Нестройные голоса подхватили
- Простите нас. Простите!
На протяжении повести мужики переглядывались и согласно кивали. Ромурин, хмуря брови, заложил пальцы за широкий ремень и помолчал.
- Слушай мой приказ. Завтра идете к господину Аларику. Будете работать на общину, пока не отработаете долг. А чтоб не съели больше того, что заработаете, обед будете брать с собой. Арестантский. Кру-гом марш!
Построившись в маршевую колонну по двое, каторжане побрели доедать вечернюю пайку.
Глава двадцать вторая, в которой героиня и не только пробуждает чувства.
В каждой деревне Ласурии, даже такой маленькой, как Прихолмье, была Большая площадь. Пусть даже на площади помещалась только мраморная чаша, в которой бил алмазными струями родник, поивший деревню. Над родником красовался резной шатер. Из чаши вода переливалась в мраморный же желоб, положенный в камнях брусчатки. На площади вечером прогуливались парочки, а днем, под предлогом похода за водой, обменивались новостями тетушки и кумушки.
Госпожа Аннис и госпожа Милдрит встретились аккурат к обеду. От бассейна отлично просматривалась не только Главная улица, но и переулки и задворки, слышались разговоры и стук молотков. Тив и Вино чинили сарай, разобранный вчера общинным быком Гаспаром.
Рядом суетились с десяток ребятишек - подавали гвозди, носили доски, связывали пучками солому для крыши. Совсем маленькие ползали по огороду, дергали траву и собирали гусениц.
Мужики перемолвились между собой, слезли с козел и направились в дом, махнув помощникам отдыхать. Дети расселись на траве и досках, развязали узелки.
Тетушки глядели, как замурзанные дети достают по куску хлеба и огурцу. По рукам пошел коробок с солью, в которую сотрапезники макали яйца, по одному на брата. Старшая девочка, с длинными льняными косицами, в пестрой косынке, взяла кувшин с водой и кружку и пошла по кругу, давая напиться. Обед закончился минут за пять. Тонкий детски голосок затянул:
С Ласурского вокзала
Пришел сюда босой,
Пресветлая Индари,
Умру я молодой.
Госпожа Аннис и госпожа Милдрит, не сговариваясь, подхватили пустые ведра и как ужаленные ринулись по домам. Вихрем промчавшись по улице, стуча в калитки и оконца и что-то быстро втолковывая соседкам, внеслись каждая к себе на подворье и тут же вынырнули обратно.
Еще через пять минут вокруг детей сгрудились почитай вся женская половина деревеньки. Сердобольные женщины притащили крынки с молоком, кувшины с морсом, пироги, сладкие булки, окорок... Аннис прибежала, бренча ложками в фартуке, и притащила здоровый горшок с кашей, накрытый стопкой мисок. Милдрит, пыхтя, несла противень с огромным омлетом.
Повеселевшие дети рассаживались вокруг импровизированного стола из брошенных на чурбаки досок, разбирали ложки и миски. Женщины раскладывали и нарезали, подкладывали и наливали. Голодающие откусывали и отламывали, прихлебывали и заедали.
Тетки молча смотрели, вытирая повлажневшие глаза уголками передников. Зато когда из ворот полезли, почесывая грудь и позевывая, сытые братья, сельчанки встретили их со всем пылом.
- Ишь, мироеды, вылезли! Как вам кусок в горло-то полез!
- Наели морды, поперек себя шире, а сироткам куска пожалели.
- Как же, разорили их, гнилой сарай упал! Да две курицы от старости сдохли!
- Жаловаться ведь совести хватило! И Аларик туда же, от большого ума в поместье потащился, ботвой трясти!
- А Эбба и Фрид куда смотрят?! Или их сыновья от беды заговоренные?
Из окон высунулись две хмурые женские головы.
- Попридержите языки, соседки. Еще беду накликаете...
- Как же, мы накликаем. А за голодных детей у порога Богиня наградит...
Хмурые головы скрылись, громко стукнув ставнями.
Тем временем сИроты давно доели и с интересом слушали.
- Вы это, того... Домой давайте, - буркнул Тив. - Помогли, благодарствуем...
