Пусть не можем остаться — дома ведь животина не кормлена, честно-честно, — но горячо поблагодарим за гостеприимство, заодно воздадим похвалу поварам за прекрасный ужин и отметим великолепно сервированный стол.
— Рассчитываю на соответствующий подарочек, hermanito, — сказала Баста на прощание. Они с Ираидой Владимировной стояли на крыльце, и мама Мэла куталась в ажурную шаль с кистями.
— Не лопни от жадности, — парировал Мэл. — Придавит подарочек-то.
— Не волнуйся, донесу, — отозвалась сестрица. — Люблю, когда поувесистее.
Мэл помог мне усесться в машину, а потом подошел к маме… и поцеловал в щеку — быстро, по-мужски кратко. И пока за "Турбой" не закрылись ворота, Ираида Владимировна с Бастой стояли на ступеньках крыльца.
Айва Влашек в последний раз посмотрелась зеркало. Отражение повторило жест, поправив складки халата — приталенного, с глубоким треугольным вырезом, вышитым воротником и длинными рукавами, разрезанными почти до проймы.
Атлас, бархат и крученая золотая нить. Роскошно.
Удовлетворившись придирчивым осмотром, женщина взялась за ручку двери. Пусть не получится, но попытаться стоит.
Супруг просматривал бумаги за столом и делал пометки на полях. Он и в прежние времена задерживался в кабинете допоздна, а теперь и подавно не торопился спать. И стимуляторы принимал чаще и в больших дозах, иначе не выдержать ритма. Иначе жизнь убежит далеко вперед, и не догнать ее, как ни разгоняйся.
Муж взглянул на вошедшую и снова обратился бумагам.
Айва расположилась в кресле, расправила халат. В свете лампы лицо сидящего казалось выточенным из камня. Она часто испытывала гордость оттого, что с годами супруг не расползся медузой, уподобившись прочим чинушам.
Любила ли она мужчину, сидящего перед ней? Уважала, упивалась превосходством, когда удавалось помыкнуть им. Побаивалась. И ни разу не пожалела о выборе, сделанном почти двадцать лет назад. Их брак оказался выгоден обоим: невеста принесла родовитость и известную фамилию, а жених вложил в семейную копилку упорство и недюжинный ум.
Айва никогда не задумывалась над тем, противна ли мужу как женщина, и устраивает ли его интимная сторона жизни. Достаточно смежных комнат и двух-трех визитов супруга на её половину. За месяц.
Влашек не отличался словоохотливостью. Мало говорил, но много делал. Настоящий мужчина, как считала Айва. Супруг заслужил министерский пост по праву, а вместе с ним и она. Это их общая победа. И девчонка-выскочка, с существованием которой женщина давно смирилась, не при чем.
Старшая дочь мужа от первого брака. Как мудрая жена Айва согласилась — что было, то прошло. Супруг признал ошибки молодости, но и от дочери не отказывался. Объяснил однажды, что поддержка девчонки важна для карьерного роста, и более не возвращался к теме. И вдруг выяснилось, что его дочурка, каторжанская язва, устроилась лучше некуда. И слепота оказалась не вечной. Айва, конечно, знала, что девчонка спуталась с сыном начальника ДП, но не верила в серьезность и долговечность скандальных отношений, о которых шептались все, кому не лень. А сегодня поверила. Соплюшка незаслуженно пользовалась благами, которые должны принадлежать другим по праву рождения. Да и вела себя дерзко, вызывающе.
Влашек отложил перо и посмотрел на жену. Стопроцентное зрение — и линзы не нужны.
— Что-то случилось?
Он не любил долгие предисловия.
— Мне пришла в голову отличная мысль. Младший Мелёшин может стать достойной партией для Онеги.
— С ума сошла? У меня договоренность с Рублей.
— Опять этот Рубля… Он сегодня помнит, а завтра забыл. Сам подумай, кто ей светит? Двоюродный безродный племянник из провинции, о котором никто не знает. А Мелёшины — сила. Подмяли под себя закон и порядок, держат всю страну в кулаке. Это блестящая партия. Самая лучшая.
— Тебя не беспокоит, что ей всего лишь пятнадцать? — усмехнулся супруг.
— Скоро исполнится шестнадцать. Достаточно объявить о намерениях, а там недалеко и до совершеннолетия.
