Что верно, то верно, отметил он про себя. Я здесь все еще посторонний и предоставлен самому себе. Но в каком-то смысле мы все почти в таком же положении. Даже Белснор.
— Возможно, тэнч имеет в виду меня, — сказал Расселл.
— Нет, — ответил ему Сет Морли. — Это Глен Белснор.
— У меня есть один вопрос, — произнес Уэйд Фрэйзер.
Он протянул руку, и Расселл передал ему ручку и бумагу. Фрэйзер записал вопрос очень быстро, затем, окончив писать, прочел его вслух: «Кем является и что из себя представляет человек, называющий себя Недом Расселлом?» — с этими словами он положил вопрос перед тэнчем.
Когда появился ответ, Расселл тотчас же его подобрал. Очень быстро и, как казалось, безо всяких усилий. Мгновеньем раньше листок лежал на земле — и вот уже был в его руке. Сначала он спокойно прочел ответ сам, затем, притом далеко не сразу, передал его Сету Морли и сказал.
— Читайте вслух.
— «Каждый шаг», — читал Сет Морли, — «вперед или назад, ведет к опасности. О том, чтобы ее избежать, не может быть и речи. Опасность проистекает вследствие того, что кое-кто слишком честолюбив».
Закончив читать, он передал листик Уэйду Фрэйзеру.
— Это нам ни черта не говорит, — заметил Игнас Тагг.
— Ответ говорит нам о том, что именно Расселл создает такую ситуацию, в которой каждый ход ведет к проигрышу, — сказал Уэйд Фрэйзер. — Опасность повсюду, и нам ее не избежать. А причина ее — честолюбие Расселла. — Он смерил Расселла долгим, испытующим взглядом. — На что направлено ваше честолюбие? И почему это вы умышленно ведете нас к опасности?
— Там не говорится о том, что я веду вас к опасности, — возразил Расселл. — Там только констатируется факт, что опасность существует.
— А что вы скажете о своем честолюбии? В ответе содержится прямое указание на вас.
— Единственное искреннее желание, которое у меня есть, сказал Расселл, — это быть компетентным экономистом, выполняя полезную работу. Вот почему я просил о переводе. Та работа, какой мне приходилось заниматься — в этом не было ни капли моей вины — была неинтересной и никому не нужной. Вот почему я так обрадовался, когда получил перевод сюда, на Дельмак-О. — Сделав паузу, он добавил. — Мое мнение несколько изменилось с той минуты, когда я сюда прибыл, — Как и наше тоже, — согласился с ним Сет Морли.
— Так вот, — взволнованно произнес Уэйд Фрэйзер. — Нам удалось таки узнать кое-что у тэнча, хотя и не так уж много. Это все «влиятельные круги». Мы должны оставаться все время как можно ближе друг к другу, в противном случае нас погубят по одному, всех одного за другим. — Он задумался. — И опасность подстерегает нас повсюду, куда бы мы ни направились, а мы ничего не в состоянии изменить. И с Расселлом нам рискованно быть вместе, из-за его честолюбия. Он повернулся к Сету Морли и произнес. — Вы разве не заметили, что он уже считает себя лидером нашей группы из шестерых поселенцев? Так, как будто для него это естественно.
— Для меня на самом деле это естественно, — сказал Расселл.
— Значит тэнч прав, — произнес Фрэйзер.
Немного подумав, Расселл кивнул.
— Полагаю, что это именно так. Но кому-то ведь нужно брать на себя руководство?
— Когда мы вернемся в поселок, — сказал Сет Морли, — вы подадите в отставку и признаете Глена Белснора единственным руководителем нашей группы?
— Если он в достаточной мере компетентен для этой роли.
— Мы уже выбрали Глена Белснора, — заметил Фрэйзер. — Он наш руководитель независимо от того, нравится ли вам это или нет.
— Но, — возразил Расселл, — сам-то я не принимал участия в выборах, — тут он улыбнулся. — Поэтому я не считаю себя связанным их результатом.
— Мне тоже хотелось бы задать тэнчу пару вопросов, — сказала Мэгги Уолш. Она взяла ручку и бумагу и стала очень старательно писать.
— Я спрашиваю: «Для чего мы живем?»
Она положила бумагу перед тэнчем и стала ждать.
Ответ, когда они его получили гласил: «Чтобы всего хватало в избытке и чтобы быть на вершине могущества».
