Уже вечер. Скоро пробьет колокол, и мои товарищи будут спать, а я не буду. Опять полночи не засну. Буду думать о Домино под стук дождевых капель по крыше казармы. Неужели она действительно...
Нет, не может быть, она не могла так со мной поступить! Она не могла меня предать...
Завтра обязательно напишу ей письмо. Соберусь с мыслями - и напишу. Не могу больше оставаться в неведении.
Не могу - и не хочу...
****************
То ли спал я, то ли не спал. Вроде только закрыл глаза - и меня начали трясти.
Это Грэвел.
- Подъем, пахол! - скомандовал он. - Одевайся и за мной!
- Что за хрень? - не выдержал я, пытаясь разлепить глаза.
- Сейчас узнаешь.
Я надел рубашку и штаны, но министр заставил меня еще и кольчугу с сюрко надеть. И кинжал взять. То есть, я должен выглядеть по полной форме. Интересно, чего ради?
Когда я был готов, Грэвел при свете масляного фонаря оглядел меня с головы до ног, велел расправить складки сюрко под поясом и повел в то крыло пансиона, где жило начальство.
- Куда идем? - не выдержал я.
- Молчать!
Министр привел меня к дверям кабинета начальника центра. Постучался и, получив разрешение войти, открыл дверь и втолкнул меня внутрь. Шевалье де Лагранс был не один. И как я был рад, увидев, что собеседник шевалье - это Лукас Суббота. Причем мой старый приятель дампир сменил имидж: теперь, с ног до головы упакованный в черную клепанную стальными гвоздиками кожу и с длинным мечом на поясе, он выглядел очень внушительно. Капли дождя на его костюме еще не просохли, значит, Лукас приехал в пансион совсем недавно.
- Ага, вот и ваш солдат, - сказал де Лагранс, жестом подозвав меня к столу.
- Кандидат в послушники Эвальд Данилов прибыл, сэр, - отрапортовал я.
- Вольно. Вам слово, мессир Суббота.
- Много говорить не буду, - сказал дампир. - Мы уезжаем. Сэр Роберт велел забрать тебя. Он сам тебе все скажет.
- Согласно нашим правилам время, в которое вы будете находиться в распоряжении вашего господина, будет зачтено в ваш искус, - пояснил шевалье, предупредив мой вопрос. - Мы редко позволяем такое, но сэр Роберт оформил на вас официальное разрешение Высокого Собора, а в таких случаях мы идем нашим друзьям навстречу. Вот ваш отпускной лист, - де Лагранс подал мне свернутый в трубку пергамент. - В вашем распоряжении ровно тридцать дней. По истечении этого срока вы обязаны быть здесь. Свое снаряжение можете получить у мастера оружия. Вам все понятно, кандидат Эвальд?
- Да, сэр, - я чуть не задохнулся от радости.
- Иди, собирай вещи, - велел мне Лукас. - Я жду тебя во дворе.
С меня слетели последние остатки сна. Поклонившись шевалье, я выскочил из кабинета. Министр Грэвел расхаживал по коридору с самым важным видом.
- Я уезжаю, - сказал я ему.
- Да мне плевать, - ответил Грэвел. Он, похоже, уже был в курсе дела. - Пошли на конюшню. Никто твоего мерина седлать за тебя не будет.
2. Забытый ритуал
После двух месяцев, проведенных в учебке братства, мир кажется прекрасным и огромным. Даже если постоянно идут дожди, воздух буквально пропитан холодной влагой, а дороги размокли в непролазную грязь.
Мы едем в Лашев. Я знаю только, что это небольшой городок в предгорьях Банарда, недалеко от границы Роздоля с имперскими землями. До него от Данкорка два дня пути. Места здесь красивые: густые смешанные леса, окрашенные во все оттенки красного, золотого и зеленого цветов, чередуются с возделанными полями, с которых давно убран урожай. В деревнях по дороге люди ведут себя по отношению к нам очень почтительно. При встречах кланяются и желают здравия и счастливого пути. Когда тебе вслед по десять раз в день говорят "Да хранит вас Матерь, пан рыцарь!", поневоле начинаешь чувствовать себя значительным человеком.
