- Да, только мне и в голову не приходило, что ты будешь проделывать такие фокусы за рулем!
- А почему бы и нет? Я самый безопасный в мире водитель: я вижу на дороге все, даже за поворотом. Если нужно, я читаю мысли других шоферов и узнаю, что они намерены делать.
- Фил, она права. Я немного понаблюдал за тем, как она ведет машину: не придерешься, я и сам не смог бы лучше. Вот почему я не нервничаю.
- Ладно, ладно, - пробурчал Хаксли. - Но вы, пожалуйста, не забывайте, супермены, что у вас на заднем сиденье есть обычный нервозный смертный, который не видит, что там, за углом.
- Я исправлюсь, - смиренно сказала Джоан. - Я не хотела пугать тебя, Фил.
- Объясни мне, Джоан, - попросил Коуберн. - Ты сейчас сказала, что не смотришь на то, что хочешь увидеть. У меня так не получается. Помню, раньше ты говорила - у тебя голова кружится, если ты смотришь назад, а видишь то, что впереди.
- Было, Бен, но я с этим справилась. И ты тоже справишься. Нужно просто перебороть старые привычки. Для меня теперь все "впереди" - вокруг, вверху и внизу. Могу сосредоточить внимание на любом направлении или на двух-трех направлениях сразу. Могу даже выбрать точку вдали от того места, где я нахожусь физически, и посмотреть на обратную сторону предмета. Но это труднее.
- Из-за вас обоих я себя чувствую чем-то вроде матери Гадкого Утенка, - с горечью сказал Хаксли. - Вы хоть помянете меня добрым словом, когда вырветесь за пределы человеческого общения?
- Бедный Фил! - воскликнула Джоан. В голосе ее звучало искреннее сочувствие. - Ты нас научил, а мы про тебя и забыли. Послушай, Бен, что я скажу;
давайте сегодня вечером остановимся на стоянке - выберем какую-нибудь поспокойнее в окрестностях Сакраменто и пробудем там денька два, научим Фила тому, чему он нас научил.
- Я согласен. Хорошее предложение.
- Жутко благородно с вашей стороны, компаньоны, - язвительно заметил Фил. Тем не менее он явно обрадовался и смягчился. - А когда вы со мной закончите, я тоже сумею водить машину на двух колесах?
- Почему бы тебе не научиться левитации? - предложил Коуберн. - Это проще, не требует так много энергии, и ничего из строя не выходит.
- Когда-нибудь, возможно, и научимся, - вполне серьезно ответил Хаксли, Неизвестно, куда заведет нас этот путь.
- Да, ты прав, - не менее серьезно сказал Коуберн. - Я уже дошел до того, что готов поверить в любое чудо света, особенно на голодный желудок. Так на чем ты прервался, когда мы обгоняли бензовоз?
- Я пытался изложить тебе одну идею, которую обмозговываю в последние недели. Очень важная идея, такая важная, что самому не верится.
- Ну, выкладывай.
Хаксли начал разгибать пальцы:
- Мы доказали - или пытались доказать, - что нормальный человеческий рассудок обладает ранее неизвестными способностями, верно?
- Да, в порядке рабочей гипотезы.
- Способностями, намного превосходящими те, которые обычно использует человеческий род в целом.
- Да, безусловно. Продолжай.
- И у нас есть причины считать, что эти способности существуют благодаря участкам мозга, которым ранее физиологи не приписывали никаких функций. Иначе говоря, у них есть органическая основа, точно так же, как глаз и зрительные центры в мозгу - это органическая основа для обычного зрения,
- Да, конечно.
- В принципе, можно проследить эволюцию любого органа - от примитивного начального состояния до сложной высокоразвитой формы. Причем любой орган развивается, только если им пользуются. В эволюционном смысле функция порождает орган.
- Конечно. Это элементарно.
- Ты что, не понимаешь, что это означает? Коуберн взглянул озадаченно; потом лицо его прояснилось. Хаксли продолжал, и в голосе звучал восторг:
- Ага, ты тоже понял? Вывод неизбежен: наверняка когда-то весь род человеческий пользовался экстраординарными способностями с такой же легкостью, как слухом, зрением или обонянием. И, конечно же, в течение долгого периода сотен тысяч, а может быть, и миллионов лет - эти способности развивались у всего рода в целом. Не могли они развиться у отдельных индивидов, как не могут, скажем, у меня вдруг вырасти крылья. Это должно было происходить у всего рода, причем достаточно долго. Теория мутации тут тоже не годится: мутация развивается маленькими скачками и сразу проявляется на практике. Нет-нет: эти странные способности - пережиток тех времен, когда они имелись у всех людей и все пользовались ими.
