10
Еще дня два или три меня держали в постели и обращались со мной как с ребенком. Впрочем, я не возражал: последние несколько лет мне просто не доводилось отдыхать по-настоящему. Болячки заживали, и вскоре мне предложили – вернее приказали – делать легкие упражнения, не покидая палаты.
Потом как-то заглянул Старик.
– Ну-ну, симулируешь, значит?
Я залился краской, но все же нашелся:
– Какая неблагодарность, черт побери! Достань мне штаны, и я тебе покажу, кто симулирует.
– Остынь. – Старик просмотрел мою больничную карту, потом сказал Дорис: – Сестра, принесите этому человеку шорты. Я возвращаю его на действительную службу.
Дорис уперла руки в бока и заявила:
– Вы, может, и большой начальник, но здесь ваши приказы не имеют силы. Если лечащий врач...
– Хватит! Принесите ему какие-нибудь подштанники.
– Но...
Старик подхватил ее на руки, поставил к двери, и хлопнув по попке, сказал:
– Быстро!
Она вышла, недовольно бормоча, и вскоре вернулась с доктором.
– Док, я послал ее за штанами, а не за врачом, – добродушно сказал Старик.
Тот юмора не оценил и ответил довольно холодно:
– А я бы попросил вас не вмешиваться в лечебный процесс и не трогать моих пациентов.
– Он уже не ваш пациент. Я возвращаю его на службу.
– Да? Сэр, если вам не нравится, как я справляюсь со своими обязанностями, я могу подать в отставку.
Старик парировал тут же:
– Прошу прощения, сэр. Иногда я слишком увлекаюсь и забываю о принятом порядке вещей. Не будете ли вы так любезны обследовать этого пациента? Если его можно вернуть на службу, он нужен мне как можно скорей.
У доктора на щеках заиграли желваки, однако он сдержался.
– Разумеется, сэр.
Он долго изучал мою карту, затем проверил рефлексы.
– Ему еще потребуется время, чтобы восстановить силы... Но можете его забирать. Сестра, принесите пациенту одежду.
«Одежда» состояла из шорт и ботинок. Но на базе все были одеты точно так же, и, признаться, при виде людей с голыми плечами, без паразитов, у меня даже на душе становилось спокойнее. О чем я сразу сказал Старику.
– Ничего лучше мы пока не придумали, – проворчал он, – хотя база теперь напоминает пляж, полный курортников. Если мы не справимся с этой нечистью до зимы, нам конец.
Мы остановились у двери с надписью «Биологическая лаборатория. Не входить!»
Я попятился.
– Куда это мы идем?
– Взглянуть на твоего дублера, на обезьяну с твоим паразитом.
– Так я и думал. Нет уж, увольте. – Я почувствовал, что дрожу.
– Послушай, сынок, – терпеливо сказал Старик, – тебе нужно перебороть себя. И лучше будет, если ты не станешь уходить от встречи. Знаю, тебе нелегко. Я сам провел несколько часов, разглядывая эту тварь и пытаясь привыкнуть к ее виду.
– Ты ничего не знаешь. Не можешь знать! – Меня так трясло, что пришлось опереться о косяк.
– Да, видимо, когда у тебя на спине паразит, это все воспринимается по-другому. Джарвис... – Он замолчал.
– Вот именно, черт побери! По-другому! И ты меня туда не затащишь.
– Нет, я не стану этого делать. Но, очевидно, врач был прав. Возвращайся, сынок, и ложись обратно. – Старик шагнул за порог.
Он сделал три или четыре шага, когда я позвал:
– Босс!
Старик остановился и повернулся ко мне с непроницаемым лицом.
– Я иду, – добавил я.
– Может быть, не стоит?
– Справлюсь. Просто это трудно... вот так сразу... Нервы...
Мы пошли рядом, и Старик участливо взял меня под локоть. Прошли еще одну запертую дверь и очутились в помещении с влажным теплым воздухом.
Обезьяну поместили в клетку. Ее торс удерживало на месте сплошное переплетение металлизированных ремней. Руки и ноги безвольно висели, словно она не могла ими управлять. Обезьяна подняла голову и зыркнула на нас горящими ненавистью и разумом глазами. Затем огонь во взгляде угас, и перед нами оказалось обычное животное, в глазах – тупость и боль.
– С другой стороны, – тихо сказал Старик.
Я бы не пошел, но он все еще держал меня за руку. Обезьяна следовала за нами взглядом, но ее тело надежно удерживала рама с ремнями. Зайдя сзади, я увидел...
Хозяин. Тварь, которая бог знает сколько ездила у меня на спине, говорила моим языком, думала моим мозгом. Мой хозяин.
– Спокойно, – сказал Старик. – Ты привыкнешь. Отвернись пока, это помогает.
Действительно помогло. Я несколько раз глубоко вздохнул и попытался сдержать бьющееся сердце. Потом заставил-таки себя смотреть на паразита.
Ужас, собственно, вызывает не сам его вид. И дело не в том, что ты знаешь о способностях паразитов: то же самое чувство я испытал и в первый раз, еще до того, как узнал, что это за твари. Я попытался объяснить свои мысли Старику, и он кивнул, не отрывая глаз от паразита.
– Да, у других то же самое. Безотчетный страх, как у птицы перед змеей. Возможно, их основное оружие. – Он посмотрел в сторону, словно даже его дубленые нервы не выдержали такого зрелища.
Я тоже не трогался с места, заставляя себя привыкать и пытаясь удержать завтрак внутри. Говорил себе, что теперь хозяин уже не страшен, что он ничего не может мне сделать. Затем отвел взгляд и обнаружил, что Старик наблюдает за мной.
– Ну как? Уже легче?
Я снова взглянул на хозяина.