Одно плохо - Лукас уж очень молчалив.
- Наберись терпения, - сказал он мне, когда я спросил его, куда и зачем мы едем. - Твой лорд тебе все расскажет.
- Лукас, - не выдержал я, - а как случилось, что ты стал охотником на нежить? Ты не рассказывал.
- А тебе ни к чему это знать. Так что помолчи, в такую погоду вредно разговаривать, горло застудишь.
Мне ужасно хочется поболтать, но я понимаю, что Лукас мне такого удовольствия не доставит. Ну, нет, так нет. Пока я счастлив уже от того пьянящего чувства свободы, которое испытываю последние дни.
Чтобы скрасить дорогу, я начинаю петь песню, которую от нечего делать сочинял в учебке. Думал о Домино и сочинял:
Средь гор и полей, там, где вереск цветет,
Эльфийская дева, - любовь моя, - ждет.
А я все скитаюсь вдали от нее,
И болью наполнено сердце мое.
И путь мой лежит через мрак грозовой,
И вороны хрипло кричат надо мной,
Пророчат мне битву, пророчат беду,
Но верю, что путь я к любимой найду.
Поверь, моя милая, пусть на пути
Мне адские бездны придется пройти,
Пусть меч занесенный мне смертью грозит -
Любовь твоя в битве меня сохранит.
В далеком краю, там, где пущи шумят,
Где старые крепости тайны хранят,
Прекрасная дева сидит у окна,
И, может, меня вспоминает она.
Поверь, моя милая, пусть на пути
Мне адские бездны придется пройти,
Пусть меч занесенный мне смертью грозит -
Любовь твоя в битве меня сохранит.
- Она того не стоит, - вдруг сказал Лукас.
- Что?!
- Ни одна баба не стоит того, чтобы так к ней относиться. Особенно эльфка. Я так думаю.
- Да мне плевать, что ты думаешь, - буркнул я.
- Все бабы - это кровь, кости, жир, мышцы, волосы, немного краски и пара ярких тряпок, - сказал Лукас. - Они стареют, дурнеют, блюют с перепоя, их пот и дерьмо воняют не лучше твоих. В них нет никакой поэзии. Все, что им нужно от тебя, так это денег побольше и член покрепче. Если ты не можешь удовлетворить их вздорные прихоти, они бросают тебя и находят другого дурачка, который будет таскать их на закукорках всю жизнь и при этом радоваться, какое ему счастье подвалило.
- Придет поручик Ржевский и все опошлит, - усмехнулся я. - А что если ты просто не с теми женщинами общался?
- Все бабы гадины. Поживешь с мое, сам поймешь.
- Домино не такая, - ответил я. - Она особенная, а если тебе с бабами не везло, это твои проблемы.
- Эльфы - да, они особенные, - Лукас хмыкнул. - Была у меня одна эльфка. Бледная, тонкая, с белыми длинными косичками и маленькими титьками. Она постоянно пахла морской солью, мятой и дубовой корой, и ей нравилось, что я не брею волосы под мышками. В постели она была холодная, как бревно, и только таращила в потолок глаза, когда я трахал ее. Но мне казалось, что я ее любил. Наверное, я на самом деле ее любил. Но потом она сбежала от меня с каким-то черномазым наемником из Партея - настоящим ублюдком и садистом, которого от веревки спасла только начавшаяся в это время война в Роздоле. Она сказала мне, что любит его, а меня нет. С того дня эльфки меня перестали интересовать. Они такие же, как и человеческие бабы, только еще скучнее и фальшивее.
- Ты просто неудачник.
- Я мужчина, а не сопливый восторженный мальчонка, который впервые в жизни нюхнул, чем пахнут бабьи подштанники. Женщин я за свою жизнь перетрахал столько, что из моих любовниц можно было бы составить целую кавалерийскую хоругвь. Все мои романы начинались по-разному, а заканчивались всегда одинаково. Поэтому у меня своя теория насчет баб, парень. Повзрослеешь, сам во всем разберешься. Если, конечно, станешь умнее.