Хаксли замолчал. Коуберн погрузился в глубокую задумчивость. Машина отмахала уже миль десять, а хирург не проронил ни слова. Джоан хотела что-то сказать, но потом передумала. Наконец Коуберн медленно произнес;
- Вроде ты рассуждаешь правильно. Неразумно предполагать, что большие участки мозга со сложными функциями ни на что не нужны. Но, братец, ты же переворачиваешь с ног на голову всю современную антропологию!
- Это меня беспокоило, когда я набрел на свою концепцию. Потому-то я и молчал. Ты что-нибудь знаешь про антропологию?
- Ничего. Так, какие-то пустяки, как любой медик.
- И я не знал, но всегда относился к ней с уважением. Профессор Имярек, бывало, восстановит кого-то из наших прадедушек по ключичной кости и челюсти, напишет длиннющую диссертацию о его духовном мире, а я заглатываю ее целиком со всем крючком, и леской, и грузилом - и балдею от восхищения. Но в последнее время я почитал эту литературу более внимательно. Знаешь, что оказалось?
- Говори.
- Ну, во-первых, на каждого знаменитого антрополога найдется другой, не менее знаменитый, который называет первого несусветным вруном. Они не способны прийти к согласию по поводу простейших элементов своей так называемой науки. А во-вторых, у них нет почти никаких вещественных доказательств, подтверждающих их домыслы о происхождении человека. Никогда не видал, чтобы из мухи такого слона делали! Книгу пишут за книгой, а факты-то где? Даусоновский человек, синантроп, гейдельбергский человек, еще какой-то человек - вот и все находки, к тому же не целые скелеты, а так, пустяки - поврежденный череп, парочка зубов да две-три кости.
- Да ну тебя, Фил, ведь нашли же массу останков кроманьонцев!
- Верно, но они были настоящие люди. А я говорю о наших недоразвитых эволюционных предшественниках! Понимаешь, я пытался найти доказательства того, что я ошибаюсь. Если развитие человека шло по восходящей кривой - сначала человекообезьяны, потом дикари, потом варвары, впоследствии создавшие цивилизацию... и все это лишь с небольшими периодами упадка - в несколько столетий, самое большее - в несколько тысячелетий... и если наша культура представляет собой наивысшую стадию, когда-либо достигнутую человечеством... Если все это верно, тогда неверна моя концепция.
Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? Внутреннее устройство нашего мозга доказывает, что человечество в своей прошлой истории достигло таких высот, о каких мы нынче и мечтать не смеем. Каким-то образом человечество скатилось назад - скатилось так давно, что мы нигде не находим упоминания об этом факте. Звероподобные недоразвитые существа, которыми так восхищаются антропологи, не могут быть нашими предками: они слишком примитивны, слишком молоды, они появились слишком недавно. У человечества не хватило бы времени на развитие тех способностей, наличие которых мы подтвердили. Либо антропология - вздор, либо Джоан не может делать того, что мы видели.
Джоан не отреагировала. Она сидела за рулем большой машины, зажмурив глаза от солнца, и видела дорогу необъяснимым внутренним зрением.
Они провели пять дней, обучая Хаксли разным трюкам, и на шестой вновь очутились на шоссе. Сакраменто остался далеко позади. Время от времени сквозь просветы между деревьями проглядывала гора Шаста. Хаксли остановил машину на смотровой площадке, ответвлявшейся от шоссе No 99, и повернулся к своим спутникам.
- Отряд, на выход! - сказал он. - Полюбуемся на окружающий пейзаж.
Все трое стояли и смотрели поверх глубокого ущелья, по дну которого струила свои воды река Сакраменто, на гору Шасту, возвышавшуюся милях в тридцати. День был знойный, а воздух чистый, как детский взгляд. Пик с обеих сторон обрамляли громадные ели, спускавшиеся вниз, в ущелье. Снег еще лежал на вершине и на склонах, доходя до самой границы леса.
Джоан что-то пробормотала. Коуберн повернул голову.
- Что ты сказала, Джоан?
- Я? Ничего, просто повторила строчки из стихотворения.
- Какого?
- "Священная Гора" Тай Чженя. "Здесь простор и двенадцать свежих ветров. Их окутывает вечность - белый мгновенный покой, зримое присутствие высших сил. Здесь прекращается ритм. Времени больше нет. Это конец, не имеющий конца".
Хаксли откашлялся и смущенно прервал молчание.
- Я, кажется, понимаю, что ты хочешь сказать. Джоан повернулась к ним обоим.
- Мальчики, - заявила она, - я сейчас заберусь на Шасту.
Коуберн смерил девушку бесстрастным взглядом и заявил:
- Джоан, не мели ерунды.
- А я и не мелю. Я же вас не заставляю - я сама туда заберусь.