– Немного. Но больше всего на свете я хочу его убить. Убить всех их! Я бы всю свою жизнь убивал и убивал этих тварей. – Меня опять начало трясти.
Старик задумался, глядя на меня, затем протянул свой пистолет.
– Держи.
Я не сразу понял, в чем дело. Своего оружия у меня не было, поскольку мы пришли сюда прямо из больничной палаты. Я взял пистолет и бросил на Старика вопросительный взгляд.
– Э-э-э... зачем?
– Ты же хочешь ее убить. Если тебе это нужно, вперед. Убей. Прямо сейчас.
– Ха! Но ты же говорил, что тварь нужна для изучения.
– Нужна. Но если ты считаешь, что должен ее убить, убей. Это ведь твой хозяин. Если для того, чтобы вновь стать человеком, ты должен ее убить, не стесняйся.
«Вновь стать человеком». Мысль звучала в мозгу, как набат. Старик знал, какое мне нужно лекарство. Я уже не дрожал. Оружие, готовое извергать огонь и убивать, лежало в ладони как влитое. Мой хозяин...
Я убью его и вновь стану свободным человеком. Если хозяин останется в живых, этого никогда не произойдет. Мне хотелось уничтожить их всех, отыскать и выжечь всех до единого, но, первым делом,
* * *
Прервал нас человек, который неожиданно влетел в лабораторию. В шортах и в белом лабораторном халате он выглядел довольно глупо. Не Грейвс, другой. Кстати, Грейвса я больше никогда не видел – наверно, Старик его просто съел.
– Прошу прощения, шеф, я не знал, что вы здесь. Я...
– Да, я здесь, – перебил его Старик и направил пистолет ему в живот. – Почему ты в халате?
Человек посмотрел на пистолет с таким выражением лица, будто происходящее показалось ему неудачной шуткой.
– З-э-э... Так я же работал. Не ровен час обольешься чем, а там у нас растворы бывают...
– Снять!
– А?
Старик повел пистолетом и сказал мне:
– Приготовься.
Человек торопливо скинул халат. На плечах у него ничего не было, красной сыпи на спине тоже.
– Теперь ты возьмешь этот халат и к чертовой матери сожжешь, – приказал Старик. – А затем вернешься к работе.
Залившись краской, человек шмыгнул к двери, но у порога остановился и спросил:
– Шеф, вы уже готовы к этой э-э-э... процедуре?
– Скоро буду. Я дам знать.
Когда дверь за ним закрылась, Старик тяжело вздохнув, убрал пистолет и проворчал:
– Вот так всегда. Отдаешь приказ. Знакомишь всех. Заставляешь каждого расписаться. Можно даже вытатуировать приказ на их хилых мощах, и все равно находится какой-нибудь умник, который считает, что его это не касается. Ученые...
Я снова повернулся к своему хозяину. Вид его по-прежнему вызывал у меня отвращение, но теперь оно сопровождалось обостренным – и не совсем, по правде говоря, неприятным – ощущением опасности.
– Босс, – спросил я, – а что вы собираетесь с ним делать?
– Я хочу его допросить.
– В смысле... Как это? Обезьяна ведь не...
– Да, обезьяна говорить не может. Нам придется найти добровольца. Человека.
Когда я сообразил наконец, что он имеет в виду, ужас охватил меня почти с прежней силой.
– Неужели вы и в самом деле... Это невозможно, такого даже врагу не пожелаешь!
– Возможно! И я на это пойду. Что должно быть сделано, будет.
– Вы не найдете добровольца!
– Одного уже нашли...
– Да ну! И кто же это?
– ...но я не хотел бы использовать того человека. Мне нужен другой.
Сама мысль об этом казалась мне отвратительной, и я не стал скрывать своих чувств.
– Доброволец он или нет, это все равно грязное дело. Ладно, один у вас есть, но второго такого психа вы долго искать будете.
– Может быть, – согласился Старик. – Но тем не менее я не хотел бы использовать первого добровольца. А допрос нам необходим, сынок: мы ведем войну при полном отсутствии разведывательных данных. Мы не знаем нашего врага, не можем вести с ним переговоры. Нам не известно, откуда он и что из себя представляет. Все это мы должны выяснить, потому что от этого зависит наше выживание. Говорить с паразитом можно только через человека. Значит, так мы и сделаем. Но мне по-прежнему нужен доброволец.
– А что ты так на меня смотришь?
– Да вот, смотрю.
Я, в общем-то, задал вопрос в шутку, но он ответил таким тоном, что я чуть заикаться не начал.
– Ты... да ты с ума сошел! Нужно было убить эту заразу, когда ты дал мне свой пистолет. Знал бы заранее, что ты задумал, так бы и сделал. Но чтобы я добровольно позволил снова посадить паразита себе на спину – нет уж, увольте.
Он продолжал, словно и не слышал меня:
– Кто угодно тут не подойдет. Нужен человек, который сможет это выдержать. Джарвис, как оказалось, был недостаточно крепок, сломался. А ты все-таки выжил.
– Я? Да, один раз выжил. Но второй раз я просто не вынесу.
– Но у тебя больше шансов остаться в живых, чем у кого-то еще. Ты уже доказал, что способен, что тебе это по силам, а если взять кого-то другого, я рискую потерять агента.
– С каких пор это начало тебя беспокоить? – съязвил я.
– Поверь, это беспокоит меня всегда. Я даю тебе последнюю возможность решить: согласен ли ты на эксперимент, зная, что это необходимо, что у тебя больше всех шансов и что пользы от тебя будет больше, чем от других, потому что у тебя уже есть опыт? Или ты предпочитаешь, чтобы вместо тебя рисковал своей психикой и своей жизнью какой-то другой агент?