…Отправились мы через час.
«Апач», легко поднявшись по серпантину к седловине, почти сразу же свернул направо, то есть на восток, и медленно покатил по еле заметной грунтовой дороге, тянущейся вдоль обрыва. После одного поворота, огибающего огромные валуны, сразу начинался следующий, потом пошел прямой участок, украшенный рододендронами, и пикап поднялся на небольшой бугорок, ограничивающий плато, где мы не выдержали и остановились, потрясенные видами. Мы с Винни вышли из кабины, а Лешка встал в кузове.
Кругом обрывы и кручи. Под нами разверзлась глубокая и необъятная панорама — что перед этой дикой красотой наши восхищения прелестями приморского поселения! Я медленно сделал несколько шагов к обрыву и остановился, дальше страшнее: взглянешь вниз, и начинают вибрировать подошвы…
Небо чистое, горизонты открытые. Позади высоченные горы — черная гряда, прогрызенная ущельем. Лишь на нескольких вершинах зацепились за камни маленькие белые пушинки. А за ней лишь синяя дымка небес.
Рядом с остановившейся машиной стояла покосившаяся вышка наблюдения, неумело собранная из жердей. К ней притулилась простенькая хижина с прохудившейся крышей. Входить в такую не стоит, обвалиться может в любой момент. Сооружения были настолько хлипкие и неказистые, что их никто не разбирал, такой материал никому не нужен. Но и не спалили.
Может, это исторический объект? Не здесь ли проживал тот самый предприимчивый скотовод Герхард Синклер, дававший приют переселенцам? Тогда перед нами первая гостиница будущего поселения Додж-Сити… Я с невольным уважением посмотрел еще раз на жилище пионеров.
Наверху дул ветер, так, кепку поглубже, козырек пониже.
Каменная чаша, в которой укрылся город, останавливает ветра, обеспечивая знаменитый микроклимат Доджа. Здесь же был простор для всех стихий. Мощный постоянный поток давил на грудь, невольно заставляя принимать устойчивую позу. Океан нес к берегу следы далекого шторма, а сверху казалось, что он просто лениво катит в солнечном свете свои гладкие синие волны… На самом деле это настоящие валы, с пеной и грохотом обрушивающиеся на скалы, коими украшены мысы бухты. Внизу шторм не чувствовался, а сверху видно, что даже верный защитник оазиса остров Сейбр, с южной стороны словно покрытый белоснежной пеной для бритья, не может справиться с этим натиском. Волны порой огибали островок и, теряя силу, все-таки закатывались в бухту. Наверное, на пляже сейчас самый праздник для детворы!
Уезжать с крошечной вершинки не хотелось. Свежесть, упоение безбрежными, какими-то метафизическими далями и чувство верховного торжества человека над всем сущим, мало есть мест, где можно все это испытать. Мир внизу был виден, точно в огромном аквариуме — заполняющий чашу воздух казался синеватым. Он странно мерцал, то и дело сгущался тут же исчезающими миражами, в которых дрожали белые домики и оливы с серо-зелеными листьями.
В бухте не было ни одного судна, все стояли в гавани у причалов. Я достал бинокль и принялся осматривать океан, остальные поступили так же.
— Ни единого суденышка, — наконец выдохнул Винни.
— Дураков нет, — грубовато пояснил Лимон и вдруг добавил совсем другим голосом: — Мужики, прикиньте, что мы в такой шторм не успели причалить к берегу. А? Пипец.
— Надо предусматривать, — не очень убедительно посоветовал вьетнамец.
— Тут предусмотришь! Стихия, бац, и врежет. Надо искать спасательную шлюпку. Я видел такие в кино, они, словно капсулы с круглыми иллюминаторами, полностью закрыты и не переворачиваются.
— Только так переворачиваются, — я разбил мечты Лимонова.
— Но сразу же встают на киль! — Винни принял сторону индейца.
— Отличная перспектива, — хмыкнул я. — Сколько переворотов в час мы выдержим? А в сутки, если шторм не прекратится?
— Обрыгаешься, кишки вывернет, — Лешка представил одну из существенных деталей такого экстремального путешествия и поморщился.
— А ведь еще и грести надо будет. Или парусом управлять, — охотник подлил масла в огонь.
