— А Севолод? — спросила я с чувством неимоверного облегчения. К тому времени, когда Вадим вернется в столицу, мы с Мэлом уедем на побережье.
— А что Севолод? Если большая тройка решила — значит, спорить бесполезно.
Под большой тройкой в клане подразумевали самого старшего Мелёшина, его брата Георгия и сестру Евдокию Дмитриевну. Выходит, Вадиму напомнили, за чей счет он ест каждый день хлеб с маслом и развлекается в ночных клубах. Интересно, как отреагировала жена Севолода, узнав, что сыночка отсылают в глухую провинцию?
Константин Дмитриевич оказался приятным собеседником. Вечерами, когда Мэл оставался в городе, он приходил в библиотеку, где я готовилась к занятиям или читала, и мы разговаривали. Зинаида Никодимовна деликатно удалялась, чтобы не мешать беседам. Самый старший Мелёшин регулярно интересовался моим здоровьем, в ответ я справлялась о его самочувствии.
— Неплохо. Благодарю, — отвечал мужчина с вежливой улыбкой.
Как-то он спросил о моих планах после получения аттестата.
— Разве замужние дамы работают? — усмехнулась я.
— Не работают, — подтвердил дед Мэла. — Но почему-то мне кажется, что вы — концентрация исключений из правил.
— Гош… Егор выступает против моей подработки лаборантом, но мне бы хотелось и дальше работать в этом направлении. Но сперва… собираюсь съездить на побережье! — выпалила я. Что ответит Константин Дмитриевич?
Он в задумчивости сцепил пальцы в замок.
— На побережье нет электричества. Совсем.
— То есть? — вот уж чего не ожидала, так этих слов.
— Там нет холодильников, кофеварок, телевизоров. Вы не всунете вилку в розетку и не погладите белье. И стиральных машин там нет. Там топят бани и готовят в печах.
— Вы бывали там? — растерялась я.
— Нет, но вполне представляю. А сейчас думаю, что хотел бы побывать и познакомиться с вашей матушкой.
Я смутилась.
— Всё равно поеду, — сказала, чтобы скрыть неловкость. Прозвучало по-детски упрямо.
— А Егор?
— Он тоже собирается поехать… вроде бы.
— В таком случае, нужно сдать документы для получения разрешений на въезд сразу же после заключения брака. Вот хотя бы на следующий день, — сообщил собеседник будничным голосом. — Обычно оформление бумаг занимает до трех месяцев при счастливом стечении обстоятельств. Вам хватит времени, чтобы закрыть последнюю сессию.
Константин Дмитриевич не сказал: "можно сдать документы". Он сказал, что их нужно сдать в срочном порядке, проснувшись наутро после свадьбы. Получается, самый старший Мелёшин согласен отправить внука в Тмутаракань, на край света? А родители Мэла? Его мама уж точно не обрадуется. И как отзовется Мелёшин-старший?
— Я думала, вы будете разубеждать.
— Отчего же? — улыбнулся мужчина. — Эта поездка станет полезной… для всех.
Завибрировал телефон, и на экране высветилось: "мой Гошик".
— Можно рассказать Егору о нашем разговоре?
— Конечно, — кивнул Константин Дмитриевич и вышел из библиотеки.
Мэл выслушал, не прерывая. И долго молчал.
— Гош, наверное, я зря говорила от твоего имени… Извини.
— Эвка, у тебя же библиотека под рукой. Чем гладили белье до изобретения электричества?
— М-м-м… утюгами. Наверное. Нагревали на печке или клали внутрь угли, — задумалась я, вспоминая подробности последнего прочитанного любовно-исторического романа.
— Так… Получай задание… Выяснить, как в старину обходились без холодильников, — сказал Мэл, как показалось, с набитым ртом.
— Серьезно?!
— Вполне.
— А чем ты шуршишь?
— Чем-чем? Ем я. Сижу тут голодный, холодный и одинокий. Некому меня согреть. И без Кота скучно. Бессонница замучила, потому что койка скрипит. На полу три сантиметра пыли. Поранился гвоздем, когда раму открывал. Вам-то хорошо, а я минуты до свадьбы считаю.
— Гошик, — всхлипнула я. — Гошенька… Любименький… Ужасно по тебе соскучилась…
А Мэл, похоже, обрадовался тому, что не он один испытывает муки холостяцкой жизни. Остаток вечера я посвятила словесным ласкам, которые изливала на него по телефону.
