— Это похоже на вечеринку, — сказала Джил.
— О, так оно и есть… почти! И тебя наполняет небесное блаженство. Если ты утром просыпаешься, а рядом кто-то из навеки спасенных, то он здесь потому, что Бог захотел, чтобы вы были благословенно Счастливы. У всех есть поцелуй Фостера. Они все свои. — Она задумалась. — Это немного похоже на деление воды. Понимаете?
— Я грокнул, — согласился Майк.
«Майк???»
«Подожди, Джил. Подожди до полноты».
— Но не думайте, — честно сказала Патриция, — что человек запросто может прийти на собрание Счастливых Внутренней Церкви, раз есть татуировка. Приходящий брат или сестра… Взять, скажем, меня. Как только я узнаю, что где-то намечается карнавал, я пишу в местную церковь и посылаю отпечатки пальцев, чтобы они могли свериться с картотекой навеки спасенных в Храме архангела Фостера. Я даю им свой адрес в Биллборде. Когда я все это делаю — а я всегда хожу на воскресные собрания, даже если Тиму приходится снимать мой номер — моя личность может быть легко подтверждена. Обычно меня встречают с радостью: я добавляю притягательности такой вечеринке своими уникальными и непревзойденными святыми картинками. Часто я целый вечер лишь только то и делаю, что стою и позволяю людям разглядывать себя. Каждая такая минута — истинное блаженство. Иногда проповедник просит принести Лапушку, чтобы изобразить Еву и Змея… для этого, конечно, приходится гримировать тело. Кто-нибудь из братьев играет Адама, и нас изгоняют из райского сада, а проповедник объясняет, что означает истинный смысл случившегося, а не поповскую ложь… и мы кончаем тем, что теряем нашу благословенную невинность, чтобы дать заряд всей вечеринке.
Она добавила:
— И все интересуются моим поцелуем Фостера… Потому что с тех пор, как двадцать лет тому назад он взошел на Небеса, немногие имеют поцелуй Фостера, сделанный не посредником. У меня есть на это официальное церковное удостоверение. И я рассказываю, как я его получила. Я…
Миссис Пайвонски поколебалась, затем выложила все подробности, и Джил только диву далась, куда делась ее ограниченная способность краснеть. Но затем она грокнула, что Майк и Патти — два сапога пара: Божьи дети, не способные грешить, что бы они ни делали. И она от всей души желала — ради Патти, — чтобы Фостер действительно оказался святым пророком, спасшим ее для вечного блаженства.
Но Фостер! Раны Господни, вот уж карикатура на святого!
Вдруг, вспомнив все чрезвычайно отчетливо, Джил снова оказалась в комнате со стеклянной стеной, глядящей в мертвые глаза Фостера. Но он казался живым… и она ощутила внутренний трепет и подумала, что она стала бы делать, предложи ей Фостер свой святой поцелуй… и свое святое я? Она быстренько выкинула эту мысль из головы, но Майк уже успел уловить ее. Она почувствовала, как он улыбается с невинным знанием.
Она поднялась.
— Патти, милая, когда тебе надо быть дома?
— Ох, золотко, мне надо бежать сию благословенную минуту!
— Почему? Переезд будет не раньше, чем в девять тридцать.
— Ну… меня ждет Лапушка. Она очень ревнует, если я задерживаюсь.
— А ты не можешь ей сказать, что была на собрании Счастливых?
— Гм… — Патти просияла и заключила Джил в объятья. — Именно так оно и есть! Именно так!
— Хорошо. Я ложусь. — Джил все-таки покраснела. — Во сколько тебе надо вставать?
— Ну… Если я вернусь в восемь, я успею проследить, чтобы Сэм разобрал мое жилье, и у меня останется время посмотреть, чтобы моих деток разместили как следует.
— А завтрак?
— Я позавтракаю в поезде. А когда встану, выпью кофе. Этого обычно бывает достаточно.
— Я сделаю. Вы оба оставайтесь здесь, сколько хотите. Я не позволю тебе проспать… если ты заснешь. Майк — тот и вовсе не спит.
— Совсем?
— Совсем. Он сворачивается калачиком и думает. Но не спит.
Миссис Пайвонски торжественно кивнула.
— Новый знак. Я знаю. И ты, Майкл, однажды узнаешь. Тебе будет голос.
— Может быть, — согласилась Джил. — Майк, у меня глаза слипаются. Положи меня в постель.
Невидимые руки подняли ее в воздух, перенесли в спальню, само собой откинулось одеяло… в следующий момент она уже спала.
Джил проснулась в семь, выскользнула из кровати и сунула голову в соседнюю комнату. Свет был выключен и тени отчетливы — там не спали. Джил услышала, как Майк произнес тихо, но убежденно:
— Ты есть Бог.
— Ты есть Бог, — прошептала Патриция низким, словно после наркотика, голосом.
— Да. Джил есть Бог.
— Джил… есть Бог. Да, Майкл.
— И ты есть Бог.
— Ты… есть Бог! Ну же, Майкл!
Джил потихоньку вышла и пошла чистить зубы. Потом дала знать Майку, что не спит, и обнаружила, что ему это известно. Когда она вошла в переднюю, в окна потоком струился свет.
— Доброе утро!
Она поцеловала их обоих.
— Ты есть Бог, — сказала Патти.