Что-то хреновые из нас колумбы получаются.
— Глядя на эту мощь, понимаешь, что если брать судно, то скоростное, — решил я.
— Какое именно? — живо поинтересовался Винни, пряча бинокль.
— Большую клепаную байду с прочным рангоутом, в меру килеватую, широкую, чтобы уложить на дно балласт и места много было, — я начал отвечать легко, потому что желаемая модель катера наконец-то сформировалась в голове. — С хорошей грузоподъемностью, позволяющей, кроме груза, взять побольше топлива в канистрах. С одним двигателем — не пароход. Поэтому два четырехтактных подвесных мотора общей мощностью под сто двадцать лошадиных сил, не меньше, чтобы сразу вставала на реданы.
— Видел такую у причала, — вспомнил Лешка.
— Их здесь строят, — пояснил я.
— Стационарная рация понадобится, — заметил охотник.
Гребаный Каларгон, на пикап такую мы так и не поставили! Эх… Сняли бы и переставили на катер. В Додже найти рацию будет сложно.
— Эхолот. И радар, хоть самый плохонький, — вслед за нами размечтался и Лимон.
— GPS и спутниковый телефон! — проворчал я. — Основное бы добыть.
— Тогда хоть надувнушку добавь! Маленькую! — взмолился парень. — На случай буль-буль.
— Буль-буль? — строго переспросил я.
— Буль-буль… — хлопнул белесыми ресницами команч.
— Лады.
— А что, неплохая получится посудина! Такая от шторма убежит, — одобрительно кивнул следопыт, предварительно соглашаясь с моим предложением. — Но куда?
— Все-таки ближе к берегу идти надо. Если что, успеем выброситься. Поставим лагерь и будем спокойно пережидать шторм.
— И от пиратов британских можно уйти, — опять кивнул Винни.
— А чего от них уходить? — воскликнул Лимонов. — Разгромим гадов прямо на воде, в честном морском бою, возьмем трофеи!
— Еще питьевая вода займет много места, — напомнил мне вьетнамец, не обращая внимания на привычную всем браваду младшего коллеги.
— Ты прав, не факт, что мы сможем ее найти на пустынном перешейке неизвестной протяженности.
Мы немного помолчали.
А не могут ли небеса опускаться ниже воображаемой линии горизонта? Лазурная в бухте, с удалением от берега, океанская вода все быстрей теряла яркость, серела, размывалась в мареве — уже и не угадать, где кончается океан и начинается небо.
— Что ты там стараешься высмотреть, командир? — нетерпеливо поинтересовался Лешка, не любящий статичные картинки.
— Остров. Нам бы очень не помешали острова на пути.
— Ну и что, увидел?
Я отрицательно покачал головой, повернулся к пикапу, открыл дверь кабины, но был остановлен предложением индейца.
— Ребята, а может, перекусим?
— Рано ты проголодался! Устал уже? — ехидно спросил Винни.
— Почему устал? Просто аппетит после этого кино возник зверский. Красота-то какая…
Оседлав сиденье, я молча, стараясь не хлопнуть, закрыл дверь. Оставшийся без ответа юный команч надулся в кузове, а Винни включил передачу.
Дорога начала спускаться, и после километра пути пикап проехал по каменному мосту через речку Арканзас. Мне не раз казалось странным, откуда у ручьев хватало силы на эту работу. Ливней в последнее время не было, но река и без того наглядно показывала, на что она способна. Не только по руслу, но и заливая частично берега, с шумом и брызгами катилась ледяная вода, украшенная пенными вихрями, а в ней кипела зеленая и бурая листва. На дне рокотали не видные сверху камни, являя еще одно доказательство страшного могущества горной природы. Если эти силы способны так перекатывать камни в обычное время, то каковы они в часы своего пробуждения после ливней!
Миновав мост, Винни притормозил, показывая мне пальцем в свою форточку. Я пригнулся. На нас, словно пушка, из кипящего потока целилась толстенная лесина, начисто ошкуренная потоком. Какая же нужна силища, чтобы такое бревно, переворачивая как соломинку, поставить на попа, да еще и привалить один конец камнями! Зато ниже моста, уже в бухте, своенравный Арканзас довольно быстро устает, разливаясь у моря тихим плесом.