- Как же это, господин Тив? - Рыська вперилась в хозяина честными чистыми глазищами. - Нам господин Рофио строго наказал - пока долг не отработаем.
- Отработали, скажете. С лишком. - Вино вытер мокрый лоб и щеки, красные то ли от стыда, то ли от обеда.
В калитку протиснулись Эбба и Фрид, двинулись к бригаде, раздавая каждому одна по большому прянику, а вторая - по нарядному петушку на ножке.
После благодарностей и прощаний счастливые гости вместе с подношениями удалились.
- А можно, мы завтра придем? - крикнула издалека Рысена.
- Приходите! Милости просим! - кричали в ответ хозяйки, расходясь по домам.
Тив и Вино полезли докрывать крышу.
- Тут закончим, надо с задов тын укрепить.
- Я вчера слег трехдюймовых припас. Наглухо забьем.
Глава двадцать третья, в которой не вовремя случается родительский день.
Ее Высочество принцесса Бруни приняла от Катарины корзину, пристроила в ногах мешок чуть поменьше себя ростом, и повернула портальное кольцо. Очутившись в гостиной Козеполья, с удовольствием огляделась, оставила поклажу и пошла разыскивать домочадцев.
Дом был пуст. Видимо, мужчины возились на скотном дворе и конюшне, женщины хлопотали в огороде, прачечной или кухне. Детей в поле зрения видно не было. Бруни прошла вдоль длинной веревки, по аккуратным заплатам и неотстиранным пятнам развешанной одежды читая летопись шалостей, проказ и приключений.
Из летней кухни вынырнула Кальвина Аврил, на ходу отдавая распоряжения, увидела хозяйку, торопливо пошла навстречу.
- Госпожа Бруни! Добрых улыбок и теплых объятий! Соскучились по егозе нашей?
- Соскучилась, Кальвина. Две седмицы не видела. Мы с ней так надолго еще не расставались. Она-то скучает?
- Да как вам сказать, ваша милость? Домой ни разу не просилась. Им тут не скушно, компанией-то.
- Да и вам, Кальвина, скучать не дают?
- И то верно, госпожа. Дети в доме завсегда радость...
- Балуются сильно? Местные на них не жалуются?
- Что вы, госпожа! Детки воспитанные, ласковые. Их и деревенские привечают, и к клыкастым они вхожи. И сейчас, поди, вместе играют. Иной раз прибегут ватагой - где наши, где прихолмские, где оборотни - не разберешь!
- Одежки, смотрю, поднашиваются. Не догадалась сменку взять.
- Вот уж что верно, то верно. Горит на них, что ли...
- Пойдемте, Кальвина. Хочу к ужину вафель напечь, и мороженого сделать. Рысенька любит.
Короткое время, проведенное Рыськой и Ко в Козеполье, уже породило верную примету. Ежели жильцы являлись не прямо к ужину или даже с небольшим опозданием, а прибывали, так сказать, заблаговременно, значит, не спроста.
Поэтому когда госпожа Аврил увидала в окно разномастные кудри, вихры и косицы, бегущие к дому, сердце у нее заколотилось, как у придушенной кошки. Заслышав же рев, до того небывалый и неслыханный, женщины побросали дела и бросились наружу.
Все в сыпи, волдырях и слезах, дети орали и чесались. Завидев Бруни, Рыська ткнулась ей в коленки, скуля и почесываясь.
- В купальню, бегом, быстро! - скомандовала Кальвина, хватая Жулю.
Следом, разобрав детей, мчались Бруни и остальные. В купальне, посдирав с бедняжек одежки, запихали всех в ванную и принялись поливать холодной водой. Сунув Фифи ковшик, Бруни прямо в ванной повернула кольцо и исчезла. Брошенная Рыська от обиды заревела еще громче. Лились слезы и вода, сами плачущие, женщины уговаривали малышей не плакать и не чесаться.
Из воздуха возникла Бруни, вцепившаяся в Жужина, обнимавшего саквояж. Через минуту, окинув беглым взглядом пострадавших, Ожин уже рылся в чемоданчике, раздавая склянки.
- Не реветь! - прикрикнул Жужин, принимаясь мазать Рыську довольно вонючим снадобьем. - Кто вас пихал в ядовитый дуб?!
