Лейтенант протянул руку к топчану, достал наган в кобуре и протянул его Виктору:
– Владей!
Подарок был удобным. С винтовкой за плечом сидеть за прицелом неудобно, она длинная и за все цепляет.
– Вот спасибо! – Виктор расстегнул ремень и вдел его в шлевки на кобуре.
– А вот запасных патронов нет. Но барабан полон, – предупредил дальнейшие вопросы лейтенант.
– Спасибо.
– Ты, главное, по танкам бей, – напутствовал его лейтенант.
– Постараюсь…
Виктор поднырнул под одеяло и вышел. Жизнь показалась ему веселее, в животе разливалась приятная тяжесть.
Он отправился к ручью, напился и умылся. Когда был в «учебке», не ценил простых вещей – вот того же полотенца нет, и неуютно. И еще много чего нет, что казалось ему когда-то обыденным – мыла, зубной щетки, ложки, расчески…
А еще плохо одному. Лейтенант на него надеется, а он один. Об ушедшем Илье он не сказал лейтенанту – духу не хватило. Может, и зря. Наверное, не хотелось пятно позорное на батарею бросать. Фактически он не знал никого из бойцов, но в бою и под бомбежкой они полегли все – честно, как солдаты, выполнившие свой долг. Да черт с ним, с Ильей! НКВД или особисты рано или поздно поймают и шлепнут. С дезертирами разговор суровый, по законам военного времени.
Виктор вернулся к пушке, открыл затвор. Ствол чистить надо, но где банник взять?
Он прошел по позициям батареи – где-то же должны быть передки? Это такие ящики на колесах, к которым цепляли пушку. В передках везли снаряды, там же хранились принадлежности по уходу за пушкой.
Один передок лежал разбитый вдрызг, но у крайнего орудия передок оказался цел.
Виктор взял банник, ветошь, масло и выдраил ствол у пушки до зеркальной чистоты, благо калибр у пушки мал. Он помнил, как чистили банником ствол МТ-12 – всем расчетом работали банником до седьмого пота.
Потом он снял затвор, отчистил его от пороховой копоти и пыли и слегка смазал маслом. Вернув затвор на место, щелкнул спуском. К бою готов.
Он не знал, как пройдет день, но почему-то верил – останется жив. Присел на станину, достал из кобуры револьвер. В армии приходилось из «калашникова» стрелять, а вот наган он впервые в руках держал. Оружие архаичное, 1905 года выпуска, Тульского Императорского оружейного завода – еще с царским гербом. Во всех каморах – тупорылые патроны. Как оружие ближнего боя – сгодится…
Бой начался неожиданно. На позициях пехотинцев раздался взрыв, потом еще и еще – это немецкая артиллерия вела артподготовку. Немцы перед атакой или обстреливали из пушек, или бомбили. Без подготовки они не шли, берегли пехоту.
Виктор взял в руки бинокль – полевой, восьмикратный, он позволял увидеть вдалеке серые коробки танков и едва видимые фигурки солдат.
Он открыл снарядный ящик и вбросил в ствол пушки бронебойный патрон. Все, тихое утро закончилось.
До танков было еще далеко, стрелять бесполезно, но наиболее нетерпеливые из пехотинцев уже начали постреливать из винтовок. Пустая трата патронов, на дистанции в километр в ростовую мишень попадет только очень меткий стрелок. Но мишень стоит неподвижно, а немцы передвигаются.
С дистанции в пятьсот метров танки открыли огонь из пушек. Первые два снаряда взорвались на позициях пехоты, а следующие два – у покинутого вчера капонира, и Виктор с удовлетворением отметил, что они не зря старались, перетаскивая пушку и копая землю. Засекли вчера немцы его позицию и сегодня накрыть решили. Только нет там уже пушки.
Стал слышен рев моторов, потом донесся лязг гусениц, и Виктор приник к прицелу – по сетке оптики можно определить дальность. Не так точно, как дальномером, но вполне приемлемо.
Пехотинцы открыли огонь из пулеметов и винтовок. Триста метров – дальность поражения эффективная.
Он подвел треугольник прицела под башню танка Т-III, на лобовой броне корпуса – ненавистный крест. Задержав дыхание, маховичками вертикальной наводки поправил маркер на цели и нажал спуск. Дымящуюся гильзу выбросило из казенника.
– Откат нормальный! – закричал Виктор.