— Весьма загадочный ответ, чтобы всего было в избытке, в том числе и могущества. Интересно.
Мэгги снова взялась за ручку.
— Теперь я спрашиваю вот что: «Существует ли Бог?»
Она положила листик перед тэнчем и все они, даже Игнас Тагг, замерли в ожидании ответа.
И ответ пришел: «Вы мне не поверили бы».
— Что это значит? — С горячностью воскликнул Игнас Тагг. — Да ведь это же ничего не значит. Вот что это значит. Ничего не значит!
— Но по сути своей в этом ответе есть определенная логика, — заметил Расселл. — Если тэнч скажет «нет», вы бы в это не поверили. Правильно?
Он повернулся к Мэгги, ожидая ее ответа.
— Правильно, — сказала она.
— А если бы ответ гласит, что Бог существует?
— Я уже в это верю.
— Значит, тэнч прав, — удовлетворенно сказал Расселл. — Он не отдает предпочтения никому из нас тем, что формулирует подобным образом ответ на этот вопрос.
— Но если бы ответ был утвердительным, — сказала Мэгги, — я была бы уверена наверняка.
— Вы и без того уверены, — сказал Сет Морли.
— Боже праведный! — вдруг воскликнул Тагг. — Плот загорелся!
Вскочив на ноги, они увидели вздымающиеся высоко вверх, весело прыгающие языки пламени. Теперь им уже был слышен треск бревен, которые быстро нагревались, горели и постепенно превращались в тлеющие угли. Все шестеро опрометью бросились к реке, но, как понял Сет Морли, было уже слишком поздно.
Стоя на берегу, они беспомощно наблюдали за горящим плотом, который, начало относить на средину реки, его подхватило течение, и он, все еще охваченный пламенем, поплыл вниз по течению, постепенно уменьшаясь пока не превратился в желтую огненную искорку. А затем и вовсе исчез из виду.
Прошло еще немало времени прежде, чем Нед Расселл произнес:
— Нам не следует испытывать сильное отчаяние. Именно таким образом хоронили умерших древние скандинавы. Мертвого викинга привязывали к его щиту, и укладывали в лодку, которую поджигали и пускали вниз по течению к морю.
Погрузившись в угрюмые размышления, Сет Морли рассуждал так: викинги, река, да еще окруженное ореолом таинственности здание. Если представить себе, что река — это Рейн, а Здание — Валгалла, можно понять, почему плот с телом Бетти Джо Берм был предан огню и уплыл по течению. Жуть какая-то, подумал он, и вздрогнул.
— В чем дело? — встревожился Расселл, увидев выражение его лица.
— На какое-то мгновенье, — ответил он, — мне показалось, что я все понял. — Однако так не может быть, должно существовать совсем иное объяснение происходящего.
В этом случае тэнч, продолжал он размышлять, отвечающий на вопросы, был бы — он не сразу вспомнил имя, но затем оно всплыло в памяти — Эрдой. Одной из богинь земли, которая знала будущее и отвечала на вопросы Вотана.
И Вотан, подумал он, ходит среди смертных, изменив внешность. Узнаваемый только по той своей отличительной черте, что был у него всего-навсего один глаз. Вечным Скитальцем, вот как его называли.
— Как у вас со зрением? — спросил он у Расселла. — Оба глаза видят нормально?
Вопрос явно смутил Расселла.
— Нет, в самом деле нет, что тут скрывать. А почему вы спрашиваете?
— У вас один глаз вставной, — сказал Уэйд Фрэйзер. — Я это заметил. Правый глаз — искусственный, вы им ничего не видите, однако глазные мышцы управляют им, двигая его, будто он настоящий.
— Это правда? — спросил Сет Морли.
— Да, — признался Расселл. — Но это совершенно вас не касается. И именно Вотан, припомнил Сет Морли, уничтожил богов, устроив, как это называлось у древних германцев, Гибель Богов, для удовлетворения собственного честолюбия. Но сначала был возведен замок для богов — Валгалла. Да, была возведена Валгалла, и надпись на ней была — ВИНЕРИЯ. Но совсем не винокурня.
И в конце концов, подумал он, она погрузится в воды Рейна и исчезнет. А Золото Рейна вернется к Девам Рейна.
Но этого пока не произошло, так рассудил он.
