Дело в том, что каждые четыре года леммингам становится тесно в старых норах и они, как безумные, несутся на поиски новых территорий. Они никогда ничего не планируют, живут, как придется. Они просто срываются с места и бегут, очертя голову, куда глаза глядят, порой огромными тучами, целыми сотнями или даже тысячами. Эти глупцы вечно несутся, не разбирая дороги, поэтому часто падают со скал или тонут в море. Самое удивительное, что это их ничему не учит!
Именно на тупость леммингов и рассчитывала Миррта. Она знала, что неподалеку от фьорда, в котором они обосновались, на самом краю Хратгарского ледника, расположена целая колония леммингов. Но главное было не это, а то, что лемминги эти поселились тут как раз четыре года тому назад, а значит, вот-вот должны были сорваться с места.
— Если в год самка лемминга приносит до семи пометов, и в каждом помете по одиннадцать детенышей, то сейчас их там должно быть видимо-невидимо! — сказала она.
И вот, одной безветренной лунной ночью, когда вода во фьорде была так спокойна, что лишь легкая рябь пробегала по ее поверхности, Миррта отправилась на охоту. Она отлично знала все повадки леммингов. Сив, прежде много раз охотившаяся вместе со своей служанкой, догадывалась, что Миррта первым делом будет искать небольшие складки и низинки, образовавшиеся вследствие непрестанного застывания и оттаивания почвы. Такие складки служат главными путями миграции леммингов.
— Подождите немножко, деточка моя. Я скоро вернусь и принесу сочного маленького зверька для моей королевы, — пообещала Миррта.
И Сив осталась ждать.
Ночь сменилась утром следующего дня, а верная полярная сова так и не вернулась во фьорд. Но по-настоящему Сив встревожилась только вечером, в тоскливый сумеречный час, когда всего несколько секунд отделяют последний свет угасающего дня от лиловой мглы надвигающейся ночи.
Впрочем, ждала Сив недолго, ведь случилось все это в пору самого короткого дня и самой длинной ночи. Бедная Сив смотрела, как фиолетовые сумерки сменяются пурпуром, а за пурпуром на льды опускается чернота ночи, и желудок ее дрожал от предчувствия беды. Было ясно, что случилось нечто ужасное, раз Миррта до сих пор не вернулась назад с добычей. И даже Свенки нигде не было видно.
«Глаукс Милосердный! — беззвучно молилась Сив. — Этого не может быть! Мой муж убит, я разлучена со своим яйцом, а теперь и моя любимая и верная подруга исчезла!»
Для Сив Миррта была не просто няней и служанкой. Исчезновение Миррты грозило ей смертью не только от голода, но и от разлуки с той, кого она любила. Сломанное крыло может срастись, но что исцелит разбитое сердце или угасший желудок?
Когда прошло еще два дня, а Миррта так и не вернулась, Сив начала подозревать самое страшное. Положение было поистине ужасным. Летать Сив все еще не могла. Еды у нее не было, и добыть ее было некому. Странно, но она не чувствовала голода — разве что в сердце… Свенка тоже не появлялась. Сив как раз размышляла над тем, куда могла подеваться медведица, когда огромная белая голова вдруг вынырнула перед ней из воды, словно солнце над горизонтом. Но Сив не успела обрадоваться. Тусклые, безжизненные глаза медведицы без всяких слов сказали ей, что случилось самое страшное.
— Что-то стряслось с твоими детками? — всполошилась Сив. — Они умерли? Ты потеряла их?
— Нет, — покачала головой Свенка. Сив открыла клюв, чтобы задать еще один вопрос, но не смогла произнести ни слова.
— Ее больше нет, Сив, — хрипло выдохнула Свенка.
— Она… она умерла? — прошептала Сив. Свенка кивнула.
— Но откуда ты знаешь?
Медведица вытащила из воды тяжелую лапу и бережно положила на берег перед Сив белое перышко, в котором королева сразу узнала одно из кроющих перьев с крыла Миррты.
— Наверное, это просто линька, — быстро забормотала Сив. — Да, я уверена, что это ничего не значит! Миррта всегда линяет совершенно неожиданно, каждый раз это застает ее врасплох.