- Но мы в ответе за твою безопасность, И меня, между прочим, совсем не прельщает мысль забираться на четырнадцать тысяч футов.
- Ни за что ты не в ответе. Я свободная гражданка. И вообще, тебе не повредит подъем. Сбросишь немножко жира, который за зиму накопил.
- С чего тебе вдруг приспичило туда забраться? - спросил Хаксли.
- И вовсе не вдруг. С тех пор как мы уехали из Лос-Анджелеса, мне все время снится один и тот же сон - что я понимаюсь и поднимаюсь куда-то наверх... и что я ужасно счастлива. Теперь я знаю, что поднималась во сне на Шасту.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, и все.
- Бен, что ты об этом думаешь?
Хирург поднял кусочек гранита и швырнул куда-то в направлении реки. Подождав, пока камушек скатится на несколько сотен футов по склону, он сказал:
- Я думаю, нам надо купить горные ботинки.
Хаксли остановился. Коуберн и Джоан, шедшие за ним по узенькой тропке, тоже вынуждены были остановиться.
- Джоан, ты уверена, что мы шли сюда этой дорогой? - с беспокойством спросил Хаксли.
Они сбились в кучку, прижались друг к другу. Ледяной ветер ржавой бритвой резал лицо, снежный вихрь бушевал вокруг, обжигая глаза. Джоан ответила не сразу.
- Пожалуй, да, - сказала она, подумав. - Но даже с закрытыми глазами я ничего не узнаю из-за снега.
- Я тоже. Зря мы отказались от проводника, промашка вышла... Но кто бы мог подумать, что такой прекрасный летний день закончится снежным бураном?
Коуберн потопал ногами, похлопал руками и заторопил своих спутников:
- Пошли-пошли! Даже если это и верная дорога, самый крутой участок еще впереди. Не забывайте о леднике, через который мы прошли.
- Я и рад бы о нем забыть, - ответил Хаксли. - Страшно даже подумать, что придется снова перебираться через него в такую жуткую погоду.
- Мне тоже страшно, но если мы останемся здесь, то замерзнем.
Они осторожно пошли вперед, теперь уже вслед за Коуберном, отворачиваясь от ветра и прикрывая глаза. Через пару сотен ярдов Коуберн предостерег их:
- Осторожно, ребята! Тропинки здесь совсем не видно и очень скользко.
Он сделал еще несколько шагов.
- Лучше бы нам... - Они услышали, как он поскользнулся, проехал по льду на ногах, пытаясь удержать равновесие, и тяжело упал.
- Бен! Бен! - крикнул Хаксли. - С тобой все в порядке?
- Надеюсь, - выдохнул Коуберн. - Я здорово ударил левую ногу. Будьте осторожны.
Они увидели, что он лежит, наполовину свесившись над пропастью. Осторожно ступая, они подошли поближе,
- Дай-ка руку, Фил. Спокойно!
Хаксли вытащил Бена обратно на тропинку.
- Можешь встать?
- Боюсь, что нет. Зверски болит левая нога. Взгляни-ка на нее, фил. Нет, не снимай ботинок, смотри сквозь него.
- Ну да. Я совсем забыл. - Хаксли с минуту смотрел на ногу. - Плохо дело, парень. Перелом большой берцовой кости дюйма на четыре ниже колена.
Коуберн просвистел несколько тактов из "Реки Саванны", потом сказал:
- Ну и везет же мне! Простой или сложный перелом, Фил?
- Вроде простой, Бен.
- Правда, сейчас это не имеет большого значения. Как же теперь быть? Ему ответила Джоан.
- Мы сделаем носилки и понесем тебя вниз!
- Слышу слова настоящего скаута! Но ты можешь себе представить, малышка, как вы с Филом потащите меня через ледник?
- Как-нибудь перетащим. - В голосе Джоан звучала неуверенность.
- Не сумеете, детка. Уложите-ка меня поудобнее, а сами спускайтесь вниз за спасательным отрядом. А я посплю, пока вы ходите. Буду рад, если оставите мне несколько сигареток.
- Нет! - запротестовала Джоан. - Мы не бросим тебя одного!
- Твой план не лучше, чем у Джоан, - поддержал девушку Хаксли. - Легко сказать; "Посплю, пока вы ходите". Ты не хуже меня знаешь, что замерзнешь в сосульку, если проведешь ночь на голой земле без укрытия.
- Придется рискнуть. Ты можешь предложить что-нибудь получше?
- Подожди-ка. Дай подумать. - Хаксли сел на уступ рядом с другом и подергал себя за левую мочку. - Самое лучшее, что мне приходит в голову, это отнести тебя в какое-нибудь укрытие и разжечь костер. Джоан останется с тобой и будет следить за огнем, а я пойду за подмогой.