Намазав болящих и угостив каждого хорошей ложкой какой-то горькой гадости, видимо, для прибавления ума, оставив запас и внутреннего, и наружного, Ожин Жужин пообещал к утру полное исцеление и был транспортирован восвояси.
Ужин почти не пригорел, вафли удалось спасти, мороженое оставили морозиться на завтра. Больные дети со здоровым аппетитом поели и уселись вокруг Бруни в гостиной слушать сказку.
- Не доглядела я... Дура старая... Заберет она нашу лапоньку, - сокрушалась, утираясь ладонью, Кальвина. - Что молчишь-то, Рофио? Как думаешь?
По комнатам разошлись поздно. Бруни проводила каждого до постели, уложила, поправила кому подушку, кому одеяло, поцеловала пятнистые лбы. Рыська ходила хвостом, тихонько держась за ее юбку. Уложив дочку, Бруни легла рядом, обняла изо всех сил.
- Мамочка, ты сейчас во дворец вернешься, к папе и маленькому? - Рыська прижалась, обняла за шею.
- Рысенька, зайка, хочешь, я останусь? Или вместе домой вернемся? - чувствуя, что сейчас заплачет, горячо зашептала Матушка.
- Нет, не надо. Ты полежи со мной, пока я усну. А потом иди, а то они там тоже скучают. Ты только приходи почаще, ладно? И папа, - отлепляясь от Бруни и сворачиваясь в клубочек проговорила Рыська.
Бруни еще полежала, слушала сопение, вдыхала родной запах, гладила кудряшки. Поцеловала теплые пальчики и пузик, сделав над собой усилие, встала. У двери опять оглянулась и тихонечко вышла.
В гостиной маялись все взрослые обитатели поместья. Завидев хозяйку, заплаканная Кальвина хотела что-то сказать, но только рукой махнула, утыкаясь в передник.
- Кальвина, я не успела детям подарки раздать, - Бруни посмотрела на брошенные впопыхах вещи. - Там игрушки, сладости. Одежду привезу, как договаривались. Конечно, надо бы их сладкого лишить, чтоб по ядовитым кустам не бродили, да уж жалко очень... Ну да разберетесь. Всем сладких снов под теплым одеялом!
Глава двадцать четвертая, которая кое-что объясняет.
Бык Гаспар, несмотря на свой устрашающий вид, был животным спокойным и даже флегматичным. Всю свою жизнь он исправно радовал подопечных коров, производил породистое потомство, охранял стадо от гипотетических хищников, и ни разу, ни разу(!) никого не боднул, даже не намеревался.
Живший поблизости волчий клан никаких неприятностей Гаспару не доставлял, поскольку никогда не приближался на расстояние, на котором хозяин стада мог обратить на оборотней внимание.
Это лето началось как обычно. Коровы и телята бродили меж холмов, наедали молоко и мясо, отбивались хвостами от мух и слепней. Гаспар с возвышения величественно наблюдал за порядком и ждал начала брачного сезона.
Когда быку в нос ударил чужой запах, Гаспар немедленно двинулся в эту сторону. Увидев, как неизвестные подкрадываются к телятам, отец удивился и подал предупредительный сигнал. Любой, кто услышал бы это 'Муууууу!' благоразумно отошел бы подальше. Однако эти продолжили ловить телят, как ни в чем не бывало. Опознав запах хищников, бык угрожающе ковырнул землю передними копытами, опустил рога пониже и атаковал. Пребывая после пробежки в непривычном негодовании и от удивления порушив бедный сарайчик, Гаспар удалился обратно к стаду. В привычном окружении быстро вернув себе спокойствие и меланхолию, Гаспар совершенно забыл о происшедшем.
Через несколько дней, проводив стадо на водопой и проследив за обеденной дойкой, Гаспар в окружении жен и детей щипал травку недалеко от озерца.
Коварно подойдя с подветренной стороны, мелкие нарушители возникли перед самой мордой Гаспара. Держа в ручках охапки свежей травы, детки трогательно предложили быку угоститься. От удивления Гаспар выронил изо рта даже ту, что жевал.