- Ну да, ну да, - сказал я насмешливо. - Монолог настоящего Казановы. Исповедь разочарованного бабника. Смешно тебя слушать, Суббота. Ты просто жалок.
- Эльфы - выморочное племя. Когда-то именно от них пошло проклятие Нежизни. Эти существа жили слишком долго, столетия, и потому смерть их пугала больше нас, людей. Когда ты почти бессмертен, очень трудно смириться с собственным уходом в небытие. Поэтому эльфы использовали магию, чтобы обмануть смерть. Научились продлевать себе жизнь, забирая жизненную силу низших существ. А низшими существами они считали не только животных, но и людей. Отсюда и пошла эта вампирская зараза, которая потом захватила весь мир. Да, эльфы тоже пострадали от нее и лишились родины, но это справедливая расплата за их грехи.
- Это было давно. Домино не может отвечать за проступки ее далеких предков. И эльфы с тех времен сами все поняли.
- Понять-то поняли, но радости от этого нет, - Лукас сверкнул глазами. - Думай, что хочешь. Но когда тебе очень не повезет, и какой-нибудь малак будет высасывать из тебя кровь, вспомни, что этим удовольствием ты обязан эльфам.
- Я только одно понял: ты просто злобный тип, который ненавидит женщин и эльфов.
- Да, я такой. И еще я не люблю самоуверенных хлюпиков, которые не знают жизни и при этом строят из себя героев. Так что заткнись и не зли меня. Целее будешь.
- Как вам будет угодно, сэр, - я отвесил дампиру издевательский поклон и отъехал от него подальше. От таких козлов вообще стоит держаться подальше. А я-то еще хотел с ним подружиться, уважал его. Пусть в жопу идет, супермен гребаный. Теперь из принципа ни слова ему не скажу. Нет его в природе. Пусть видит, что у меня есть чувство собственного достоинства.
Только мне от этого почему-то не легче.
**************
Сэр Роберт ждал нас в одной из комнат гостиницы "У заботливой Софии" недалеко от рыночной площади Лашева. Он сидел у пылающего камина, кутаясь в волчью шубу. Признаться, я едва его узнал. Еще два месяца назад сэр Роберт был крепким моложавым мужчиной, теперь выглядел как глубокий старик. Его волосы, борода и даже брови совсем поседели, ввалившиеся помутневшие глаза окружали темные круги, щеки впали, и весь его облик говорил о крайней усталости и нездоровье. Однако меня он встретил ласково и обнял совсем по-отечески.
- Ты возмужал, парень, - сказал он мне. - Искус в Данкорке пошел тебе на пользу. Рад тебя видеть.
- И я рад видеть вас, сэр.
- Нам нужно поговорить. Лукас, оставь нас вдвоем.
- Вы больны? - спросил я, когда дампир вышел в коридор.
- Знаешь, от предков нам достаются не только титулы и поместья. Мой отец и дед умерли от желудочного кровотечения. Теперь эта дрянь настигла меня. Но болезнь тела ничто по сравнению с душевным беспокойством, Эвальд. Я должен успеть сделать то, что начал. И мне нужна твоя помощь.
- Я готов, сэр.
- Нам предстоит трудное и опасное дело. Теперь у меня не осталось никаких сомнений, что события в Баз-Харуме были подстроены. Сулийские маги пытаются стравить империю и Терванийский алифат. Этого нельзя допустить.
- Я помогу, чем смогу, сэр.
- Мои дела плохи, Эвальд, - сказал сэр Роберт с грустной улыбкой. - Как я и ожидал, Высокому Собору не понравилось то, что я сделал в Баз-Харуме. Если бы не заступничество лорда де Аврано, мы бы с тобой больше не встретились. Нарушение обета молчания карается лишением рыцарского титула и вечным изгнанием. А так... Я был вынужден подать прошение об отставке, сынок.