На позициях пушки никого не было, и можно было не кричать, но он это сделал – для того, наверное, чтобы подбодрить себя – уж больно тошно одному у пушки. Затем уже работал быстро: хватал патрон из ящика, вбрасывал в ствол, наводил прицел и стрелял.
Виктор торопился. Танки уже обнаружили его и сейчас откроют огонь. Сколько времени ему осталось, чтобы расстрелять эти железные коробки? Из четырех танков один уже горел чадным пламенем, второй застыл неподвижно – ни огня ни дыма не видно. Для верности Виктор влепил в танк еще один снаряд.
И тут он заметил, что два танка разделились. Один забирал влево, второй – вправо. Там и пехоты нет, как сказал лейтенант – стык батальонов. Прорвутся туда танки – каюк! Обойдут, расстреляют или подавят гусеницами. А одному пушку развернуть тяжело. Как бы сейчас пригодилась помощь подносчика снарядов!
Один из танков на несколько секунд подставил борт, объезжая крупную воронку, и Виктор успел выстрелить. Танк прошел по инерции еще несколько метров и замер. Потом из моторного отделения показалась струйка дыма, люки на башне распахнулись, но выбраться немцы не успели. Из верхнего люка метров на десять вверх взметнулся фонтан огня, потом сильно грохнуло, башню сорвало и отбросило в сторону – это взорвался боезапас.
По остановившемуся танку пехотинцы били из бронебойного ружья. Виктор по нему стрелять не мог – с его позиции виден был только верхний край башни.
Он вытер пот и подхватился – ведь у него есть ящик с картечными выстрелами. Он никогда не стрелял такими снарядами – в современной армии их не было, изменилась тактика. И в атаку не бегают шеренгами, а передвигаются на бронетранспортерах.
Он вбросил снаряд в казенник.
Немцы были метрах в семидесяти-ста от наших траншей, накатывались двумя волнами. Куда целиться? Выше цели или прямо по солдатам? Он навел по первой шеренге и выстрелил.
Эффект от выстрела превзошел все ожидания. Снаряд разорвался на небольшой высоте, осыпав все пространство перед собой свинцовыми шариками. От ранений или уже мертвыми упали солдаты не только первой шеренги, но и второй. Неплохо!
Виктор целился и стрелял.
Снаряды закончились неожиданно быстро, в ящиках оставалось всего шесть патронов. Однако пехоту он выручил, потери среди немцев были велики. Потеряв танки и ужаснувшись числу убитых и раненых, они стали быстро отступать. Перебегая, прятались за укрытия и вскоре исчезли.
Виктор подтащил к пушке последний ящик с бронебойными снарядами – больше не было никаких боеприпасов. Израсходует – и все, конец стрельбе. А ведь пехота на него надеется!
Виктор решил пройти по капонирам батареи. Может быть, в укрытиях, так называемых снарядных нишах, отыщется хоть один ящик?
Называется – раскатал губу. Нашел всего два снаряда – один лежал у станины разбитой пушки, второй достал из казенника изувеченного орудия. Зажав их под мышками, вернулся к орудию. Если стрелять точно, то два снаряда – это два подбитых танка.
У пушки его встретил лейтенант.
– Я уж думал – куда пушкари запропастились?
– Снаряды собирал. Почти не осталось.
– Плохо! Ты нас здорово поддержал, особенно с картечью. Сила! Как метлой по немецким цепям прошелся.
– Нет их больше, один ящик всего-то и был…
– Жаль! А где второй боец?
Не хотелось Виктору говорить, да, похоже, время пришло.
– Сбежал ночью.
– Дезертировал? Как в тыл отведут, надо особисту рапорт подать.
Виктору стало стыдно – ведь он даже фамилию подносчиков снарядов не знает. Только имя – Илья.
– Непременно, – кивнул Виктор.
– Стало быть, один воевал? Хм, похвально… Давай по сто грамм фронтовых?
– Стакана нет… и закуски…
– Из фляжки по очереди.
Лейтенант снял с пояса фляжку, открутил колпачок и протянул фляжку Виктору. Ну, было бы предложено…
Виктор поднес флягу к губам и сделал несколько глотков. Горло обожгло, во рту появился непривычный вкус – не водки. Он закашлялся. Крепкий напиток!