— Нет, — глухо прорычала медведица. — Я видела ее.
Сив зажмурилась и покачала головой, пытаясь осознать то, что услышала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ее разорвали в клочья.
Сив снова заморгала. Потом растерянность исчезла из ее глаз, взгляд заблестел.
— Хагсмары! Только они рвут свои жертвы на части!
Сив преобразилась на глазах. Она распушилась, став казаться вдвое больше ростом, глаза ее воинственно засверкали.
— Расскажи мне все, Свенка. Расскажи все, что знаешь. Ничего не скрывай от меня. Я должна почтить память моей подруги, как почтила память своего погибшего супруга.
Миррта была для меня не просто служанкой. Она погибла за меня, понимаешь?
— Думаю, так оно и есть. Я все видела своими глазами.
— Но ты-то как там оказалась?
— Видишь ли, в ту ночь, когда она отправилась на охоту, мне вдруг смерть как захотелось анчоусов. У медведиц, ждущих потомство, бывают всякие причуды, ну да ты сама понимаешь! Я знала, что в это время года самые вкусные анчоучы плавают у кромки Хратгарского ледника. Вот я и поплыла туда.
Рассказ о гибели
— Скажу честно, я до отвала объелась вкуснейшими анчоусами, лучше которых нет во всех Великих Северных водах. Не стыди меня, королева. Сейчас мне противно даже вспоминать об этом.
— Тебе нечего стыдиться! — перебила медведицу Сив. — Ты ждешь появления медвежат, поэтому должна хорошо питаться! В этом заключается долг каждой матери.
— Ладно, что уж тут говорить… Короче, я безмятежно плескалась в воде, лакомилась анчоусами и довольно поглаживала себя по животу, как вдруг увидела впереди какое-то лохматое темное пятно. Сначала я подумала, будто надвигается туча или шторм. Но море оставалось спокойным, а миг спустя на воду легли косматые тени. Ты ведь помнишь, что ночь, когда пропала Миррта, выдалась совсем безветренной?
Сив молча кивнула.
— Так вот, на море не было ни ветерка. На небе сияла полная луна, поэтому даже едва заметные тени были отчетливо видны на неподвижной воде. Зрелище, скажу тебе прямо, было жутковатое. У меня прямо в кишках что-то перевернулось. Даже мои нерожденные детки будто бы задрожали вместе со мной, почувствовав мой страх. Я знала, что Миррта отправилась охотиться на леммингов. Я слышала, как ты умоляла ее остаться. Но она была права, тебе нужно мясо, чтобы поправиться.
— Нет, нет, — в отчаянии замотала головой Сив.
— Так вот, я решила вылезти на берег и осмотреться. Выбралась из воды и осторожно пошла следом за тенями. Вскоре я заметила едва различимое движение на леднике. Мне показалось, будто земля колышется. Она вздымалась и опадала, дрожала и перекатывалась, словно живая. Ясное дело, это были лемминги. Белые, как снег, в своих зимних шкурках, они неслись по леднику, не разбирая дороги. Словами этого не расскажешь, это надо видеть.
А потом я увидела Миррту. Она обрушилась на леммингов сверху и атаковала. На миг море белоснежных зверьков расступилось, как вода, когда наталкивается на преграду, а потом лемминги снова сомкнулись и продолжили бежать, как ни в чем не бывало. Они не испугались, не бросились врассыпную… Такое впечатление, будто они и не заметили, что сова только что схватила одного из них. Такие уж тупые создания, прости Урсус! В их крошечных мозгах помещается только одна мысль, и в ту ночь мысль эта была — бежать. Куда бежать неважно, главное — вперед! В эту ночь ни один из них не был сам собой, отдельным, неповторимым созданием со своими мозгами и чувствами. Они были толпой, потоком… Что и говорить, легкая добыча для Миррты. Но я-то была не леммингом, поэтому видела, что наша Миррта постоянно остается настороже. Я заметила, что она старается держаться поближе к воде, к любой воде, встречавшейся на ее пути.
Сив снова горестно затрясла головой.
— Ну почему она не осталась ловить рыбу? Они бы никогда не решились преследовать ее в море!