Возле моста стояла капитальная деревянная будка. Сюда по графику для контроля обстановки заходит патруль военных — ниже по течению идет жизненно важное для Додж-Сити строительство речной гидроэлектростанции. Нам было видно береговую крепость, маяк и высокую антенную мачту.
Сразу после реки уже едва заметная среди травы грунтовка повернула от берега к горам и вскоре скрылась в невысоком редком лесу.
Еще через пару километров пикап подъехал к обширной зеленой поляне, на которой вольготно расположилось хозяйство одного из местных фермеров-скотоводов. Трое молодых парней в одинаковых джинсовых полукомбинезонах работали, не покладая рук, распуская вертикальными пилами длинное бревно на доски. Наверняка братья, наемная сила на Платформах всегда дорога, редкий фермер потянет. Завидев выезжающую из леска машину, они прекратили работу, но не помахали руками в приветствии, как это обычно происходит, а молча проводили нас взглядом.
— Не одобряют, — понял я.
— Значит, хорошие люди дальше их хозяйства обычно не проезжают, — мудро уточнил вьетнамец. — Только плохие соседи.
— Гребаный Саид! Чувствую, нарвемся на какой-нибудь скандал!
— Не ругайся зря, не трать нервы, — посоветовал Винни. — Время покажет.
— Когда покажет, будет поздно, — продолжал ворчать я. — Вот увидишь, на обратном пути вилами встретят…
Начался затяжной подъем среди деревьев, которые постепенно становились все выше и выше. Горы спрятались за лесом, и даже снежные вершины можно было разглядеть только на поворотах, когда появлялся частичный обзор. Дорога быстро сужалась до тропы. Было видно, что во многих местах ее расчищали бензопилой. Если бы за рулем «Апача» сидел я, то изматерился бы уже… Но Винни всегда по-восточному спокоен. Он вообще не любит тратить позитивную энергию.
С очередной поляны перед нами открылся пологий склон ближайшей высоченной горы, сплошь укрытый темно-зеленым пологом леса, преимущественно хвойного. Ого! В таком массиве легко спрятать целую дивизию. При грамотной организации службы и соблюдении простейшей маскировки подразделение сможет стоять тут целый месяц, и никто не заметит. Да уж, наверное, непросто вести боевые действия в лесистых горах, таких, как предгорья Главного Кавказского хребта…
По привычке я называю похожие зеленые массивы тайгой, хотя к настоящей тайге эти матерые горные леса, очень разнообразные, богатые живностью и зонированные по высоте, не имеют никакого отношения.
Ее вообще не так уж и много, настоящей тайги, вопреки всеобщему убеждению — люди считают, что тайгой заполнена вся Сибирь.
Конечно, тут все зависит от наполнения термина.
Я, как человек, поживший в настоящей тайге, четко отличаю ее от остальных лесов.
Мне не раз доводилось читать о людях-выживателях, готовящихся к аварийной встрече с тайгой… Даже общался с таковыми чудаками лично. Они обсуждают и комплектуют НАЗы, тщательно выбирают ножи, топоры и огнестрельное оружие, разучивают способы разведения костров и сооружения простейших укрытий из подручных материалов, любят спасительные заначки на теле, смаркированные паракорды и «проверенные опытными людьми» аптечки на все случаи жизни. Совершенно непонятно, как рассчитывают они «вдруг» оказаться в такой среде… Это не летчики-бушкрафтеры, не беглые зэки в перспективе и не жертвы похищения киношными злодеями, охотниками на богатеньких людей.
Мало кто представляет себе настоящую тайгу.
В кинофильмах ее почти никогда не показывают, предпочитая снимать таежные сцены в Карелии или в Подмосковье.
Но выживатели честно готовятся к тяжкому испытанию, порой забираясь в чащобы средней полосы России, проживают там с неделю полудиким способом, после чего считают, что готовы к аварийному попаданию в тайгу.