— Дорогая, до этого счастливого времени остались какие-то жалкие четыре года. Младший Мелёшин ждать не будет.
— Это же нонсенс! — вскочила и заходила по комнате Айва. — Неужели их семья примет девку с порченой биографией?
— Эта девка — моя дочь, — ответил холодно супруг.
Вот, значит, как заговорил. А не далее как год назад оправдывался, когда привез ее в столицу. Девчонка быстро освоилась и отхватила солидный куш. Может, женщинам в их в роду судьбой написано привораживать перспективных да видных? Правда, они и теряют своих мужчин быстро.
— Неудачно складывается… Будь ей хотя бы восемнадцать… — бормотала Айва, и тут её осенило: — Можно воззвать к праву преемственности! Когда старшая из дочерей умирает накануне свадьбы, суженый обязан жениться на следующей по старшинству сестре!
— Это право давно устарело, — напомнил Влашек. — Сейчас не те времена и не те нравы.
— А если…
— Никаких "если". У меня договоренность с Мелёшиными. Они примут её.
— Ах, вот как! — воскликнула, не удержавшись, Айва. — Ублюдочного выкормыша пристраиваешь? А подумал ты, что произойдет, когда она в силу войдет? Она же из младшего Мелёшина веревки вьет. Как нашепчет, так он и сделает. И всю нашу семью сгноит — из-за злобы, из-за ненависти. Видел, как смотрела на меня? Волком! Не наша она, не наша. И никогда ею не станет. А как войдет в клан Мелёшиных, так и вовсе отречется от тебя. Своими же руками потопит. Тогда уж ты не нужен ей будешь. А у нас дети малые… Кто их защитит?
Расхаживая по кабинету, женщина не заметила, как муж поднялся и навис над столом.
— Молчать! — рявкнул он, и Айва подскочила от неожиданности. — Иди спать. Мне нужно работать. И забудь о том, что наговорила. Побереги нервы.
Она не осмелилась возражать и вышла из кабинета, притворив за собой дверь.
Влашек сел в кресло и взялся за перо, но рабочий настрой безнадежно испортился. Он повернулся к ночному окну, в котором отражалась комната и он сам.
Вот ведь балаболка. Еще на обеде Влашек понял: жена что-то задумала. Ни черта не соображает бабенка в политике, а туда же лезет. И язык без костей. С легкостью замолол о давно почившем праве преемственности обязательств. До чего у неё просто решается: неугодна — значит, умертвить. Змеиная кровь, чтоб её.
Младший Мелёшин — не теленок, которому любую девку подсунь, и он разницы не заметит. Да и с Рублей нельзя ссориться, а за четыре года много воды утечет. К тому времени Мелёшин-старший будет с двумя внуками нянчиться — с такой-то прытью, как у младшего.
22.4
Ой, как я боялась. Завтракала и боялась. Полола грядки в оранжерейном боксе и боялась. Писала реферат и боялась. И когда любила Мэла, не могла выбросить из головы знаменательную дату. Предстоящее мероприятие стало занозой, не дающей покоя. Меня пугало присутствие многочисленной родни Мэла на торжестве.
На банкете в честь юбилея самого старшего Мелёшина соберется весь клан: ныне здравствующие члены семьи, включая детей. Фамилия, запустившая щупальца в политику, во власть и в деньги. И Мэл — ее часть. Нужно срочно повторить конспекты по запутанным родственным связям рода Мелёшиных.
После экспромтного визита в родительский дом настроение Мэла заметно улучшилось. Он сыпал шутками, подтрунивал надо мной, потакал капризам и капризикам. Забыл о вспыльчивости и демонстрировал неисчерпаемое великодушие. А мой настрой потихоньку опускался к отметке "ноль" и, преодолев её, пополз ниже. Юбилей самого старшего Мелёшина неумолимо приближался. Трясучка охватила организм.
Мэл озаботился выбором подарков, отстранив меня от участия.
— Не волнуйся, у меня всё на мази, — заверил, когда я предложила обсудить животрепещущую тему.
Ну и ладно. Пусть решает самостоятельно. Ему виднее, что дарить.
В итоге Баста получила машину, упакованную в прозрачную пленку и перевязанную большим, переливающимся на солнце бантом. Это "Торнадо", — пришла я к выводу, наблюдая с ошалевшим видом, как подарок выгружают из трейлера и ставят на лужайку перед домом. А когда до именинницы, а заодно и до меня дошло, что автомобиль полностью съедобен, наша психика подломилась.