— Твоя правда, королева. Они налетели на нее, будто вихрь. Я бросилась ей на помощь, и один Урсус знает, скольких несчастных леммингов я передавила на своем пути! Я неслась за ней по пятам.
Милые мои читатели! Эту историю я услышал от Сив, а она рассказывала мне об этом так, что я будто бы видел все произошедшее своими глазами.
— Ты просто не можешь себе представить, какая она, — говорила Сив о своей подруге медведице. — Огромная, исполинская, чудовищная… Кажется, она без особого труда может достать лапой луну с неба. Представляешь?
И Сив продолжала пересказывать мне скорбную историю, услышанную от огромной медведицы по имени Свенка.
— Вот только помочь мне не удалось, — призналась Свенка. — Внезапно блеклая лунная ночь озарилась ужасным желтым светом. Странные косматые тени, как разорванные в клочья тучи, закружились на фоне луны. Видишь ли, королева, мы, полярные медведи, нечасто сталкиваемся с хагсмарами. Да и где нам с ними встречаться? Мы не летаем, а они не умеют плавать. До сих пор я почти ничего не знала об этих тварях. Вот почему я бесстрашно кинулась на тех, что летали ниже всех, и даже успела их как следует покалечить, пока они не напустили на меня свой желтый свет. Я оцепенела. Потом рухнула на землю, раздавив несколько десятков леммингов. Но эти безмозглые идиоты все равно ничего не заметили и продолжали бежать прямо по мне, потому что у них не хватало мозгов свернуть в сторону. Вот, полюбуйтесь, что они сделали с моей спиной!
Сив с трудом могла представить себе огромную медведицу, по косматой спине которой рекой текут лемминги. Однако она сразу поняла, что Свенка стала жертвой парализующего желтого взгляда хагсмаров.
— Честно тебе признаюсь, Гранк, я до сих пор не понимаю, как мне удалось вырваться из-под власти этого взгляда! — вздохнула она. — Какое чудо спасло меня в ночь нашего бегства?
Милый мой читатель, сейчас ты узнаешь ответ на этот вопрос. Я сразу понял, что спасло Сив. Король Храт был добрым и храбрым правителем, но думаю, в желудке у него не было подлинного Га. Но когда я услышал, как Сив, загнанная к ледяной стене, сумела противостоять чарам, и спастись от наседающих хагсмаров, я сразу понял, что она обладала настоящим Га.
Но вернемся к рассказу Свенки.
— Хуже всего было то, что я оказалась совершенно беспомощна. Просто сидела и смотрела в небо… Смотрела на смерть… — Медведица замолчала и долго не могла собраться с силами, чтобы продолжать. У нее просто не было слов.
— Они разорвали ее на куски, — тихо сказала Сив.
Свенка посмотрела на нее.
— Выходит, ты знаешь, как это бывает?
— К несчастью, я слишком хорошо это знаю. Во время битвы в Хратмагирре хагсмары на моих глазах разорвали в клочья моего супруга, короля Храта, — Сив помолчала, а потом тихо проговорила: — Когда все было кончено, они насадили ее голову на ледяной меч и улетели вместе со своим трофеем?
— Да, — глухо прорычала Свенка.
Когда хагсмары улетели, а потусторонний желтый свет растаял вдали, луна снова засияла серебром, Свенка очнулась от своего оцепенения. Лемминги продолжили свой прежний путь, а огромная медведица побрела по снегу разыскивать останки Миррты. Ей удалось найти только лапу с оторванными когтями, да крыло. Свенка похоронила все, что нашла, а одно белое перышко сохранила для Сив.
Закончив рассказ, она долго молчала, а потом хрипло пробормотала:
— И все это время лемминги шли, шли и шли. Эти безмозглые существа так ничего и не заметили.
Мы тоже долго молчали, потому что Сив не сразу нашла силы, чтобы закончить рассказ.
— Знаешь, Гранк, — сказала она наконец. — Мы даже не совершили над ней настоящей Прощальной церемонии.
— Но что-то же вы сделали? — спросил я.
— Конечно. Я бы не пережила, если бы мы никак не простились с милой Мирртой.
— Что же вы сделали?
