Допив, Ростоцкий задумчиво постучал по столешнице кончиками пальцев.
— Дарий, напомни текст из заявки.
— «Территория принадлежит правительству США! Группа разведки. Платформа-5», — дословно повторил я.
Он помолчал.
— Суки американцы! И сюда уже добрались, надо же… И все-таки, почему ты считаешь, что это была одна и та же разведгруппа? Потеряли одну, хорошо. И что? Руководство обязательно пришлет следующую, или я не прав?
Дверь ресторана отворилась, и на пороге показался пожилой человек в светлом костюме, седой, с усами, тут же начавший с деланым безучастием наблюдать за публикой, сидящей за столиками. Вот он радостно поприветствовал кого-то, потом поймал глазами Германа, чуть поклонился, заодно и меня одарив виртуальной милостью светского человека. Еще и за это я не люблю «Грабли» — сплошной пафос. А ведь хорошее местечко было поначалу.
— Ситуацию можно разъяснить только при одном варианте развития событий — именно эта группа и открыла Желтый Прорез. Не успели они доложить по инстанции, вот в чем дело. Убежден, что погибшие действовали так же, как мы: сначала нашли объект, потом встали лагерем, долго наблюдали, изучали. По итогам предприняли пробную вылазку, очень короткую, буквально на пару минут. Могли, так же как мы, камеру в Прорез совать.
— Что? — поднял брови олигарх. — Камеру? Ха-ха! Господи, но как?!
— Сосну сухостойную подобрали на склоне, как еще! — зло выкрикнул я, сминая накрахмаленную салфетку. — Чего тут мудрить? Потоньше и полегче!
— И по-ти-ше, — убедительно попросил Ростоцкий, оглядываясь.
— Примотали камеру скотчем и просунули внутрь Креста. Он, кстати, далеко не такой яркий, как на реках. И почти не искрит.
— Ну и что засняли? — нетерпеливо спросил он.
— Да почти ничего, сушнину почти сразу вырвало из рук и утянуло внутрь, Лешка чуть в лоб не получил сучком! Если тело, попадая в Прорез, внезапно перестает в портале двигаться, какое-то время оставаясь на линии разграничителя, то его затягивает по первоначальному вектору движения.
— Ого! Это очень важное наблюдение, на реке такой фокус не провернешь… То есть раз уж начал, то заканчивай!
— Так и есть. Но суть не в этом, Герман. Мы честно дежурили три недели, и за это время Прорез загорался три раза, как по часам…
— Раз в семь дней, — машинально отметил мой начальник, и я кивнул.
— Никто не появился, и это уже сбой алгоритма разведки, ведь мы сидели и ждали исправно, без балды.
— Подожди-ка, Индиана, мать его, Джонс! — нахмурился он. — Где сидели? Ты ведь со мной по рации в это время связывался, как так? Или тут хитрый ход и радист Диксона в доле?
— Зачем? — удивился я. — Действительно связывался. Оставили у водопада Винни, а сами с Лешкой вернулись в Диксон: проконтролировать, запас пополнить, руку ему перебинтовать, повредил слегка на камнях…
— И вьетнамец там один сидел? — Загорелое лицо Германа забавно сморщилось в раздумье, черные брови нахмурились. — Я бы не смог.
— Я бы тоже, — утешив его, я придвинул к себе вазочку с мороженым. — Мы вернулись через два дня, а постоянно там болтались до того момента, когда Крест вспыхнул в третий раз. Был определен период срабатывания. В остальное время делать возле водопада, как ты понимаешь, ничего… Короче, никто не появлялся.
— Вывод? — поторопил Ростоцкий, отлично зная ответ.
Я понимаю, что такая манера разговора, отработанная в интригах, дает ему время для размышлений и проверки реакции собеседника. Но это сильно раздражает и обижает.
— Вывод прост: возле задницы ноги толще. Ты действительно не веришь?
— Не хами, Дарий. Сам же говоришь, что дело очень серьезное… Мне понятен твой посыл: командиры разведчиков на той стороне до сих пор ничего не знают о существовании корректирующего портала. По крайней мере, именно на этом участке, так?
Черт, что-то я действительно несдержан. Нервишки шалят. В подобном общении с Ростоцким человеку трудно оставаться невозмутимым, он постоянно давит.