Корпус отлит из шоколада, сиденья — из прессованных орехов в меду, руль — мармеладный, колеса — из маковой карамели. Приборная панель, коврики в ногах, зеркала, педали — всё, выглядело как настоящее.
Баста, отойдя от столбняка, не удержалась и высказала брату всё, что думает о подарке — сумбурно и с междометиями.
— Помнишь, я говорил, что мир не такой, каким кажется? — сказал мне Мэл и повернулся к сестре: — Ты просила потяжелее — джинн выполнил пожелание. Чем недовольна? Боишься потерять талию? Это спецзаказ на тысячу килокалорий. Низкоэнергетический. Объедайся на здоровье, любимая сестренка.
Вселенская забота в его голосе прозвучала подозрительно. Меня посетила подспудная мыслишка, что своим подарком Мэл ответил сестре на её подколки. "Я не мстительный, но имею хорошую память" — говорил его взгляд.
В отличие от брата-шутничка родители отнеслись серьезно к факту совершеннолетия дочери, вручив гарнитур: серьги и колье с бриллиантами. Баста показала мне футляр с драгоценностями, уложенными на черном бархате. К тому времени она уже успокоилась, а поначалу, по ее словам, "задохнулась от счастья, завизжала и полчаса скакала по дому как сумасшедшая".
А с презентом для самого старшего Мелёшина вышла заминка. Дед Мэла предложил… провести выходные в его поместье.
— Зачем? — напугалась я. — Разве ж это подарок? Припремся, объедим его, натопчем, намусорим и уедем. Да еще будем шуметь и мешать.
— Не вижу ничего странного. У деда есть всё и даже больше, — пояснил Мэл. — Что может пожелать эксцентричный человек? Ему скучно. Уважь старика.
Уважу, деваться некуда. Но ни на висор не поверю в безобидность приглашения. В конце концов, кто и кому делает подарок? Сплошная путаница.
В оставшиеся до банкета дни я изломала голову над истинными причинами предложения о гостевании в загородном поместье. Наверняка самый старший Мелёшин решил выяснить в приватной обстановке, достойна ли я его внука, после чего вынесет окончательный вердикт.
— А как быть с Котом? — вспомнила об усатом. Куда девать животинку на выходные? Нет-нет, мы не можем уехать из города и бросить мурлыку на произвол судьбы.
— Возьмем с собой, — ответил Мэл, не задумываясь. Хитрец. Ясно, что всё предусмотрел. — Эвочка, не бойся. Дед не съест. У него огромная библиотека. И ежевика до сих пор поспевает.
С грехом пополам ему удалось убедить меня в нормальности нашего "подарка". Чего желают люди на закате жизни? Покачиваются в кресле-качалке на крылечке, укутавшись в плед. В ногах грелка, под головой подушка. Спи, дедушка, отдыхай. Ты достиг всего, чего хотел. Пора на покой.
Дед Мэла на покой не собирался, что и доказал банкет на двести пятьдесят персон. Более того, самый старший Мелёшин не собирался на покой в ближайшие лет этак n-цать. Живчик, в общем.
Мероприятие проходило в Банкетном дворце. Это величественное здание располагалось на одном из центральных проспектов недалеко от Дома правительства. Всем дворцам дворец, а я почему-то не замечала, хотя дороги не раз пролегали мимо зеркального цилиндра со сферической крышей. Частные лица могли арендовать любой из пяти залов для проведения торжеств, начиная от свадеб и заканчивая поминальными обедами. По задумке архитекторов Банкетный дворец проектировался с отдельными равноотстоящими входами, а подземная парковка вмещала до двух тысяч автомобилей.
Внутреннее убранство дворца потрясло воображение. Позолота, зеркала, свечки-лампочки в канделябрах, благородное дерево, лестница с широкой ковровой дорожкой, витражи с иллюзиями, цветочные гирлянды. Немногие смогут выложить денежки, чтобы организовать праздник в центре столицы.
На банкет прибыло немало гостей помимо родственников самого старшего Мелёшина, в частности, мой родитель с мачехой и другие известные политики, примелькавшиеся на правительственных мероприятиях. Приглашенные приветствовали именинника и его внучку в гостиной. Надо ли говорить, что волнение терроризировало меня с раннего утра, и лишь ударная доза успокоительных капель угомонила мандраж. Но страхи-то не уменьшились.
