Мгал проверил, на месте ли кинжал, дав себе обещание не спускать глаз с девицы, которая при первой возможности без колебаний отправит его на свидание с предками, и подумал, что дувианцы не отличаются сентиментальностью. Отыскав знакомого старичка сторожа, Бемс поручил ему заботу об останках своего капитана и, вручив вместо платы за хлопоты захваченный в бою с гвардейцами меч, счел, по-видимому, свой долг перед покойным выполненным. Видя недоумение Мгала, он, правда, пояснил, что необходимый ритуал прощания они совершат в открытом море, как поступить с телом, старик знает лучше его, брать же на борт покойника, особенно бывшего капитана, — дурная примета, да и труп на такой жаре начнет быстро разлагаться.
— Итак, Лив по своей воле «Забияку» через Жемчужное море не поведет — она у нас упрямица, — вернулся к начатому разговору Фип, — и потому у нас есть выбор: либо заставить её вновь стать помощницей капитана, либо идти на Дувиан за человеком, способным её заменить. Но это отнимет много времени. Человека такого не враз сыщешь, к кораблю надо привыкнуть, узнать его, полюбить, только тогда он покажет, на что способен, и к тому же после нашего появления в дувианской гавани…
— …Половина стоящих в ней судов устремится за нами к сокровищнице, как бы ни старались мы сохранить цель плавания в тайне, — закончил Номбер.
— Именно так, — кивнул Фип. — Если же Лив вернется к своим обязанностям…
— Кто может заставить её, если она не захочет? — прервал его Мгал.
Пираты заулыбались, дивясь неосведомленности и недогадливости своего капитана. Фип открыл рот для неспеш-. ного и обстоятельного ответа, но Бемс опередил его и, ткнув' северянина в грудь коротким мясистым пальцем, прогудел:
— Ты! Ты заставишь! Она твоя рабыня и обязана подчиниться!
— Вот еще! Никогда не имел рабов! Да и ставкой, помнится, был «Забияка», а не свобода?
— И её свобода тоже! Фальяр по пьяному делу проиграл свою дочь Дижолю, а тот вместе с кораблем или, лучше сказать, как часть корабельного имущества завещал её тебе, — пояснил Номбер.
— Не понимаю. Она сражалась со мной и утверждала, что владеет половиной судна. Вы сами подтвердили это.
— Ну да, Дижоль называл её своей женой, и в качестве супруги она могла претендовать на часть его имущества. Дело можно было передать на рассмотрение в Совет мореходов, но свидетелей или документа о свадьбе у неё нет. О том, что она выкупилась или является вольноотпущенницей, — тоже, и потому Лив решилась прибегнуть к поединку. Выглядел ты после драки с гвардейцами неважно, и её меч дважды был в опасной близости от твоего тела. Удивительно, как это тебе удалось так быстро оклематься, Гиль небось потрудился?
— Он самый, — подтвердил северянин, поглаживая отросшую за время заточения бородку и размышляя о странных законах «граждан ста островов». — Значит, потерпев поражение, Лив стала моей рабыней, и вы считаете, её можно принудить помогать нам?
— Наконец-то дошло! Ты вправе продать её, бросить за борт, съесть в сыром или жареном виде! — заверил его Бемс и расхохотался собственной неуклюжей шутке.
— А главное — она знает об этом, — добавил Фип.
— И никто из команды не заступится за нее? Ведь вы плавали вместе, она ваш товарищ! — изумился Мгал.
— Она могла владеть половиной «Забияки» и идти с нами к сокровищнице Маронды, — вмешался Номбер. — Я сам ей это предлагал. Если бы она согласилась, мы не стали бы говорить тебе о том, что права её писаны на воде. Но Лив решила поступить по-своему, и теперь она такая же твоя собственность, как кинжал, алебарда или корабль. Кому придет в голову оспаривать твое намерение бросить свой кинжал в море или продать? Она твоя по закону, а мы чтим наши законы, иначе Дувиан давно был бы стерт с лица земли или поглощен морем.
— Хм! Вот так история! Но не могу же я в самом деле утопить или продать вдову Дижоля, а грозить попусту не умею и не хочу…
Бемс взглянул на северянина как на умалишенного, Номбер пожал плечами, а Фип после недолгих размышлений сказал:
— Скверное занятие — обижать вдову. Лив — девка правильная, но времени у нас мало. Когда Харголидова башня на Белом утесе скроется из виду, Оливетта должна приступить к своим обязанностям. Пусть Пелиара сменит Семе, и, клянусь Шимберлалом, девица быстро согласится занять место помощника и вести «Забияку» хоть в глотку Ахахиба.