— Наверное, ты очень удивишься, когда я расскажу тебе, но не забывай, что в то время я еще не могла летать. Поэтому я кое-как вскарабкалась на голову Свенке и попросила ее подняться на задние лапы. Она была такая огромная, что мне показалось, будто я лечу. Веришь ли, Гранк, я никогда не смогу привыкнуть к размерам этих медведей! Я выпрямилась в полный рост и, крепко держа в когтях перо Миррты, прочитала стихотворение, которое сочинила в память о своей дорогой подруге. Закончив, я пустила перо по ветру. Катабатическое течение подхватило его и понесло вдаль…
— Ты не прочтешь мне это стихотворение, Сив? — попросил я.
— Попытаюсь, — кивнула она.
В ветре вижу я тебя, и в лунном свете, Белизна твоя в ночи сияет снегом, Днем является ко мне в сверканье льдистом, Светлым облаком плывет по небу утром. Ранней зорькой, белым днем и ночью темной, Всюду вижу я тебя — о Миррта, Миррта! Сумрак в ночь перетечет — тебя я вижу, Свет забрезжит на заре — тебя я вспомню, Черной ночью, ранним утром, днем слепящим, Всюду вижу я тебя, тебя я помню.
Белой-белой ты была, как снег Ниртгарский, Белизна твоя курится в шторм над морем, Бледной пеной воскипает над волнами, Из снегов меня зовет, метелью кличет. Ты повсюду, ты во всем — но не со мною, Всюду вижу я тебя — но не дозваться. Ты осталась песней в горле, болью в сердце Свежим ветром под крылом, тоской во взоре. Ты повсюду, ты во всем — но не со мною, Всюду вижу я тебя — но не дозваться.
Первые боевые когти
В то самое время, когда Сив оплакивала свою верную Миррту, я мучился с Тео. Не побоюсь признаться, что из-за этого юнца у меня был полон клюв забот. Я очень быстро понял, что Тео чрезвычайно умен, но, к сожалению, на редкость упрям. Порой он просто выводил меня из себя, но я никогда не встречал более способного ученика. Он все схватывал на лету. Но постоянно находиться под присталь ным взором его глаз было настоящим испытанием!
Порой мне казалось, что у него глаза на каждом пере. Представьте себе мускульный желудок с глазами — и вы получите представление о Тео. Я, как мог, старался держать его подальше от дупла с яйцом.
Скажу без хвастовства, что к тому времени я уже немало знал об углях и пламени, но Тео обладал таким чутьем на руду, которому я мог только завидовать. Именно он додумался классифицировать все камни по сортам, от самых твердых до самых мягких. Он безошибочно знал, какие камни можно использовать для расщепления других камней, и чувствовал, какой будет порода на изломе.
Тео часто отправлялся на поиски каких-то хитрых пород и с особым усердием разыскивал самые твердые камни, содержавшие странные примеси, которые мой ученик называл «красной гнилью». Чаще всего такие породы обнаруживались в местах выветривания почвы, где различные слои выступали на поверхность.
Трудность в обращении с этой породой заключалась в том, что для выплавки металла требовалась особо высокая температура. Поверишь ли, читатель, что я готов был отдать треть кроющих перьев за один маленький уголек-живец! Но приходилось довольствоваться тем, что было, и не жалеть сил на поддержание огня. Однажды, когда Тео увлеченно трудился над каким-то изделием, я присмотрелся к тому, что выходило из-под его молота, и насторожился.
— Тео, — осторожно спросил я. — Смотри, какой у тебя получается длинный зубец.
— Ну и что? — не слишком вежливо ответил он.
Длинный металлический заусенец напоминал коготь, но я не стал говорить об этом Тео. Он любил трудные задачи и не боялся их.
— А ты не можешь сделать еще три таких зубца? А потом соединить их все сверху?
— Могу, — отозвался он.
Одним из первых инструментов, изготовленных Тео, стали щипцы. Это было очень полезное изобретение, позволявшее удерживать изделие на наковальне, а затем без труда остужать, погружая в глубокий снег. Вот и сейчас Тео ловко подхватил готовую поделку щипцами и сунул в снег.