— Милый… ненаглядный… самый сильный… смелый… и умный…
— Да, я такой, — согласился Мэл, жуя.
А мне не жалко. И меня с каждым сказанным словом пропитывала нежность к своему мужчине и гордость за него.
35
В поместье к Коту относились настороженно. С прохладцей. Не гоняли, но и не сюсюкали "кис-кис-кис". Виной тому — бандитская морда усатого и его нахальное поведение. Кот засунул нос во все доступные уголки и закоулки. За общим столом ему выделили отдельный стул, и Кот присутствовал при трапезах. Зинаида Никодимовна держала дистанцию, опасаясь гладить животное.
— Необычно, — сказала она как-то. — Считается, что кошки гуляют сами по себе, а ваш… Удивительно… Как дрессированный. И привязан к вам.
— Мы с ним родственники по духу, — пошутила я. — Иногда мне кажется, что в прошлой жизни Кот был человеком.
Горничные недовольно посматривали на усатого, оккупировавшего мою кровать, но молчали. Наверное, им не нравилась шерсть, которую приходилось убирать за ним, хотя я не замечала, чтобы на подушке или на покрывале оставались шерстинки. И умывался Кот редко. По крайней мере, не на моих глазах. Зато полежать любил, с размаху бахаясь тушей на бок.
— Кот с тобой? — спрашивал Мэл по телефону.
— Со мной.
— Передай ему, чтобы не наглел. Знаю я, развалится на полкровати — не сдвинешь краном.
После стычки с Вадимом в библиотеке я по-новому взглянула на Кота.
— Защитник мой, — прижала к себе и погладила. — Спасибо за всё.
Усатый подумал-подумал и замурлыкал.
Предсвадебный месяц протек относительно спокойно. Светские мероприятия сократились для меня до минимума. Во-первых, волей Константина Дмитриевича, отфильтровывавшего ненужное и лишнее. Во-вторых, столкновение поездов в столичной подземке, приключившееся в начале апреля, не располагало к веселью. Однако поздравить министра экономики с днем рождения я была просто обязана. Прежде всего, потому, что именинником являлся мой отец. Ему исполнилось сорок семь. Папенька родился сразу же после висоризации и относился к когорте урожденных висоратов. Видение волн передалось ему по наследству, а не в результате инъекции вис-сыворотки.
Некруглая дата, но гостей немало. Более пятидесяти человек, и всех их вместила большая столовая в особняке батюшки. Туда мы прибыли втроем — я, самый старший Мелёшин и Зинаида Никодимовна. Мэл планировал приехать отдельно.
Каждый раз, когда предстоял выезд в свет, моя компаньонка испытывала неловкость. Её торжественный гардероб состоял из двух пуританских платьев отвратительного покроя, усиливавшего недостатки фигуры, поэтому рядом с расфуфыренными дамами Зинаида Никодимовна выглядела унылой гувернанткой в форменной одежде.
Решившись, я поговорила с Константином Дмитриевичем. Коли компаньонка сопровождает меня на публичные мероприятия с присутствием высокородных гостей, помимо жалованья ей требуется соответствующий гардероб. Я приготовилась спорить и доказывать, но, на удивление, самый старший Мелёшин согласился. Вместе с Зинаидой Никодимовной мы отправились в переулок Первых аистов, где в салоне Вивы ей подобрали наряд, оформили прическу и сделали визаж. Благодаря шумихе около моего имени бизнес Вивы активно развивался. Помимо ателье теперь в её салоне работали две стилистки, а сама владелица подумывала о том, чтобы перебраться на бульвар Амбули. Конечно, это мечта всей её жизни, но шебутная атмосфера переулка нравилась мне больше, нежели лощеная вылизанность столичного бульвара.
На обратной дороге Зинаида Никодимовна украдкой смотрелась в свое отражение в стекле машины. Она, и правда, похорошела, сбросив десяток лет, и выяснилось, что у нее есть талия и грудь. А в адрес самого старшего Мелёшина полетел счет на три тысячи висоров. Вива всегда отличалась бульдожьей хваткой. Ну и пусть.
Белая зона не уступала алой по пышности цветочных клумб и буйству зелени. Площадка у дома оказалась плотно забитой машинами, а Мэл прохаживался в нетерпении на крыльце особняка. Он встретил нас и предложил мне локоть, в то время как Зинаиде Никодимовне отвелась роль спутницы самого старшего Мелёшина. На именины к отцу пожаловали и родители Мэла. Они приехали раньше нас и беседовали с приглашенными в большой гостиной. Ираида Владимировна улыбнулась мне приветливо, и я в который раз восхитилась её элегантностью и безукоризненными манерами.