Глупый маленький мышонок…
Настоящая тайга, раскинувшаяся на бескрайних равнинах между великими реками Восточной Сибири, почти безжизненна, порой даже мертвенна. Огромные территории заняты победившим именно на этой площади деревом. Бесполезно лезть на высоченный кедр, чтобы попытаться оглядеться. Все деревья в такой тайге — примерно одинаковой высоты и одинаковой породы, доминирующей на данном участке. Кедрач, раскинувшийся по берегам Енисея и Ангары на тысячи квадратных километров, не пропускает к земле свет. На коричневом от старой хвои грунте нет подлеска, а значит, нет и зверя. Лишь в период созревания кедрового ореха сюда наведываются грызуны и птицы, в остальное время им здесь делать нечего. Охотиться бесполезно — не на кого. Здесь не трофейные места, медведь не ходит там, где нет ягодников.
Пусть это прозвучит несколько кощунственно, но порой только проход драги, места старых разработок золотоискателей и редкие просеки, созданные людьми, способны разнообразить тайгу. Там есть свет, прорастает кустарник, появляется жизнь… То же самое относится и к редким таежным речкам, на осыпающихся склонах которых лесные великаны просто не могут удержаться. Однако кедр или сосна всегда стараются заполучить свою территорию обратно.
В настоящей тайге зверье жмется к рекам, только в них спасение. И люди в такой среде не живут, они селятся рядом с ней, пользуясь таежными благами сезонно. Там, где есть либо водоемы, либо пересеченная местность.
Пожар, способный, казалось бы, выжечь участки земли, занятые корабельной сосной или кедром и освободить их на время для солнца и роста других растений, только усугубляет положение. В матерой равнинной тайге почти все пожары — верховые, пламя со скоростью быстро несущегося поезда пожирает верхушки деревьев, оставляя за собой частоколы мертвых стволов.
В тайге не надо выживать, из нее надо бежать бодрым зайцем. К реке.
И вообще, скажу в заключение: самая лучшая подготовка к такому попаданию — опыт проживания в подобной среде. Приезжайте в отдаленный, а лучше в откровенно затерянный таежный поселок, найдите работу, поживите, перенимая обыденный, но очень интересный опыт жизнеобеспечения аборигенов, походите в тайгу. Познакомьтесь с этой потрясающей реальностью. Нужные навыки появятся сами собой, и походы в подмосковные чащи покажутся вам прогулкой по сочинскому дендрарию.
А вообще-то — забейте.
Вам никогда не оказаться в настоящей тайге, не мечтайте.
Это очень трудно сделать. И дорого.
В Италию съездить проще.
Лесная дорожка миновала однообразную пойму, то и дело пересекая крупногалечные русла блуждающих рукавов Арканзаса. Начали попадаться высокоствольные пихты. Все гуще и глуше… Где-то там, впереди, начиналась альпика, за которой следовал мир ледников, озер и вершин. Я то и дело сверялся с ориентирами, полученными от Маркеса, верного нукера Рыжего Саида, с которым мы вели переговоры о встрече. Похоже, среднеазиатов в его окружении нет, значит, басмач прорвался сюда в одиночку. Или же в пути следования малой группы случались трагические происшествия.
Наконец-то «Апач» поехал прямо! Фу, наслаждение, эти повороты уже всю душу вымотали. В конце просеки явно была большая поляна.
— Винни, останавливайся.
Я повернулся и махнул рукой Лешке. Парень, с готовностью ухватив автомат, легко перепрыгнул через борт, молча улыбнулся нам и сразу же скрылся за стеной деревьев.
— Поехали.
Большое подворье прямоугольной формы было окружено примерно полутораметровой высоты изгородью из горизонтально уложенных хлыстов. Внутри находились три строения. Фермер, построивший здесь свое хозяйство, вскоре понял, что замахнулся слишком широко, а Додж-Сити далековато. Вот и продал его Рыжему Саиду. Скорее всего, выгодно.
Строений было три. Большой амбар с характерной высокой крышей и два почти одинаковых домика. Сложены примитивно, даже не пятистенки. В дальнем конце подворья — что-то вроде ледника в земле. Здесь нет выходов вечной мерзлоты, а вот погреб такой сделать можно. Въездные ворота стянуты цепью, «Апач» внутрь не загонишь. Однако калитка сбоку распахнута настежь: заходите, гости дорогие?
Двустворчатые ворота амбара заперты извне перекладиной. Один из домиков тоже закрыт, на двери виднелся большой амбарный замок. Дверь второго домика чуть приоткрыта.