Сколько лиц! — пряталась я за Мэла, стараясь слиться с интерьером, но безуспешно. Личная стилистка подошла ответственно к созданному образу. Я стала Осенью. На голове — мешанина искусственных и родных прядей: медных, горчичных, бронзовых, красных, золотистых. Вива уложила волосы в замысловатую прическу с кокетливыми локонами и завитками. Облик дополняло платье из тяжелого шелка с кружевными вставками в виде осенних листьев. Тонкая работа. Эксклюзивная модель из числа придуманных Вивой.
— Как держаться с родственниками Мелёшина, совета не дам. Ориентируйся по ситуации, — сказала стилистка, когда я наконец, оторвалась от неземного создания в отражении, оказавшегося мною. — Но знай: будешь робеть и стесняться, и все скажут, что Мелёшину досталась рохля и тюфячка. Будешь вести себя нагло и вызывающе — скажут, что Мелёшину досталась невоспитанная халда с недалеким умом.
— И как быть? — растерялась я. Что выбрать?
— Всем не угодить. Слушай не меня, а свое сердце. По крайней мере, если провалишься, то я не при чем.
Спасибо, утешила.
Таким образом, гости засматривались на эффектный образ Осени, а Мэл собственнически обнимал меня за талию, игнорируя светское правило: "дама должна держаться за локоток".
В ожидании — пять минут, прежде чем распахнутся двери в банкетный зал, — Мэл познакомил с двоюродными тетушками. Одна из женщин оказалась дочерью двоюродного деда Мэла, который в свое время занимал должность главного коменданта западного побережья. А вторая тетка… чья же она дочь?… Ой, вспомнить бы схему родословного древа… Вроде бы дочь сестры деда Мэла. Или дочь его второго брата?
Пока я выуживала из памяти семейные хитросплетения, раскрылись высокие, под потолок, двери. Золотое на белом смотрелось по-королевски, и фантазия заработала, перенеся меня в сказочные чертоги. Распорядители банкета оформили стол в виде буквы П, и нам с Мэлом достались места на левой половине "подковы", ближе к краю. Для детей выделили отдельный стол, сервированный на взрослый манер.
Свет люстр дрожит в хрустале. На белоснежной скатерти — посуда из тончайшего фарфора и столовые приборы из серебра высочайшей пробы. Через каждые полметра — вазы с цветами. Вымуштрованные официанты скользят неслышными тенями. Знакомые чернокостюмники с рациями рассредоточились по залу. Это дэпы следят за порядком. Гостей много, и оттого в помещении значительно шумнее, чем на обеде по случаю дня рождения мачехи. Но когда восхваляют именинника и желают всяческих благ, голоса стихают. Каждый тост поддерживается аплодисментами.
В промежутке между сменой блюд Мэл рассказывал о родне и показывал наглядно. Наконец-то я увидела его старшую сестру с супругом гораздо ближе, нежели на правительственных приемах и раутах. Высокая пара сидела рядом с именинником, как и полагалось по этикету. Как-никак мужем Альбины был первый советник премьер-министра С.Ч. Семут. Это он отмазал меня от ареста в квартале невидящих, и к нему Мэл ездил в гости по-свойски, прежде чем надел Коготь Дьявола на мой палец.
За тем же столом нашлось место и для Георгия Дмитриевича Мелёшина — бывшего коменданта побережья и по совместительству двоюродного деда Мэла. Согласно информации из генеалогического справочника Георгий Дмитриевич появился на свет на четыре года раньше брата, но признанным главой клана стал родной дед Мэла — Константин Дмитриевич.
Бывший комендант выглядел как огурчик. Имел кустистые брови, сросшиеся на переносице, и глубокие складки у рта. Рядом с ним сидела старуха в черном одеянии — двоюродная бабушка Мэла. Оказывается, в роду Мелёшиных — сплошь долгожители. Отменная генетика, прекрасная наследственность, — пришла я к выводу, разглядывая старшее поколение семьи.
А дальше понеслось галопом. Не помогла и предусмотрительно заготовленная шпаргалка с каракулями родственных связей. В голове смешались дядья и тетки, шурины и зятья, невестки и золовки, племянники и племянницы, кузены и кузины… Прямые, двоюродные, троюродные и так далее по нарастающей. Те, в ком текла кровь рода Мелёшиных.