О, сколько идей приходило в голову Айве Влашек! Одна фантастичнее другой. Например, устроить так, чтобы девчонка лишилась дефенсора, после чего стереть ей память. В идеале разжижить мозг и превратить в амебу. В дурочку с дебильным взглядом и ниткой слюны изо рта. А самое замечательное — внушить Мелёшину-младшему отвращение к невесте. Как увидит её мордашку, так сразу возникает рвотный рефлекс. Зато к Онеге воспылал бы горячими чувствами. Прелестный вариант! Опять же, использование приворотного зелья опасно, а эффект недолговечен. Внушение тоже невозможно при наличии дефенсора, а он у младшего Мелёшина — вживленный. Что делать? Может, наслать порчу или проклятие?
Айва кружила по спальне как зверь, запертый в клетке. Голову изломала, отчаявшись. Господи, это же сущее издевательство — обсуждать с мадам Мелёшиной форму салфеток для банкетного стола и свадебную тематику иллюзорных витражей. Улыбаться и поддерживать разговор, выдавливая ложь, от которой сводит скулы. Супруга начальника Объединенных департаментов — дама во всех отношениях приятная. Настоящая леди. Они бы стали хорошими приятельницами, выбери сын мадам Мелёшиной в качестве подруги жизни Онегу. Союз родовитых отпрысков стал бы гарантом устойчивости обеих сторон. И разница в возрасте — не беда.
Неужели Мелёшиных не унижает скандальный факт роднения с дочерью ссыльной каторжанки? Это же нонсенс: наследник известной фамилии и безродная девчонка с душком в биографии. Если по чести, то и Влашек не может похвастать достойной родословной. Только благодаря ей, Айве, он пошел в рост. Связи её семьи дали Влашеку первоначальный толчок в карьере. Прежний премьер-министр прислушивался к мнению деда и дядьев Айвы. Муж должен быть благодарен за оказанную честь, породнившись с некогда влиятельным кланом.
— Какая жалость, что Эва — неродная мне. Мы с вами стали бы еще большими единомышленницами, чем сейчас, — воскликнула Айва.
— Приятно видеть, что вы заботитесь о падчерице как о собственной дочери, — ответила мадам Мелёшина.
— Благодарю за понимание. К сожалению, мне не удалось повстречаться с родной матерью Эвы. Я бы высказала ей! Бросить ребенка на произвол судьбы может лишь бездушная и безжалостная тварь.
— Мать Эвы отказалась от неё? — удивилась собеседница.
— Да. Предпочла взвалить ответственность на плечи разведенного мужчины. Собственно, я не удивляюсь. Она же ссыльная. Каторжанка. Для уголовников нет ничего святого, даже родной ребенок.
Мадам Мелёшина промолчала, не став комментировать услышанное. Зато Айва ликовала. Встреча за встречей, она не упускала случая уколоть или отпустить шпильку.
Ах, скандалы преследуют Эву! Должно быть, семье жениха неловко, оттого что вся страна обсуждает предстоящее торжество. Благородную фамилию Мелёшиных замусолили в прессе и на телевидении. Радует, что до свадьбы осталось немного времени. Но справится ли Эва с обязанностями замужней дамы и невестки? Не опозорит ли мужа бестактным поведением? К сожалению, ей не хватает утонченности и светского лоска.
Ах, Эва теперь не видит волны! Наверное, семья жениха с трудом смирилась с этим недостатком, могущем отразиться на детях. Но ничего, теперь мы почти родственники и справимся с любыми трудностями.
Ах, реабилитация после отравления ядом слабо помогла! У бедняжки бывают провалы в памяти и приступы необоснованной агрессии. Неужто не замечали? Но любая беда поправима. Регулярные курсы интенсивной терапии в клинике неврологических заболеваний избавят от депрессии и суицидального настроения.
Айва видела: ее слова не пропадают впустую. Капля за каплей точат камень. Супруга начальника Объединенных департаментов прислушивалась и мотала на ус. Делилась с мужем, переживала за сына и пропитывалась ненавистью к будущей невестке. А толку-то? День свадьбы приближался. Ни криков в благородном семействе, ни обвинений, ни скандалов с требованием возвратить жениху обещание.