– Это ром. Наши ночью на «нейтралку» лазили, в ранцах у немцев харчи знатные: консервы, шоколад и выпивки полно. У каждого! Представляешь? Ночью все и съели. Тушенку-то ты ел ихнюю, трофейную…
Лейтенант припал к фляжке, осушил в три глотка, крякнул и занюхал рукавом.
– У меня в роте восемнадцать бойцов осталось, неполные два отделения. Со штабом батальона связи нет, патронов осталось – одну атаку отбить. Вот жизнь, едрит твою корень!
Лейтенант достал портсигар, закурил.
– До войны пушки по Красной площади тянули, танки ехали, тягачи – где это все? Патронов и тех не хватает! – Лейтенант был явно удручен и раздосадован. Поднявшись, он с силой втоптал окурок в землю.
– Ты держись, пушкарь, без тебя нам крышка. Боец – он чувствует, когда сзади поддержка. Что у него против танков? Бутылка с зажигательной смесью. А ты со своей пушкой ему моральный дух поддерживаешь. Веришь, так картечью немцев накрыл – мои бойцы в штыковую атаку рвались!
Лейтенант неожиданно прервал монолог, повернулся и ушел. Как командир, он понимал, насколько неустойчива их позиция. Если немцы предпримут атаку с большим количеством танков – сомнут. Обидно ему было за роту, за батальон, за всю Красную армию.
Виктор его состояние понял: поддержки нет, как будто забыли. Ни пополнения, ни боеприпасов, ни еды… А впрочем, у него у самого не лучше.
Немцы начали обстрел русских позиций из тяжелой артиллерии. Виктор сразу убежал в лес, подальше от пушки. Если немцы ее засекли, находиться там просто опасно – ни окопа, ни ровика нет, посечет осколками.
Траншеи пехоты заволокло пылью и дымом – там бушевал огненный смерч.
Артиллерийский налет длился около получаса. Наконец взрывы стихли, и Виктор вернулся к пушке. К его удивлению, ни один снаряд рядом с нею не упал. Но траншея пехоты была почти разрушена и завалена землей. Да есть там хоть кто-нибудь живой?
Виктор испугался – как без пехоты воевать? И все-таки он уловил какое-то движение, показалась каска. Стало быть, есть живые! Виктор приободрился.
Как всегда, после артподготовки немцы пошли в атаку.
Внезапно над головой раздался рев мотора, и довольно низко пролетел наш, советский штурмовик Ил-2, за ним – еще два. С ходу они принялись штурмовать позиции немцев. Стреляли из пушек и пулеметов, сбрасывали бомбы.
Самолеты делали заход за заходом.
Пехотинцы выскочили из траншеи, бросали вверх пилотки и кричали «Ура!» – в первый раз за несколько дней они ощутили поддержку.
Отбомбившись, штурмовики улетели. Виктору был знаком их силуэт по фото и документальному кино.
Немецкая атака захлебнулась. Два танка горели, и в бинокль были видны многочисленные трупы в серой форме.
До вечера попыток наступления не было. Немцы зализывали раны, а может быть, решили наступать на другом участке.
Сидеть одному у пушки не хотелось, и Виктор пошел к пехотинцам. Некоторые блиндажи и пулеметные гнезда были разрушены, большие участки траншеи засыпаны землей, стенки ее обвалились.
Виктор нашел блиндаж лейтенанта.
– Жив? – удивился лейтенант. – А у меня под ружьем четверо. Расстреляем завтра все патроны и уйдем. Есть будешь?
– Буду.
– Есть рыбные консервы и галеты.
– У меня что, выбор есть?
Лейтенант ножом вскрыл банку и подвинул ближе к Виктору бумажную пачку галет – все надписи на пачке были на немецком языке. Понятно, трофей.
Виктор быстро съел угощение.
– Можно я у вас посплю?
– Места много, не стеснишь.
Виктор улегся на топчан. В блиндаже, под накатом и теплее и спокойнее.
Спал крепко, а проснувшись, увидел за столом лейтенанта.
– Садись, завтракай.
Такие же, как и вчера, консервы, но уже без галет – кончились.
Поблагодарив за завтрак, Виктор прошел к пушке. Что-то здесь изменилось, но что, он сразу и не понял. А когда дошло, схватился за голову – из пушки вытащили затвор. Пушка есть, а затвора нет. Сам Виктор его не снимал – он это помнил точно. И случайно зашедший на позицию пехотинец тоже не мог этого сделать. Для этого знания нужны, пушка – не винтовка.