Гаспар оторопело наблюдал, как чужаки складываю перед ним подношения. И даже не сразу понял, что его трогают за нос и уши и даже гладят рога. Когда же смельчаки вцепились в толстые складки на шее, бык, как любое существо, привыкшее инстинктивно защищать горло, коротко мыкнул и бросился в атаку.
Завизжав, дети бросились бежать. Слева блестело на солнце озерцо, справа ощетинились рогами испуганные коровы. Прямо по курсу, в низинке, росли какие-то то ли кусты, то ли невысокие деревья. Забежав в заросли и продолжая нестись, не разбирая дороги, беглецы не сразу заметили, что сопения и топота сзади уже не слышно. Зато выскочив из рощицы и отдышавшись, бедняжки напрочь забыли про погоню.
Моментально покрывшись сыпью и волдырями, ожесточенно чешась, компания бросилась к дому.
Проснувшись наутро и еще до завтрака получив по порции микстуры, а так же вытерпев умащивание вчерашней мазью, дети кротко снесли головомойку от Фифи и Кальвины, поклялись больше не налаживать дипломатические отношения и вообще даже не смотреть в сторону подлого быка. После завтрака, распотрошив мешок и корзину и честно поделив добычу, дети до самого обеда играли новыми игрушками. В обед телесные и душевные раны врачевались мороженым.
После обеда Рофио позвал всех мастерить качели.
Глава двадцать пятая, в которой опять кое-что случается, впрочем, как всегда...
К вечеру качели были построены и освоены. На кованых кольцах Рофио намертво закрепил широкие вожжи, а на них обитую старым вытертым ковром доску. С учетом худосочности поп, на одном конце как раз умещалось пять девочек, а на другом - четыре мальчика. Рофио рассадил катальщиков, толкнул с усилием, сидел, смотрел и гордился. Дрыгая ногами и заливаясь смехом, раскачивая доску все быстрее и выше, они летели, летели...
К вечеру в Козеполье явились деревенские , а потом и клановые. У качелей тут же создалась толкотня и давка. Козепольские, напирая на право собственности, все время старались пролезть без очереди. Гости намекали на некие ранее оказанные благодеяния и кричали: 'В очередь! По череду давай!'. Ромурин плюнул и пошел в сарайчик за припасом на еще одни качели, пока очередники не подрались.
Качельных развлечений хватило ровно на два дня. Утро третьего бригада встречала на пути к знакомому озеру.
Над водой плыла утренняя дымка, солнце путалось в камышах. Компания расселась на бережку, поплевав на червяков, забросила удочки. Неумение ловить поначалу компенсировалось похвальным энтузиазмом. Скормив рыбам полфунта червяков, и не получив никакой благодарности, разозленные мальчишки вытащили из осоки старенькую плоскодонку, надрали с того же камыша коричневых пушистых головок и быстренько законопатили самые большие дырки. Из сучкастой ветки, когда-то сломанной ветром, смастрячили шест, погрузились в утлый челн и, отталкиваясь от илистого дна, выплыли на середину. Девчонки, оставшись без червяков, с досадой топая ногами, жадно смотрели на лодку.
Тем временем рыбаки выставили удочки, как копейщики - копья, в ожидании небывалого улова. Пока что улова не было, а вот вода потихоньку стала прибывать. Не взирая на грядущий потоп, рыбаки продолжали кормить рыбу. Удилище Тибо выгнулось дугой, тот рванул и вытащил короткую толстую рыбешку. Схватив рыбу, Тибо потряс уловом, торжествующе проорал, извещая округу. Лодка качнулась, черпая воду, и медленно и плавно пошла ко дну.
Тибо, Госс и Нили, очутившись в воде, плавными саженками поплыли к берегу, не замечая беспомощно барахтающегося сзади Лина.
Тем временем ревниво наблюдавшие за мальчишками девчонки, завидев катастрофу, закричали, замахали руками, разворачивая пловцов.
- Лин, ну какой ты лис?! - ругалась совершенно мокрая Рыська, пыхтя, за хвост отволакивая оборотня подальше на берег. Остальные, тоже мокрее мокрого, пытались отдышаться рядом. - Лисы все плавать умеют!