- Понимаю, сэр.
- По Уставу братства прошение будет рассматриваться в течение сорока дней. У нас есть еще две недели, чтобы довести задуманное дело до конца. Уж очень мне хочется напоследок громко хлопнуть дверью.
- Почему же Высокий Собор так к вам отнесся, сэр?
- Политика, сынок. Половина командоров Высокого Собора считают Терванийский алифат нашим главным врагом. Их беспокоит то, как быстро растет число приверженцев Аин-Тервани. Высокий Собор опасается, что кочевники, приняв новую веру и заручившись поддержкой алифата, снова начнут набеги на Роздоль, и у самых наших границ опять будет полыхать большая война. Уже поговаривают о планах императора организовать большой поход против кочевников Дальних степей. А вот враг, который уже проник в наш дом, мало кого заботит. И главное - Высокому Собору очень не нравится, когда об этой опасности им напоминает простой персекьютор. Если откровенно, меня возмущает такая беспечность.
- Вы о вампирах говорите, сэр?
- Ты сам видел, что произошло в Баз-Харуме. С нежитью нельзя заключить никаких соглашений и союзов, между нами не может быть мира. И если в имперских землях до сих пор не случилось большой беды, то лишь потому, что маги Суль пока еще выжидают. Но в любой момент мы можем столкнуться с новым нашествием. Надо сделать все, чтобы в Высоком Соборе поняли, кто наш истинный враг.
- И что мы можем сделать, сэр?
- Сначала я хочу кое-что тебе подарить, - сэр Роберт показал мне на кожаный мешок, лежавший на столе. - Открой и посмотри, что внутри.
Я развязал мешок, запустил в него руку и вытащил великолепный цельнокованый шлем из черненой стали. Такие шлемы в старину назывались норманскими. Яйцевидный тщательно отполированный шлем имел массивный отделанный серебром наносник, науши из стали и длинную бармицу. Нижний край шлема обхватывал массивный обруч из закрученной спиралью полированной стали, а выше обруча на тулье шлема были искусно напаяны серебряные фигурки святых, склонившихся в молитвенных позах. Такой чудесной кузнечной работы мне еще никогда не приходилось видеть.
- Это мне? - только и смог сказать я.
- Тебе. Этот шлем отковал наш замковый кузнец Турен - да бережет Матерь его душу! Турен был настоящий мастер. Меч, который сейчас на мне, тоже его работа, хоть и говорю я, что это Фраберг ковал. По чести сказать, мечи Турена лучше, чем оружие семьи Фрабергов. А шлем... Его подарил мне мой отец в тот день, когда я впервые принял участие в рыцарском турнире. Мне тогда только исполнился двадцать один год, я был даже младше тебя. Сейчас мне кажется, что все это было не со мной.
- Это чудесный подарок, сэр. Спасибо вам огромное.
- Надень шлем, я хочу посмотреть.
Я с удовольствием надел шлем на свой койф, расправил бармицу. Шлем сидел на голове так, будто на меня ковался. Сэр Роберт одобрительно кивнул.
- Впору, - прокомментировал он.
- Сэр, - решился я, снял шлем и посмотрел на рыцаря. - Вы так заботитесь обо мне - почему?
- Я знал, что ты рано или поздно об этом заговоришь, - сэр Роберт слабо улыбнулся. - Если я скажу тебе, что отношусь к тебе как к сыну, ты мне поверишь?
- Да, сэр, но мне кажется...
- Что? Продолжай же!
- Мне кажется, сэр, что это не вся правда.
- Я ухожу в дальнее путешествие, не оставив после себя наследника, - ответил сэр Роберт, глядя на пляшущее в камине пламя. - Так уж судили высшие силы.
- Вы не были женаты?
- В свое время я был помолвлен с девушкой из небогатой, но очень благородной семьи.
- Вы любили ее?
- Я? Да. И мне казалось, что Агнесс тоже меня любит.