— Так. Вариант очень даже вероятный.
— И это очень хорошо, есть фора. Мы же не можем заглушить Прорез…
Это он к чему?
Тут к нам быстрым шагом подошел менеджер зала, упитанный человек с бакенбардами, который, переодевшись для работы во фрак и манишку, скрипевшую, как десяток новеньких кожаных ремней, учтиво поведал:
— Господин Ростоцкий, вас срочно просят к телефону. Из мэрии.
Оставшись в одиночестве, я быстро доел мороженое и опять повернулся к окну.
Гадство… Чувствую, не будет мне поддержки.
Поначалу я в упор не замечал проплывающего мимо праздника жизни. В глазах стояла хрустальная лента водопада, разбитая на пять гранитных ступеней. Как сейчас вижу… С последнего порожка поток ледяной воды срывается вниз отвесно, страшно, но после, падая на отлогий доломитовый изгиб, плавно скользит по нему, частично гася энергию удара, остаток которой принимает огромная ровная плита. Возле нее нет феерических брызг и водяного тумана, все остается в природной чаше озера цвета глубокой синевы. Там очень красиво и почти спокойно, на пляжиках из мелкой гальки можно отдыхать — в оазис не задувают ветра, а согревающее камни солнышко — частый гость.
Часть принимающей удар плиты почти сухая. Именно на ней ярким желтым Прорезом раз в неделю три часа пламенеет портал, часы сверять можно.
Многие ли из нас имеют возможность по-настоящему прикоснуться к Тайне? Не так, чтобы телепередачку посмотреть со зловеще комментирующим мутные снимки ведущим, а чтобы в реальности, которую только ты считаешь таковой — больше никто не поверит! Часто ли подворачивается людям такая возможность? И Винни, и Лешка были готовы, они вообще молодчаги. Но… Ростоцкий меня не поддерживает.
Страшно было? Да.
Винни — молодец. Он наш талисман. Всегда рядом, готов посоветовать, успокоить, тщательно выговаривая русские слова своим тихим шипящим голосом. Этот философ-охотник со смешными бровями гномика и обманчиво простецким выражением лица с завидным постоянством устраивает дела разведгруппы так, что все заканчивается хорошо. Живой оберег. Он всегда внимательно следит за нами и своевременно сообщает мне, что, по его скромному мнению, я должен учесть. Мудрый восточный ангел с дубленой кожей и добрым сердцем, он охраняет нас с Лешкой так заботливо, словно мы дети неразумные. А мне предстоит оставить его в одиночестве среди этих скал! Конечно, он более чем опытный охотник и придумает, где и как замаскировать позицию… Он умеет сутками сидеть в засаде без движения, и ты при всем желании не увидишь его, находясь в десяти метрах. Только все эти доводы не помогали, я просто боялся оставить его одного и потерять друга, даже почти плюнул на всю эту затею…
Когда мы вернулись к водопаду, то я минуты три не мог вымолвить ни слова от радости, что он жив и невредим, почти не слышал доклада. Люди важнее любого чертового Креста — очевидный вывод? А вот ни фига… Уже через пару часов я был готов рисковать жизнью, своей прежде всего.
Гребаный ты каларгон, как же мне тяжело было принять решение на проход! А когда решил, то мандраж только усилился. Мы, как могли, отвлекались тасканием сосны, изобретением дистанционного наблюдения, тупо острили, хорохорились друг перед другом, подбадривали… Докладываю: сделать шаг в Неизвестное очень сложно и страшно. Меня, взрослого мужчину, колбасило, словно институтку на сопромате. А когда серый, ободранный ствол сухой сосны неожиданно вырвался из рук, то ужас поднял мои волосы дыбом, помню, как машинально схватился за кепку. Словно дикий зверь рвал сосну на себя! Из Тьмы, из Потустороннего.
Мы все уже проходили через Крест. Абсолютно все, таков закон, установленный на Кристе неизвестно кем и непонятно, с какой целью. Но попадающие сюда проходили через порталы не по своей воле, случайно.
А самому, так, чтобы добровольно, слабо?
За окном опять зарокотал автомобильный двигатель, и я, очнувшись, привстал со стула, стряхнул с коленей крошки, протянул руку и приоткрыл одну из оконных створок.