И Спектовский ничего не упомянул об этом в своей «Библии»
***
Не в состоянии унять дрожь, Глен Белснор положил пистолет на комод, стоявший справа от него. Перед ним на полу, все еще сжимая огромный золотой меч, лежал Тони Дункельвельт. Узенькая струйка крови из его рта стекала по щеке на сотканный вручную коврик, который прикрывал пластиковый пол.
Услыхав выстрел, на крыльцо тотчас же выскочил доктор Бэббл. Склонившись над Бертом Кослером, он перевернул высохшее тело старика, осмотрел рану нанесенную мечом, затем, увидев Глена Белснора, вошел в комнату Тони. Теперь они оба глядели на лежавшее на полу тело юноши.
— Это я застрелил его, — сказал Глен Белснор.
В ушах у него до сих пор гудело от грохота, сопровождавшего выстрел. Пистолет этот был очень древним, он стрелял свинцовыми пулями и занимал особое место в коллекции всякой всячины, которую Белснор повсюду таскал за собой. Он показал рукой в сторону крыльца.
— Вы видели, что он сотворил со стариком Бертом?
— И он намеревался зарубить вас тоже? — спросил Бэббл.
— Да. — Глен Белснор вынул из кармана платок и высморкался. Руки его тряслись, и вообще чувствовал он себя чертовски гадко. Вот горе-то, — произнес он и услышал, как задрожал его голос, — Я убил фактически мальчика. Однако, Боже ты мой, он бы разделался со мною, затем с вами, затем с миссис Рокингхэм.
Сама мысль о том, что кто-нибудь мог посметь убить эту выдающуюся пожилую даму…, это более, чем что-либо еще, побудило его действовать решительно. Сам он мог бы спастись бегством; мог это сделать и Бэббл. Но не миссис Рокингхэм.
— Очевидно, — сказал Бэббл, — смерть Сюзи Смарт настолько повредила его психику, что он совсем потерял контакт с реальностью. Он, несомненно, считал себя виновником ее гибели, — Он наклонился, поднял меч. — Интересно, где это он раздобыл подобное оружие? Я никогда его не видел раньше.
— Он всегда был на грани нервного срыва, — заметил Глен Белснор. — С этими чертовыми трансами, в которые он впадал. Он, наверное, услышал голос Бога, который велел ему убить Берта.
— Он сказал что-нибудь? Перед тем, как вы его застрелили?
— «Я убил Форморазрушителя», вот что он сказал. А затем показал на тело Берта и добавил:" Видите?" Или что-то вроде этого, — Белснор пожал плечами. — Действительно, Берт был очень стар. Он был очень дряхлым стариком, Форморазрушитель уже изрядно над ним потрудился. Одному Богу известное сколько он еще бы протянул. Тони, казалось, узнал меня. Но он все равно был совершенно не в своем уме. Порол всякий вздор, а затем схватился за меч.
Какое— то время они оба молчали.
— Теперь у нас четверо покойников, — сказал Бэббл. — Не исключено, что и больше.
— Почему вы так говорите — «не исключено, что и больше»?
— Я думаю о тех, — сказал Бэббл, — кто ушел из поселка сегодня утром. О Мэгги, об этом новеньком, Расселле, о Сете и Мэри Морли.
— С ними вероятнее всего, ничего особенного не случилось. — Но теперь он уже и сам не верил собственным своим словам. — Нет, — вдруг в ужасе вскричал он. — Они, наверное, все погибли. Все семеро.
— Постарайтесь успокоиться, — произнес Бэббл. Вид у него был очень напуганный. — В этом вашем пистолете есть еще патроны?
— Да, — Глен Белснор взял пистолет, разрядил магазин и протянул патроны Бэбблу. — Вот, храните их у себя, что бы теперь не случалось, я больше не намерен стрелять ни в кого. Даже для того, чтобы спасти кого-нибудь из нас, оставшихся, или даже всех нас вместе взятых.
Он устало прошел к креслу, грузно спустился в него, как-то неуклюже вытащил сигарету и закурил.
— Будь здесь следственная комиссия, — сказал Бэббл, — я бы охотно засвидетельствовал, что Тони Дункельвельт был душевнобольным. А вот тот факт, что это именно он убил старика Берта или хотел напасть на вас, я не мог бы засвидетельствовать. Я хочу этим сказать, что я лично располагаю только вашим устным сообщением о случившемся. — Затем быстро добавил. — Но, разумеется, я вам верю.