— Будь по-твоему, — согласился Мгал. — А кто такой Семе?
— Корабельный кок, бабник и весельчак, каких поискать. Взглядом девок брюхатит, за это-то Лив его и недолюбливает. Зато он в ней души не чает, — ответил Номбер с таким видом, будто хлебнул скисшего вина.
— Пусть будет Семе, — повторил северянин. Он сознавал, что поступает не лучшим образом, но выбора у него не было. Ему нужен человек, умеющий управлять кораблем, а плыть за ним на Дувиан — непозволительная роскошь в их положении. Особенно если Заруг сумеет добыть судно и попытается настичь «Забияку».
Большой прямоугольный парус биремы, верх которого крепился к рее, развернулся, поймал ветер, и окованный медью таранный брус весело вспенил зеленые воды залива. Весла нижнего яруса были втянуты внутрь, весельные порты закрыты кожаными пластырями, так как даже при небольшом волнении в них могла просочиться вода.
Расхаживая по катастроме, тянувшейся по оси корабля от бака к корме, Толеро хмуро поглядывал на суетившихся моряков, то и дело отпуская едкие замечания в адрес тех, кто : отличался, на его взгляд, нерасторопностью и ленью. Среди набранной по случаю спешного отплытия сотни добровольцев оказалось десятка полтора стоящих работников, остальные были, как и следовало ожидать, бестолковым отребьем, которое в схватке надо гнать вперед, чтобы сохранить воинов абордажного отряда, сильно поредевшего на улицах Сагры.
Внезапный выход в море нарушил планы капитана, и, если бы не лучезарные перспективы, которые должны были открыться перед ним в случае успешного завершения погони за «Забиякой», он не согласился бы на эту авантюру, а приказал заковать настырного подмастерья в тяжкие кандалы. Мало того что тот упустил похитителя кристалла, приведя вместо него на борт «Нортона» двух сомнительного вида девок, он ещё позволил себе крайне непочтительно разговаривать с ним, мастером, командиром двух бирем, получившим от Белого Братства высшие полномочия на все время экспедиции. Из-за медлительности одноглазого ему пришлось спешно покинуть Сагру, и теперь уже не он, а капитан «Манна» будет принимать посланцев захвативших власть унгиров, извлекая из этой процедуры всевозможные выгоды и удовольствия. Впрочем, может статься, это и к лучшему. Доносы, посланные в Манагар склочниками, скандалистами и сквалыгами, посыплются теперь на голову его заместителя, а слава и почести достанутся тому, кто завладеет кристаллом, причем Заругу за усердие перепадет не много — разве что облизываться и утолять свою месть, капля за каплей выпуская кровь из северянина.
Мастер Толеро остановился, пытаясь припомнить какую-то важную мысль, мелькнувшую у него во время разговора с одноглазым. Что-то связанное с захваченными девушками. Ах да, Батигар — принцесса из рода Амаргеев, Владык Исфатеи. Он хотел поговорить с ней — не каждый день доводится встречаться с принцессами. Поговорить и услышать о том, что происходило в Исфатее, а также выяснить, каковы её права на престол. Серебряный город — это как раз то, что нужно Белому Братству, а молоденькая симпатичная принцесса — то, что нужно лично ему. Достаточно он уже помотался по свету, пора вить гнездо, а для оседлой жизни дворец в Исфатее подходил несравнимо больше особняка в Нинхубе. Кто знает, может, истинный ключ к сокровищу вовсе не легендарный кристалл Калиместиара, а дочь Бергола?
Улыбка тронула мужественное лицо капитана, и, забыв покрикивать на матросов, он двинулся к расположенным на баке катапультам, где специально для пленниц был натянут ещё один тент. Расположившиеся под его сенью девушки с любопытством глазели по сторонам, наслаждаясь легким бризом и пахнущим солью свежим морским воздухом, столь непохожим на удушающе-влажное марево, висевшее последние дни над Гатианой. Фрукты и прохладительные напитки, доставленные под тент по приказу Заруга, свидетельствовали о том, что одноглазый стремится искупить проявленную по отношению к подругам грубость, в связи с чем настроение их никак нельзя было назвать подавленным.
— Быть может, ты была права, не оказав сопротивления этим негодяям, — сказала Батигар, наблюдая за певуном, торопливо набивавшим брюшко фруктами.
— Все произошло слишком неожиданно, а когда я пришла в себя и уже могла повлиять на события, стало ясно, что в этом нет необходимости. Пока нет, — уточнила Мисаурэнь. — Если Чаг послана Черными Магами на поиски кристалла и у неё есть корабль, то не исключено, что мы скоро встретимся с ней, хотя это произойдет и н так, как нам бы хотелось.