A-а… Эту чудовину уже видел мельком, в порту, некогда было рассмотреть, мы только подошли и выгружались. Теперь владелец необычной машины остановил ее прямо напротив дорогого ресторана, отлично понимая, что люди в нем обедают все больше состоятельные, могут и заинтересоваться.
В Манаусе есть два центра технического прогресса: ремонтные мастерские русской общины, что находятся в районе причалов, и механические мастерские горного комбината, в котором не покладая рук работают немцы. Но именно это чудо техники — дело рук неугомонного рационализатора, хорошо известного в городе и окрестностях. Частная инициатива.
Дьявольская шняга представляла собой сцепку из старенького желтого пикапа семидесятых годов выпуска, карбюраторного и одноосного прицепа, на котором был установлен примитивный, но от того не ставший менее эффективным газогенератор. Это была высокая бочка из нержавейки, в которой, при минимальном поступлении кислорода, парились нарезанные кубиками разномастные дрова породы «какие нашел». Выделяющийся горючий газ по длинному гофрированному шлангу подавался от генератора к двигателю. Изобретатель не стал лепить ничего лишнего. Капот пикапа был приоткрыт, шланг заканчивался на воздушном фильтре, все очень просто. Осталось только повозиться с углом опережения зажигания, и вперед, на дровах. Впрочем, всегда можно вернуться к привычному бензину. Интересно, какую мощность обеспечивает такое усовершенствование?
Возле авто уже собралась толпа зевак, что владельцу и требовалось. Медленно открыв дверь, он важно прошел к прицепу, осторожно отвинтил крышку бака, достал из кузова машины холщовый мешок с заготовленным заранее топливом и на глаз накидал внутрь свежих чурочек. Народ восхищенно заохал. Не сомневаюсь, продаст свой агрегат еще до выходных. Я бы, кстати, тоже не отказался увидеть такой в Диксоне. Загрузил, запалил, и чих-пых по джунглям…
Прогресс шагает по Кристе.
Не так давно немцы наладили серийный выпуск небольших паровых машин. Первые три встали на небольшие пароходики. Головной — «Игарка» — вошел в состав торгового флота Ростоцкого и теперь курсирует по реке, в том числе и в сторону Диксона. Два последующих двигателя были выгодно проданы в Панизо, там их тоже установили на небольшие суда: «Орка» и «Миледи». Еще два парохода заложены на верфях чуть южнее линии главных причалов, эти останутся в Манаусе. Само собой, и я забился на такой движок, точнее, на готовый локомобиль. Мы постоянно расширяем вокруг Диксона зону безопасности, ведем вырубку деревьев и кустарника, так что топлива более чем достаточно.
Нет никаких сомнений, что вскоре паровые двигатели встанут по всем поселкам вдоль реки, а тишину спокойной Леты все чаще будут разрывать рвущие воздух паром пароходные гудки.
Теперь вот и автотехнику можно гонять на дровах. Гудящий и чадящий прицеп, конечно, будет мешать на бездорожье… Но ведь едет же! И зверье отпугивать хорошо.
Тем временем вернулся чем-то недовольный Ростоцкий.
Серый кардинал Манауса, как всегда, был одет безукоризненно: светло-бежевый костюм из некрашеного хлопка, рукава легкого пиджака небрежно подвернуты, под ним — белоснежная рубашка поло, со вкусом подобранный ремень, на ногах крепкие, но элегантные туфли, отмытые до почти стерильного состояния. Настоящий модник, Герман является примером для светского молодняка, ателье и белошвейки не простаивают.
Я ни о чем его не спрашивал, он сам поведал:
— Две недели спокойной жизни, и все! Что за сволочизм? Только отладишь, только дела пойдут ровно… Нет же! Обязательно появляется очередной умник, желающий дать жизнь своей очередной глупости! Современный человек в своем развитии недалеко ушел от обезьяны, жизнь его определяют те же законы, что и десятки миллионов лет назад. Чем выше прогресс, тем хуже отбор и больше идиотов. Чувствую, будущее опять не сулит человечеству ничего хорошего. Даже здесь, где условия выживания общины гораздо более суровы, чем на Земле, а от каждого руководителя, начиная с самого низшего звена, требуется максимальная рассудочность и производительность. Но негативный отбор, оказывается, правит и на Кристе, а болтать языком гораздо выгоднее, чем вкалывать — меньше энергозатраты, срабатывает инстинкт!