— Не будет никакого следствия, — Белснор мог утверждать это со стопроцентной уверенностью; на сей счет у него не было ни малейших сомнений. — За исключением того, — добавил он, — что будет произведено посмертно в отношении всех нас. И результаты которого нам будут уже совершенно безразличны. — Вы ведете что-нибудь вроде журнала? — спросил Бзббл.
— Нет.
— А следовало бы.
— Да уж, — огрызнулся Белснор. — Придется. Только оставьте меня, черт побери, одного! — Свирепо рявкнул он на Бэббла, раскрасневшись от охватившего его гнева. — Вольно!
— Простите, — очень тихо промолвил Бэббл и, испуганно съежившись, повернулся к выходу.
— Вы, я и миссис Рокингхэм, — сказал Глен Белснор, — возможно, последние, кто еще остался в живых.
Он это чувствовал интуитивно. Он был в этом просто уверен.
— Наверное, нам следует пройти к ней и там оставаться, чтобы ничего с ней не случилось. — Бэббл, раболепно пригнувшись, продолжал свой путь к двери.
— Хорошо, — раздраженно произнес Белснор. — Знаете, что я собираюсь сделать? Вы оставайтесь с миссис Рокингхэм, а я хочу устроить обыск в вещах Расселла и в его ялике. Он меня очень сильно заинтересовал, с того самого первого момента, когда вы и Морли приведи его сюда вчера вечером. Он какой-то странный. У вас не сложилось такого впечатления?
— Это просто потому, что он здесь новичок.
— Я не испытывал никаких особых подозрений в отношении Бена Толлчифа. Или четы Морли. — Он рывком поднялся на ноги. — Вы знаете, что пришло мне в голову? Возможно, он подцепил не тот сигнал со спутника. Я хочу хорошенько покопаться в приемопередатчике его ялика.
Назад, к тому в чем я еще разбираюсь, подумал он. Где я себя не ощущаю столь одиноким.
Покинув Бэббла, он, не оборачиваясь, решительно направился к стоянке яликов.
***
Действительно, его мог привести сюда сигнал со спутника, так рассуждал Белснор, каким бы коротким ни был этот сигнал. Возможно, он был где-то неподалеку отсюда, направляясь совсем не на Дельмак-О, а просто готовясь пролететь мимо. Правда, при нем документы, свидетельствующие о переводе. Посмотрим, решил он, и начал разбирать радиоаппаратуру на борту ялика Расселла.
Пятнадцатью минутами позже его подозрения рассеялись. Приемник и передатчик были самыми стандартными, точно такие же были на борту всех остальных яликов. Расселл никак не мог подцепить сигнал со спутника с помощью такой весьма несовершенной аппаратуры, поскольку сигнал этот был похож на комариный писк. Только чувствительный приемник на Дельмаке-О мог принимать его. Расселл прибыл сюда, пользуясь автопилотом, как и все остальные. И тем же средством перемещения, что и остальные — в ялике.
Значит, с этой версией покончено, решил он.
Большая часть вещей Расселла оставалась на борту ялика? В свою комнату он успел перенести только несколько личных вещей. Большой ящик с книгами. Книги здесь были у всех. Глен Белснор лениво расшвырял книги, пытаясь засунуть руку поглубже в ящик. Один справочник по экономике за другим — так и должно быть. Микрофильмы нескольких великих классиков, включая Толкина, Милтона, Вергилия, Гомера. Была здесь и «Война и мир» Толстого. Все эти произведения — эпические, обратил внимание Белснор. Плюс книги Дос-Пассоса «США», мне всегда так хотелось прочесть все эти книги, отметил он про себя.
В книгах и кассетах Расселла ему ничего не показалось необычным, за исключением разве что…
Не было экземпляра «Библии» Спектовского.
Может быть, Расселл, подобно Мэгги Уолш, знал ее наизусть.
А может быть, и нет…
Существовала группа людей, которые не держали у себя «Библию» — не держали потому, что им не разрешалось ее читать. Их называли «страусами» и были они заключены в вольер, которым со временем стала вся территория планеты Терра. Это были люди, которые жили подобно страусам, словно засунув голову в песок. Их психика не выдержала того гигантского психологического бремени, которое взвалилось на них в эпоху эмиграции. Поскольку к тому времени все остальные планеты Солнечной Системы были перенаселены, эмиграция означала путешествие в другую звездную систему…, и вот тут-то ко многим из людей и подкрадывалась коварная космическая болезнь, выражавшаяся в страхе перед одиночеством и потерей всяческих корней.