Батигар задумчиво покачала головой:
— Сейчас меня не столько беспокоит то, что наши с сестрой пути разошлись, сколько неопределенность нашего положения здесь. Заруг знает, что я ничем не могу ему помочь в поисках кристалла, и, значит, схватил нас вовсе не для допроса. Теперь я не сомневаюсь, что, прояви ты свои способности в таверне, он велел бы убить нас на месте. Прости мои упреки — твоя бездеятельность сохранила нам жизни. Однако что нам делать теперь? Две симпатичные девицы в окружении двух сотен мореходов…
— Это военный корабль, а ты принцесса. Помни об этом и держись соответствующим образом.
— Я помню, как Заруг пожирал меня глазами в Чиларских топях, и боюсь, после смерти Бергола титул принцессы Исфатеи превратился в пустой звук. — Несмотря на жару, Батигар поежилась. — Принадлежность моя к роду Амаргеев, вероятно, оценили бы Торговцы людьми, но после того, что ты со мной сделала, я даже для гарема не подойду.
— Это тебя огорчает? — Глядя, как энергично трясет головой подруга, ведьма усмехнулась и положила ей руку на колено. — Не бойся, в плохоньком гареме ты все равно будешь любимой женой, хотя, надеюсь, до этого дело не дойдет. Как там у вас на севере — не знаю, но, если судить по Чилару, принцесса всегда останется принцессой, вне зависимости от того, жив её отец или нет. Если уж на то пошло, ценность твоя после смерти Бергола повысилась, в глазах тех, разумеется, кто зарится на трон Серебряного города. А таких сыщется немало, — продолжала она, указывая смеющимися глазами на приближавшегося к ним крупного мужчину с выразительным и властным лицом. — Это капитан корабля и, значит, влиятельное лицо в Белом Братстве. При поддержке своих Белых родичей он вполне может хотя бы в мыслях претендовать на исфатейский престол. Не разуверяй его в этом, скажи, что Чаг, по слухам, погибла, а я твоя служанка.
— Староват он уже для счастливого жениха, — с сомнением пробормотала принцесса.
— Клянусь Змееруким, я ведь не подсовываю тебя под него! Очаруй капитана, держись уверенно, намекни, что ради исфатейского престола готова и за евнуха замуж выйти, и, поверь, одноглазый близко к тебе не подойдет. Ну же, наври что-нибудь трогательное про Донгама и про уважение твое к Белым Братьям, это ему понравится. И помни: я — твоя служанка.
— Это ещё зачем?
— Со слуг меньше спросу, а свободы у них больше, — пояснила ведьма, с нехорошим предчувствием разглядывая массивные золотые браслеты, посверкивавшие на запястьях мастера Толеро.
Дувший целые сутки слабый северо-западный ветер, развернув паруса вышедших из сагрской гавани кораблей, утих вскоре после полудня. Несколько десятков судов застыли на зеркальной глади залива, словно увязшие в миске с медом мухи, а затем разом засвистели дудки, загремели и заухали барабаны и множество весел разбили зеленоватое стекло вод.
Лагашир забылся тяжелым, тревожным сном. Чаг выглянула на палубу и, решив, что получила представление о том, как чувствует себя рыба на сковороде, поспешно юркнула обратно в относительную прохладу каюты. Живо посочувствовав тем, кто сидит на веслах, она с ужасом подумала, что, если такая погода продержится день-другой, душа её выйдет из тела вместе с потом, и, с нежностью вспомнив тенистые рощи в окрестностях Исфатеи, беззвучно воззвала к Небесному Отцу, умоляя его послать ветер и прохладу. Сделала это девушка скорее по привычке, чем в надежде на то, что мольба её будет услышана: Даритель Жизни не имел обыкновения удовлетворять обращенные к нему просьбы, однако на этот раз безмолвная молитва была, как это ни странно, услышана.
Сначала, приоткрыв мутные от сна глаза, Лагашир хриплым шепотом произнес, едва разлепляя спекшиеся губы: «Не зови ветер, накличешь бурю», и вновь провалился в забытье. Потом захлопал обвисший было парус, стихли удары барабана, задававшего ритм гребцам.