Тут уж я спросил, чисто из вежливости, поскольку он начал жаловаться:
— Кто на этот раз?
— Сопляк! Очередной перспективный сынуля богатого землевладельца, которого губернатор неосмотрительно пристроил в департамент. Представляешь, этот идиот решил, что уровень безопасности, да и внутренней культуры населения Леты требует запрета горожанам носить оружие! Мол, теперь уже не требуется! Для всеобщего, видите ли, блага и спокойствия мамаш! Папка, хоть и добренький к элите, но человек умный, посмеивается. Однако формально он должен провести по этому вопросу совещание. Инициатива!
— Давай этого сынка ко мне в Диксон, мигом мозги на место встанут.
— Что ты… Обгадится в первый же день… Пора освежиться. Вот хорошо, что вы здесь, Теодор, — обратился он к подошедшему официанту. Постоянному официанту, замечу, Ростоцкого обслуживает только он. — Лимонад с мятой, пожалуйста, только не очень холодный. Дарий, что-нибудь еще?
Я отрицательно помотал головой.
— Что делать будешь?
— Нет бы ему заниматься культурой, что и поручено этому деятелю! Придумаю… — задумчиво молвил он, через стекло фужера разглядывая двух дам, что сидели за два столика от нас. — Надо будет перекинуть его на другое место. Туда, где каждая ошибка будет кричать о глупости, а печальный результат руководства проявится сразу же. На коммунальное хозяйство, например, тамошние прорабы быстро скрутят ему голову, и папаша не поможет. Да черт с ним, разберусь! Лучше расскажи, что еще увидели на той стороне?
Еще… Рассказывать можно бесконечно.
Альпийские скальные зоны, неприступные барьеры утесов и крутых обрывов вдалеке, пугающая высота перевалов, выводящих путника неведомо куда. Напрягая зрение, мы, стоя в начале пути, напряженно вглядывались в очертания незнакомых гор, стараясь различить распадки, пики и ущелья, но перед нами по-прежнему был только абрис гранитных скал. Потом солнце вдруг выплыло из-за дальней горы со снежниками на вершине, и сразу же все небо неизвестной планеты залила ровная лазурь.
Уклон небольшой. Туман волнистыми струями косо поднялся вверх, и вдалеке открылась бескрайняя долина. Надеюсь, что бескрайняя.
Не знаю, что это было: истинная красота гор или же просто ожидание романтики открытия. Я чувствовал свежесть мыслей, упоение открывшимися неведомыми далями и ощущение превосходства над всем сущим. Новый мир был виден, точно декорации в огромном современном аквариуме — настолько густым казался мне воздух, заполняющий эти бездны… Он дрожал, сгущался, становясь все более похожим на дым. Переваливаясь между пиками, в ущелье влетали порывы ветра, и из правой лощины, зарождаясь на наших глазах, поднимались потоки тумана. В горах так всегда к полудню — из прогретых долин возносятся потоки влажного воздуха. Соприкасаясь с воздухом снежников, прозрачная влага обращается в мистический туман, состоящий из мириад мельчайших взвешенных капель. Ежесекундно меняющие свою форму клочья поплыли прямо через нас, собираясь в нечто новое; вот получилась молодая тучка, медленно начавшая свой путь в высоту…
Концентрат горной романтики, я три десятка кадров нащелкал. У нас ведь ничуть не хуже. Ан нет… Заграница манит. Там все кажется более ярким, выпуклым.
— Примерно то же самое, что и по нашу сторону — наконец ответил я без лишних прикрас. — Лето стоит, благодать. Относительно тепло, несмотря на горы, возле которых расположен Прорез. Прямо от выхода из грота начинается узкое ущелье, сразу сворачивающее к югу, по нему бежит тот самый ручей. Для дальнего рейда нужна соответствующая подготовка, поэтому мы прошли всего с полкилометра. Но и этого хватило, чтобы увидеть огромную саванну внизу. Да, это не джунгли, зелени мало, и она другая. Спуск пологий, удобный, каких-либо природных препятствий я не наблюдал.