знает проблем с баблом. И нас Арбуз не обижает, устроившись в газету, я впервые в жизни не чувствовал нехватки. Да разве ж объяснишь такому…
Через пять минут по плиткам перрона зацокали каблучки.
— О какая! — хвастливо бросил Адамс.
Из арки на платформу выплыла высокая огненно-рыжая девица.
Вся затянута в чёрную кожу, на длинных ногах высокие чёрные сапоги. Держится, как местная альфа-самка.
— Секс-символ «Новокузнецкой»! — глядя на приближающуюся матильду, Боб только что слюну не пускал. — Зинка, давай быстрей, время!
Девица нагловато и небрежно махнула рукой и заговорила с нами, только подвалив совсем близко к тачанке.
— Привет, чуваки! Этот мальчик с нами поедет? Милый. Говорят, из газеты? Надеюсь в репортаже увидеть действительно стоящее. Про меня, например. Как я тебе?
Она на одной ноге резко повернулась кругом, продемонстрировав кобуру с револьвером системы «наган» и висящую за спиной многозарядную гладкостволку. Цвет ружья под костюм. Ногти, губы, глаза — всё накрашено. С вызывающим избытком.
— Напишет, напишет… Давайте, садитесь уже, и так проваландались.
— А представить? — возмутилась девица.
— Тьфу ты! Ладно… Это Степан Гунн, журналист «Эха Попадона», у него спецзадание на «Партизанской». А это Зина Огонёк, краса подземная, будет у нас в экипаже курсовой.
— Мне куда? — Я подхватил с пола небольшой рюкзачок.
— Кормовым садись. Оружие у тебя подходящее. Так… Сразу надевай каску, только подгони хорошенько. Вот твой персональный фонарь. Маленький есть? Возьми в бардачке скотч и примотай снизу ствола. Поедем неторопливо, станционный заслон совсем близко, по дороге немного проинструктирую. Прыгайте!
С нарезняком и у них не густо. Боб владеет карабином СКС и двуствольной вертикалкой. Я быстро влез внутрь аппарата и пристроился на заднем сиденье. Дизельный двигатель зарокотал громче, командир экипажа звякнул слабеньким сигналом, и тачанка наконец-то тронулась с места.
Это тебе не мирное метро, Гунн, совсем другие ощущения!
Пригнувшись к борту, я внимательно посмотрел на пути.
— Боб, а что это там за железяка?
— Контактный рельс! Не знал, что ли? Большинство оболтусов не знают, даже москвичи, всю жизнь проводят в подземке, а не знают! Ха-ха!
Я уже начинал злиться, понимая, что долгие километры в такой компании вряд ли выдержу.
— А надо бы знать, Гунн! Важное правило: если пассажирам было необходимо покинуть остановившийся в тоннеле поезд, нужно выходить только направо по ходу движения, так как слева проходит контактный рельс. Справа находились телефоны экстренной связи, а сейчас — нитка межстанционной телефонной связи. Правда, она не везде задействована, на лоховских станциях связи нет…
Ребята надели обычные армейские каски, мне же дали строительную. Оранжевую. Да и ладно, хорошо, что не пилотку. Кормовую фару-искатель велено пока не включать, от станции до передового заслона идёт самый безопасный участок пути. Большой фонарь с дужкой-ручкой я поставил рядом с собой. Маленький, что примотал к стволу «калаша», уже сбился, светит криво. По-моему, не самая лучшая идея: при стрельбе ствол автомата нагреется, скотч поплавится, отдирай его потом… Подумал и решил перемотать фонарик, прилепив его сбоку, может, так будет лучше.
Теперь настало время познакомиться с оснащением транспортного средства.
Агрегат получился размером с большой джипарь. Впереди капот, позади ёмкий багажник. Два ряда примитивных, но мягких сидений. Передвигается на рельсовых колёсах меньшего размера, чем те, что стоят на электропоездах. Есть и пневмошины, они устанавливаются при необходимости, можно выезжать на поверхность. Пока что авторезина служит обвеской: два колеса висят на корме, два по бокам. Это мне нравится, дополнительная защита!
Особое внимание привлекала кормовая картечница на турели, сделанная из двух толстостенных стволов. Калибр добрый, без опоры не постреляешь. Используются стандартные патроны от ракетницы, набитые крупными шариками свинца. Два патрона уже в стволах, ещё шесть в запасе. Не густо… Впереди — такая же стреляющая беда, ею управляет Огонёк.
Исследование прервал крик Зины:
— Заслонцы семафорят «стоп»! Боб, тормози!
Водитель с матом начал останавливать тачанку.
— Разборки какие-то у них, ближе подъезжать нельзя, — пояснила девица.
Потянулись минуты ожидания. Впереди кто-то покрикивал, ругаясь, потом что-то громыхало, по стенам плясали световые лучи. Чёрт, мне уже страшновато! Остальной экипаж вынужденную остановку воспринимал весьма спокойно, Боб даже продолжил рассказ об огромном московском подземелье.
— Единую карту до сих пор не составили. Это и правительственные ветки Метро-2, дубль-системы, объекты дренажа, самые разные бункера, комплексы Минобороны и многих других сооружений. Ниже начинаются пещеры и подземное Московское море в гигантских карстовых полостях. Картину путают остатки экспериментальных проектов непонятного назначения — протяжённые штольни и глубокие вертикальные стволы… А закрытые станции? Станции-призраки, их четыре: «Советская» на Замоскворецкой линии, «Первомайская» на Арбатско-Покровской, «Калужская» в здании депо на Калужско-Рижской ветке и «Волоколамская» на Таганско-Краснопресненской. Некоторые находились в частичной эксплуатации, а вот пассажиров там не бывало.