Айва не заметила, как желание видеть на месте падчерицы собственную дочь переросло в мечту иного рода. Преступное отродье недостойно свалившегося на нее счастья. Это нечестно. Несправедливо! Пусть бы соплюшка катилась на побережье и сгинула там с концами. Нет же, Влашек затеял крупную игру, сторговав дочь-инвалидку Мелёшиным, и теперь она как бельмо на глазу.
Время ускорялось, а повод не находился. Разнообразные идеи циркулировали, грозя свести с ума. Решение зрело, зрело и… пришло. Вот оно! Именины супруга. Невероятная удача. Другого случая не представится.
Нетрудно, когда план проработан до мелочей. Пункт первый — горничная, которую легко запугать, приписав кражу ожерелья с рубинами… Слезы и клятвенные заверения в невиновности… Снятый дефенсор как доказательство непричастности к воровству… "Это не я, хозяйка! Прошу вас! Можете проверить, я честна!"…
Конечно, проверю.
Пункт второй. На ладони — холщовый мешочек на завязках. В нем толченое стекло с особой огранкой кристалликов. Предки Айвы знали толк в устранении врагов и соперников. Сначала появится боль в желудке, которую сочтут несварением. Она не даст покоя и лишит сна. День за днем, боль станет постоянным спутником, отзываясь при малейшем движении. Вонючий запах изо рта скажет о внутреннем кровотечении — вялом, но непрекращающемся. Кристаллики стекла достаточно мелки и имеют достаточно острые края, чтобы, застряв в желудке, убивать жертву изнутри. А могут опуститься в кишечник и вызвать рези, от которых вылезают глаза из орбит. Спасения нет, разве что экстренное удаление желудка и кишок.
— Ты возьмешь это и никому не скажешь. Это наша с тобой тайна… Добавишь в жульен. Незаметно… Подашь ей… Вот фотография. Запоминай… Выполнишь задание — получишь награду…
Сузившиеся зрачки, застывший взгляд и послушное "да… да… да…"
До летального исхода — около недели, и подозрений касаемо именинного обеда у родного отца не возникнет. А горничная забудет. Айва постарается, чтобы воспоминания исчезли. Осталось за малым — воплотить в жизнь.
Вспотели ладони. То знобит, то бросает в жир. Глоток вина застрял в горле. Гости смеются над шуткой, девчонка вежливо улыбается и вполголоса говорит что-то младшему Мелёшину.
Вот и жульен, господа. Прошу отпробовать.
Тень так и не смогла освоить речь, поэтому отдавала предпочтение мыслеобразам, возникавшим в головах двуногих. Осваивая возможности четвертого измерения, тень научилась читать прошлое и будущее людей. Но если прошлое являлось величиной конечной и неизменной, то переменчивое будущее виделось в коротком диапазоне. И тут тень сделала удивительное открытие. Возле Э.В.Ы. происходил перепад в мыслеобразах будущего. Мгновение назад линия четвертого измерения уходила влево, а мгновение вперед та же линия изгибалась дугой, и будущее менялось.
Тень призадумалась. Каким образом её подопечная влияла на то, что предстоит? По всем признакам выходило, что явление носит стихийный характер и не поддается анализу. Взявшись за тщательное изучение, тень перебрала все области спектра, прежде чем смогла зафиксировать вокруг Э.В.Ы. некое поле, в котором ветвь четвертого измерения, являющаяся будущим, становилась неустойчивой.
Тень обнаружила, что поле воздействует на окружающих не в равной степени. Чье-то будущее заканчивалось, заворачиваясь в петлю. Чье-то будущее отклонялось от первоначального маршрута, а чье-то — стремилось по прежнему курсу. Тень назвала обнаруженный парадокс иммунитетом, поделив его на нулевой, низкий, средний и высокий. Например, двуногие с детенышем, к которым периодически наведывалась Э.В.А., имели высокий иммунитет к необычному полю. Зато будущее сожителя подшефной было неопределенным. Его мыслеобразы беспрестанно менялись, и тень ввела в классификацию понятие нестабильного иммунитета. Пока что она не определилась окончательно, можно ли управлять полем, и есть ли в нем польза для Э.В.Ы. Зато вероятность причинения вреда увеличивалась. Поэтому тень сочла своим долгом следовать за подопечной при любых обстоятельствах — в физической оболочке или в натуральном обличье.