Виктора охватило отчаяние – без затвора стрелять невозможно. На него надеется лейтенант и его бойцы, а он…
Виктор уселся на станину – что делать? Попробовать снять затворы с разбитых пушек? Но подойдут ли? Качество производства скверное, достаточно сказать, что у такого простого изделия, как автомат ППШ, магазины подгонялись вручную, напильником. От другого автомата они зачастую просто не подходили. Тогда что говорить о таком сложном изделии, как пушка?
Виктор и пошел бы снимать затворы, но из леса к пушке неожиданно вышел Илья. Вот уж кого не ожидал увидеть Виктор!
Подносчик снарядов гаденько улыбался. В правой руке он держал снятый затвор пушки, на плече висел карабин.
– Геройствуешь? – не здороваясь спросил он и уселся на станине напротив Виктора.
– Не всем же дезертировать, как тебе…
Следил он из леса за Виктором, что ли? Или узнал о стрельбе в одиночку по гильзам и пустым снарядным ящикам? Зачем тогда явился? Совесть пробудилась? Но в этом Виктор сильно сомневался…
– Небось, голодуешь? Тут километрах в двух деревня брошенная. Жители ушли, а на улице наша разбомбленная автоколонна. Я хлеба с консервами наелся до отвала.
– Ты зачем явился? Жратвой дразнить? Так я не мародер…
– Ну да! Я у тебя и дезертир, и мародер. Еще как-нибудь обзовешь – заброшу затвор в кусты. Попробуй найди…
– Если сказать больше нечего, иди восвояси.
– Ой какие мы грозные! Немцы с самолета листовки сбросили – полно около деревни. Я подобрал одну. На-ка, прочитай… – Илья вытащил из кармана листовку и протянул ее Виктору.
Виктор взял лист бумаги, взглянул на текст. В начале было: «Русский солдат! Германские войска подходят к Москве, зимовать они будут в столице. Сопротивление бесполезно».
А дальше – о прелестях жизни в плену. Под теплой крышей жить будут, есть сытно – даже нормы питания приводились. Виктора поразило – 25 граммов мармелада к вечернему кофе! У наших солдат иной раз куска хлеба за день во рту не было.
А в конце: «Бросайте оружие, убивайте комиссаров. Данная листовка служит пропуском».
– Ты что же, к немцам хочешь перейти? – Виктор был удивлен и шокирован. Его сослуживец, с которым он воевал – пусть и один день, – готов изменить присяге и Родине.
– В тылу особисты. Заградотряд с пулеметом стоит, вовремя я их приметил. Дома тоже не спрячешься, НКВД найдет. Почему не сдаться?
Рассуждения прагматичные.
Виктора покоробил циничный тон Ильи.
– А как же присяга, семья? У тебя же мать и отец есть!
– Куйбышев от фронта далеко. А мне жить хочется – здесь и сейчас. У меня эта война уже вот где! – Илья ткнул пальцем в кадык.
Неужели он не шутит? Впрочем, изменой Родине не шутят. Предателей не любят ни в одной армии мира. Лизать немцам сапоги? Да никогда!
– Положи затвор пушки и уходи.
– Сейчас? Белым днем? Да меня лейтенант пехотный в спину из пулемета расстреляет!
– Зачем ты тогда здесь?
– Подожду, пока немцы в атаку пойдут. Пушечка-то твоя – тю-тю! Танки окопы и траншею проутюжат – тогда можно идти…
– Ну ты и сволочь! – Виктор вскочил.
Илья тоже поднялся, бросил на землю затвор пушки и стянул с плеча ремень карабина. И тут он совершил оплошность: сделав шаг назад, запнулся о станину и упал. Уже в лежачем положении попытался передернуть затвор карабина.
Виктор понял, что медлить нельзя. Еще секунда – и подносчик выстрелит. Он рванул клапан кобуры, выхватил револьвер и выстрелил.
Выстрел прозвучал негромко, не целился, а попал.
Илья выронил карабин и зажал рукою рану на животе.
– Откуда у тебя оружие? – простонал он.
– Подарок лейтенанта.
– Больно как, если бы ты знал…
Лицо Ильи на глазах бледнело, он стал часто дышать.
– Знал бы про револьвер – сразу застрелил бы…
От слова к слову голос Ильи слабел, последнее слово он произнес уже шепотом и замер.