— Да, Патти. И ты есть Бог. Бог в каждом из нас. — Она взглянула на Пат. В редком утреннем свете было заметно, что та нисколько не устала. Что ж, ей был известен этот эффект. Если Майк хотел, она оставалась бодрой всю ночь. Она подумала, что ее сонливость этим вечером — дело Майка, не иначе. И услышала его мысленное подтверждение.
— А теперь кофе. И к тому же под рукой у меня оказалась банка апельсинового сока.
Они закончили свой легкий завтрак. Счастье переполняло всех троих. Джил заметила, что Патти о чем-то задумалась.
— В чем дело, дорогая?
— Ну, мне неудобно спрашивать… Но на что вы, дети, живете? У тетушки Патти отложена про запас некоторая сумма, и я подумала…
Джил расхохоталась.
— Ох, Патти, прости… Но Человек с Марса богат. Разве ты не знаешь?..
Миссис Пайвонски смутилась.
— Ну, вообще-то, я слыхала. Но нельзя же доверять всему, что слышишь в новостях.
— Патти, ты просто прелесть. Поверь мне, теперь, когда мы стали водными братьями, мы не стали бы колебаться. «Деление гнезда» — это не просто образ. Кстати, встречное предложение: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, только скажи. Любое количество. В любое время. Напиши нам… или лучше позвони мне. У Майка нет ни малейшего понятия насчет денег. Кстати, Патти, на мое имя сейчас лежит сотни две тысяч. Может быть, тебе надо?
Миссис Пайвонски была просто поражена.
— Благословение Господне! У меня есть деньги.
Джил пожала плечами.
— Если когда-нибудь понадобятся, только дай знать. Если хочешь яхту — Майк будет счастлив подарить ее тебе.
— Это верно, Пат. Я никогда не видел яхты.
Миссис Пайвонски покачала головой.
— Слишком много свалилось на меня сегодня. Боюсь, сердце мое разорвется от счастья… Все, что мне от вас нужно, это ваша любовь…
— Прими ее, — произнесла Джил.
— Я не грокаю любовь, — сказал Майк, — но Джил всегда говорит правильно. Если она у нас есть, она твоя.
— …и уверенность в том, что вы спасены. Но об этом я больше не беспокоюсь. Майк сказал мне про ожидание, и про то, зачем ожидание нужно. Ты понимаешь, Джил?
— Я грокаю. Я больше ничего не тороплю.
— Но я кое-что припасла для вас. — Татуированная женщина взяла сумочку и достала книгу. — Дорогие мои… это точная копия Нового Откровения, которую благословенный Фостер дал мне… в ночь, когда подарил мне свой поцелуй. Я хочу, чтобы вы ее взяли.
Глаза Джил наполнилась слезами.
— Но, тетушка Патти… Патти, брат наш! Мы не можем взять ее! Мы купим другую.
— Нет. Это… это «вода», которую я делю с вами, чтобы стать ближе.
— О… — Джил вскочила на ноги. — Мы делим ее. Теперь она наша… Наша общая. — Она поцеловала Пат.
Майк похлопал ее по плечу.
— Ненасытный маленький брат. Теперь мой черед.
— В этом отношении я всегда ненасытна.
Человек с Марса поцеловал своего нового брата сначала в губы, потом в то место, где оставил свой поцелуй Фостер. Он помедлил (недолго, по земному времени), выбирая соответствующее место с другой стороны, где подходил бы рисунок Джорджа, и поцеловал ее. Мысли его шли уже в растянутом времени. Было необходимо грокнуть капилляры. Для женщин он просто легко коснулся губами кожи. Но Джил уловила цель его действий.
— Патти! Смотри!
Миссис Пайвонски опустила взгляд. На коже отпечатались двумя кроваво-красными стигматами его губы. Она начала терять сознание… но ее искренняя вера не дала ей упасть в обморок.
— Да. Да! Михаил…
Вскоре татуированную женщину заменила достойная домохозяйка в платье с глухим воротничком и длинными рукавами.
— Я не буду плакать, — сказала она торжественно, — и вечность не знает прощаний. Я буду ждать.
Она поцеловала Майкла, потом Джил и вышла, не оглянувшись.
Глава 28
— Богохульство!
Фостер поднял взгляд.
— Кто-то укусил вас, юноша? Это крыло строили в спешке, и внутрь залетело много всякой дряни: целые рои почти невидимых чертенят… Они безвредны, однако их укусы вызывают неприятный зуд.
— Ну… это надо видеть, чтобы поверить… Сейчас я перемотаю всеведушку немного назад.
— Вы бы удивились, юноша, узнав, во что я способен поверить. — Тем не менее супервизор Дигби отвлек часть его внимания. Трое временных, людей, как он увидел, мужчина и две женщины, размышляли о вечном. Ничего такого. — И?
— Вы слыхали, что она сказала? «Архангел Михаил»? Ну и ну!
— Ну и что же?
— «Что же»? О Господи!
— Это вполне возможно.
Нимб Дигби задрожал.
— Фостер, вы, возможно, не очень внимательно посмотрели! Она имела в виду этого переростка в коротких штанишках, этого уголовника, что отправил меня сюда. Посмотрите-ка еще раз!
Фостер увеличил изображение и отметил, что ангел-стажер прав… Увидел он кое-что еще, увидел и улыбнулся своей ангельской улыбкой.
— Откуда вам известно, юноша, что это не так?
— Что???
— Последнее время я не видел Майка в Клубе, но его имя значилось в списке участников Миллионолетнего Турнира Солипсистов[31]. