И Джулия. Что-то произошло с той нежной веснушчатой Джулией, пока его не было. Было ли это оттого, что он больше не любил её? Видел ли он её так явно первый раз? Но нет, сейчас её волосы отросли, они стали прямыми и гладкими — она что-то сделала с ними, чтобы убрать волнистость — под глазами виднелись синяки, чего никогда не было раньше. Когда-то она курила только на вечеринках, а сейчас, выкуривала сигарету за сигаретой, засовывая окурки в полую стальную решётку. Даже Джеймс выглядел расстроенным, напряжённым и пытающимся защитить её. Она холодно посмотрела на них, расправляя юбку на своих голых коленях. В конце концов, Квентин не смог бы с уверенностью сказать, говорила ли Джулия в тот вечер.
Тем же вечером, уже скучая по волшебному миру, что он покинул, Квентин быстренько просмотрел свои книги в поисках романа Филлори и лёг спать только в три часа после прочтения «Летающего Леса», одной из самых несущественных и наименее интересных частей в серии. Книга повествовала о Руперте, бестолковом и беспомощном брате Чатвина, и о прекрасной, похожей на принцессу, Фионе, нашедших дорогу в Филлори по ветвям любимого дерева Руперта. Весь роман они искали источник тикающего звука, что мешал спать их другу — Серу Хотспотсу (он леопард с чрезвычайно острым слухом).
Виновной всему оказалась компания гномов, которые выдолбили в скале отверстие и встроили в него часы (Квентин никогда не замечал, как одержим был Пловер часами). В конце приветливый гигант помог Руперту и Фионе закопать часы своей огромной мотыгой, заглушив их ужасающий тикающий звук, успокоив, тем самым, сера Хотспотса. Затем к королевской резиденции, Замку Вайтспая, они пристроили элегантный, хитро сконструированный гигантский механизм часов. Задетая ветряными мельницами спусковая пружина под замком сработала и начала медленно вращать его башни.
Теперь, когда он учился в Брейкбилс и знал кое-что о настоящей магии, он мог читать Пловера более критически. Он хотел узнать технические детали сотворения заклинаний. И почему гномы построили те гигантские часы в первую очередь? И развязка, а особенно финал, совсем не поразила его, слишком уж напомнила «Сердце-обличитель». Ничто не остаётся похороненным навсегда. И где летающий лес из «Летающего Леса»? Где Эмбер и Амбер, величественные овны-близнецы, которые патрулировали Филлори и поддерживали там порядок? Хотя они редко показывались до того, как Чатвины уже уладили все без них. Их реальная роль, по-видимому, состояла лишь в том, чтобы убедиться, что Чатвины не злоупотребляют гостеприимством. Это ведь были Эмбер и Амбер, те, кто высылали их из Англии в конце каждой книги. Это была наименее любимая вещь Квентина в серии. Почему просто нельзя было позволить им остаться? Было бы это настолько плохо?
Очевидно, что Кристофер Пловер не знал ничего о реальной магии. Да он даже настоящим англичанином не был: согласно краткой биографии на форзаце, он был американцем, который нажил состояние на торговле в двадцатых годах прошлого века и после этого переехал в Корнуолл прямо перед обвалом фондового рынка. Убеждённый холостяк, он, что называется, влюбился в Англию, и даже своё имя стал произносить на английский манер («Плауе»), и зажил настоящим помещиком в своём огромном доме с большим количеством прислуги. (Только американский англофил мог создать такой абсолютно английский мир, даже более английский, чем Англия, как Филлори). Легенда гласит, что его соседями была семья Чатвинов. Пловер всегда заявлял, что дети Чатвинов приходили к нему в гости и рассказывали о своих приключениях в Филлори, а он просто записывал их истории
Но реальная загадка «Летающего Леса», бесконечно анализировавшаяся ревностными фанатами и трущобными академиками, гнездилась на нескольких последних страницах. Разобравшись с тикающей проблемкой, Руперт и Фиона приступают к праздничному застолью с сэром Хотспотсом и его семьёй, включая нарядную невесту-леопарда и огромное количество неразличимо очаровательных детишек-леопардов, когда должен появится Мартин, старший ребёнок Чатвинов, первым открывший Филлори в Мире Стен, две книги тому назад.
Сейчас Мартину тринадцать лет, он созревший подросток, даже слишком взрослый для приключений в Филлори. В ранних книгах он обладал переменчивым характером, чьё настроение колебалось от добродушно-весёлого до депрессивного в один миг. В «Летающем Лесу» он находился в депрессивной фазе. Вскоре после своего появления ввязывается в драку с младшим, более надёжным и солнечным Рупертом. И за этим следуют очень английские вопли и борьба. Клан Хотспотсов наблюдает за процессом с весёлым леопардовым задором. Вырвавшись, с оторванной пуговицей и всколоченной рубашкой, Мартин орет на своего брата и сестру, что это он открыл Филлори, а значит, это он должен был пережить приключения, а не они. И ещё, это нечестно, что после всего пережитого, они должны постоянно отправляться обратно домой. Он был героем в Филлори и пустым местом дома. Фиона холодно ему говорит, чтобы он не вёл себя как ребёнок, и Мартин скрывается в Тёмном Лесу, роняя скупые английские слезы.
И затем… он никогда больше не возвращается. Филлори поглощает его целиком. Мартин отсутствует в следующих двух книгах — «Секретное море» и, последняя в серии, «Блуждающая дюна» — и хотя его брат и сестра прилагали все усилия, чтобы выследить его, они никогда не смогли найти Мартина снова. (Теперь это заставляло Квентина задуматься о бедном брате Элис). Как и многие фанаты, Квентин предполагал, что Пловер собирался вернуть Мартина, раскаявшегося и одумавшегося, в последней книге серии, но Пловер внезапно умер в пятьдесят, когда «Блуждающая дюна» была только рукописью, и в его бумагах не нашли ничего, намекающего на разгадку. Это была неразрешимая литературная тайна, как незаконченная диккенсовская «Тайна Эдвина Друда». Мартин навсегда останется мальчиком, который исчез в Филлори и не вернулся.
Квентин думал, что ответ может быть в книге, которая была у него так недолго, в «Магах», но она давно исчезла. Он перевернул Дом вверх дном и допросил каждого в нём, и к этому времени уже сдался. Кто-то в Брейкбиллс, должно быть, забрал её или убрал, или уже потерял. Но кто и зачем? А может, книга даже не была реальной.
В то воскресенье Квентин проснулся рано утром в боевом настроении. Он был на своём месте. Он находился в самой гуще своей новой жизни. Испытывая самый минимально необходимый уровень вины, он принялся выдумывать нагромождения лжи для своих родителей: богатый сосед по комнате, лыжное шале в Нью — Гемпшире, я знаю, что сообщаю в последний момент, но можно? Ещё больше лжи, но что поделаешь, это единственное возможное, если ты тайный маг-подросток. Он быстро собрал вещи — большую часть все равно оставляет в школе — и всего через полчаса уже шагал по улицам Бруклина. Парень шёл прямо к старому общественному саду, и прошёлся по самой широкой его части.
Он остановился у задней ограды, глядя сквозь неё на ржавую игровую площадку в соседском дворе. Как все здесь может быть таким маленьким? Он помнил сад практически лесом, но сейчас все выглядело тоненьким и тощим. Несколько минут он бродил вокруг завалов, вырванных сорняков и старых тыкв, замороженных на стадии гниения, туда — обратно, становясь все более нервным и смущённым. Что он делал в прошлый раз? Нужна ли ему книга? Наверняка, он что-то забыл, вот только он не мог вспомнить, что. Магия не сработала. Он попытался повторить свои шаги точно. Может быть, это неправильное время дня.
Квентин отправился поесть пиццы и обдумать сложившееся положение, молясь, чтобы никто из тех, кто его знает, не увидел его там в тот момент, когда он уже должен находиться на пути к Маунт Алиби, Нью-Гемпшир. Он не знал что делать. Трюк не работал. Это был настоящий провал. Он сидел в кабинке вместе со своими сумками, глядя на свои отражения в зеркалах — и почему во всех пиццериях зеркальные стены? — и читая бесплатный полицейский бюллетень Парк Слоуп. Стены отражали друг друга, зеркало напротив зеркала, превращаясь в бесконечный тоннель. Пока он сидел там, длинная, узкая, наполненная комната поменялась вокруг него, а он и не заметил. Зеркала потемнели, свет переменился, голая плитка стала полированным паркетом, и когда он поднял голову от бумаги и откусил ещё кусочек от пиццы, оказалось, что он сидит в младшей гостиной Брейкбиллс.
Внезапно, без какой-либо шумихи и церемоний, Квентин и Элис стали второкурсниками.
Классы встречались в полукруглой комнате, находившейся в дальней части здания. В комнате, где происходило все, было светло, но до ужаса холодно — оконные стекла были покрыты коркой льда. По утрам они занимались с профессором Петитпойдс, пожилой странноватой гаитянкой в смешной остроконечной шляпе, которая заставила их обращаться к ней «Ведьма» или «Профессор». Когда кто-то задавал ей вопрос, она говорила: «Это никому не навредит. Делай, что хочешь».
Но когда дело доходило до практической магии, её узловатые пальцы работали искуснее, чем у профессора Сандерлэнд. По вечерам же у них были занятия с профессором Хеклером, длинноволосым, высоким (почти в семь футов высотой!) немцем с небольшой щетиной.
Никто не торопился принимать новичков, что сразу же превратило Квентина и Элис в класс из двух человек: весь первый курс был обижен на них, а второму курсу было все равно, поэтому они просто их игнорировали. Элис больше не была звездой программы, тем более, у второго курса были свои звёзды: например, громкая, крикливая, широкоплечая Аманда Орлофф со светло-русыми волосами. Именно её преподаватели постоянно вызывали для демонстрации различных техник. Она, будучи дочерью генерала, колдовала быстрыми, резкими, пугающе уверенными движениями массивных рук, словно пыталась собрать кубик Рубика. Аманда будто выкручивала магию из воздуха своими толстыми пальцами.
Почти все студенты считали ребят друзьями, многие даже предполагали, что они встречаются, и это было довольно забавным — такие отношения между ними даже не успели бы сформироваться. Однако теперь, после вечернего признания Элис, им было проще общаться друг с другом. После того, как она рассказала ему о своём болезненном прибытии в Брейкбиллс, девушка словно стала более раскованной и перестала казаться такой хрупкой, после чего Квентин осмелел и позволил себе иногда даже шутить. Честно говоря, Элис тоже не была ангелом и могла постоять за себя. Он не мог сказать точно, были ли они друзьями, но общаться с ней стало определённо проще.
Однажды воскресным вечером, устав от того, что его избегают, Квентин нашёл Сурендру, своего старого партнёра по лабораторной работе, и вытащил его на улицу. Они бесцельно слонялись по лабиринту, явно не чувствуя никакой радости от этой прогулки. Солнце, конечно, светило, но даже с ним на улице было безумно холодно. Живая изгородь была покрыта льдом, а в тёмных уголках лабиринта все ещё лежал снег. Сурендра был сыном бенгальца, рожденного в Америке, безумно богатого руководителя компьютерной компании из Сан-Диего. По лицу этого парня сразу можно было заметить, что этот молодой человек является самым саркастичным из всех, кого Квентин когда-либо встречал.
На обратном пути к ним присоединилась Гретчен, светловолосая, длинноногая и болезненно худая второкурсница. Первое, что приходило на ум после мимолётного взгляда на эту девушку, так это то, что она является балериной. Правда, после становилось заметным: блондинка явно хромала — видимо, повредила связки, что вынуждало её теперь ходить с тростью.
— Привет, ребятки!
— О, а вот и наша калека, — сказал Квентин.
Нужно заметить, что девушка абсолютно не стеснялась своей хромоты. Гретчен рассказывала каждому, кто был готов её выслушать, что именно повреждённое колено и является источником её силы. Она могла бы все исправить, но тогда магия навсегда покинет её. Никто не знал, было ли это на самом деле правдой.
Втроём они дошли до того места, где заканчивалась трава. Квентин начал подумывать, что вся эта прогулка была плохой затеей — никто из них троих не знал куда им идти дальше, где они находятся, да и что они вообще здесь забыли — Гретчен и Сурендра даже не были знакомы. Пару минут ребята болтали ни о чём — сплетни, преподаватели, экзамены — но Сурендра не понимал ни одной из шуточек второкурсников и с каждой новой фразой становился все угрюмее. Время шло к полудню. От скуки Квентин поднял мокрый камень с земли и попытался кинуть его подальше, хорошенько размахнувшись, но не тут то было — серый шарообразный предмет приземлился в траву недалеко от ребят. Парень был явно недоволен, ведь теперь от влаги пальцы начали мёрзнуть ещё сильнее.
— Пойдёмте сюда! — сказала девушка, прервав неловкую пазу, повисшую между ними, и пошагала вперёд своей странной, перекатывающейся походкой. Квентин не знал, смеяться ему или нет, но последовал за светловолосой худышкой вместе с первокурсником по узкой дороге, проходящей сквозь рощицу лысых тополей. Вскоре ребята вышли на небольшую поляну почти на самом краю территории.
Квентин знал это место. Он смотрел на замысловатую площадку в стиле Алисы в Стране Чудес, сплошь покрытую квадратами и отделённую от остальной земли небольшой полосой земли, огибавшей всю площадку по периметру. Сторона каждого квадрата была чуть меньше метра, и все это выглядело как гигантская доска для шахмат. Квадраты были из разных материалов: вода, камень, песок, трава, а два из них были, похоже, сделаны из какого-то серебристого металла.
— Что это за место? — спросил Квентин.
— В смысле «что это за место»? — Сурендра посмотрел на него.
— Хочешь поиграть? — полюбопытствовала Гретчен, ковыляя на другую сторону доски. Там стоял высокий стул, похожий на тот, который можно встретить на пляжах или у бассейна — им ещё обычно пользуются спасатели.
— Так это игра?
Сурендра закатил глаза.
— Иногда я действительно тебя не понимаю, — тут до него дошло, что он знает что- то, чего не знает Квентин. Они с Гретчен переглянулись и расстроено покачали головой. Девушка была из тех, кому проще было делиться личным с малознакомыми людьми.
— Это, — сказала она. — Уэлтерс!
Квентина даже затошнило от испытываемой к нему жалости.
— Так это игра.
— О, это больше, чем игра, — ответила, ухмыляясь, светловолосая.
— Это страсть, — подхватил Сурендра.
— Это жизнь.
— Это образ мышления.
— Могу объяснить правила, если у тебя есть в запасе десять лет, — она подышала на руки, пытаясь согреть замёрзшие пальцы. — По идее, одна команда стоит на одной сторона поля, вторая — на другой. А смысл прост — каждая команда пытается поймать квадраты.
— И как же поймать квадраты? — Квентин не понимал, что происходит.
— При помощи ма-а-а-гии! — протянула Гретчен.
— И где же мётлы? — Полу-шутя спросил Квентин.
— Никаких мётел. Велтерс больше похож на шахматы. Игру изобрели примерно пятьдесят миллионов лет назад. Я думаю, что первоначальной целью игры было отрабатывать меткость. А ещё некоторые говорят, что это было альтернативой дуэли. Студенты убивали друг друга, и вместо этого их заставили играть в велтерс.
— Вот это были дни.
Сурендра попытался без разбега перепрыгнуть через квадрат воды, но, прыгая, поскользнулся и наступил пяткой в воду.
— Черт! — он взглянул в голубое небо, — Я ненавижу велтерс!
Ворон слетел с макушки заснеженного вяза. В розовых пушистых облаках солнце опускалось за деревья.
Размахивая руками, Сурендра сошёл с доски.
— Я пальцев не чувствую. Пойдём обратно.
Они спускались вниз по тропе в сторону моря, не разговаривая, только иногда тёрли руки и дышали на них. Когда солнце скрылось за горизонтом, стало ещё холоднее, а деревья сливались с тёмным небом. Им придётся поторопиться, чтобы успеть переодеться к ужину. Сосущее чувство пустоты в желудке настигало Квентина. Стайка диких индеек, проходящих на границу леса, встревоженные, с вытянутыми шеями, выглядели довольно угрожающе и напоминали ящериц, чисто патруль велоцирапторов.
Пройдя лужайку, Сурендра начал расспрашивать Квентина про Элиота.
— Так значит, ты дружишь с этим парнем? Как ты вообще с ним познакомился?
— На самом деле, не дружу. Он больше тусит со своей компанией.
Втайне Квентин гордился тем, что как-то связан с Элиотом, даже если сейчас они практически не общаются.
— Да, я знаю. Эти физкиды. Кучка неудачников.