Принцесса снова выглянула на палубу и, убедившись, что принесший прохладу ветер дует в нужном направлении, отправилась искать Гельфара. Стоявший на баке капитан указал Чаг на видневшиеся вдали ржаво-рыжие паруса «Забияки», но лицо его показалось девушке ещё более хмурым и высохшим, чем обычно. Несмотря на длительное совместное плавание по Гатиане, принцесса до сих пор не поняла, является ли Гельфар надзирателем над ней или помощником, но у неё хватало ума избегать скользких ситуаций, при которых неизбежны решительные объяснения, и стараться поддерживать с ним уважительно-нейтральные отношения.
— Кажется, вас не радует попутный ветер? — спросила она о первом, что пришло на ум, лишь бы прервать становившееся неловким молчание.
— Совсем не радует, — отвечал Гельфар, поджимая и без того узкие губы. — Это, госпожа моя, не ветер, это предвестник шторма, и, попомните мои слова, попутным он будет недолго. Эти Белые выродки знали, когда устроить мятеж! Ставлю бочонок пальмовой отравы против миски хипсы, что две трети вышедших сегодня из сагрской гавани кораблей ещё до темноты бросят якоря на прежнем месте.
К несчастью, прогноз капитана оказался пророческим: едва успела пропасть из вида цитадель Харголидов на Белой скале, как ветер, сменив направление, задул с юго-запада, прижимая суда к берегу. Помянув Шимберлала, Вожатого Солнечного Диска, Грозноглазого Горалуса и ещё десятка полтора незнакомых принцессе богов, Гельфар метался по палубе, отдавая приказы, и, хотя команда из кожи вон лезла, выполняя их, паруса — прямой и косой — то надувались, то хлопали и опадали, отчего «Посланец небес» скакал и прыгал на покрытых белыми кудряшками пены волнах, как необъезженный жеребец.
В первые мгновения это показалось принцессе забавным, было в завывании налетавшего порывами ветра и скрипе снастей что-то дикое, будоражащее кровь, однако мысль о том, как эта чудовищная свистопляска может повлиять на Лагашира, отрезвила Чаг. Она бросилась в каюту и обнаружила, что Маг, забившись в щель между привинченными к полу сундуками, пребывает в полуобморочном состоянии. Так и не поняв, ударился ли он обо что-то, выброшенный с койки одним из рывков корабля, действие ли это сваренного лекарем зелья или чар самого Мага, применившего их ради скорейшего выздоровления, девушка подхватила Лагашира и, уложив в постель, начала привязывать ремнями, сама едва удерживаясь на ногах.
Следующие двое суток показались Чаг самыми длинными в её жизни. К ночи ветер превратился в настоящий ураган и ревел, как сотни разъяренных глегов, вздымая исполинские волны, грозившие в щепы разнести утлое суденышко. Корабль, казавшийся столь надежным во время плавания по Гатиане, скрипел, стонал и содрогался, подобно смертельно раненному животному, то взлетая на гребни чудовищных волн, заливавших палубу густой желтой пеной, то проваливаясь в черные водяные ущелья, стены которых норовили сомкнуться над ним и навсегда похоронить в беснующейся пучине.
В недолгие затишья девушка отваживалась выходить на залитую водой, ходившую ходуном палубу хотя бы для того, чтобы удостовериться, что они с Лагаширом не остались на судне одни и волны, то и дело перекатывавшиеся через «Посланца небес», не смыли его команду за борт. Однако опасения её были напрасны — люди Гельфара проявляли себя опытными и отважными мореходами. Однажды, выглянув из каюты, Чаг увидела где-то под кораблем огни далекого города, и ей почудилось, что «Посланец небес», обретя крылья, возносится к грозным темно-фиолетовым тучам, закрывавшим дневной свет. В другой раз, очутившись на баке, принцесса, к ужасу своему, обнаружила, что корабль несется прямо на выступившие из бездны рифы, напоминавшие громадные каменные пальцы со зловещими пиками когтей, которые вот-вот должны пропороть днище летящего на них судна. Вцепившись в фальшборт, замерев в ожидании неминуемой гибели, Чаг не сводила глаз с кровожадно тянувшихся к кораблю утесов и, даже когда «Посланец небес», чудом оседлав встречную, катившуюся от скалистого берега волну, понесся на её гребне прочь от убийственных каменных пальцев, долго не могла поверить, что она спасена. Неодолимая сила'тянула принцессу выйти из каюты и взглянуть на буйство стихий, пока в очередное её появление на палубе накрывшая корабль волна чуть не смыла её в море. Наглотавшись соленой воды, едва не потеряв сознание от удара о фальшборт, она, доковыляв с помощью очутившегося поблизости матроса до каюты, зареклась испытывать судьбу и сосредоточила все свое внимание на уходе за Лагаширом.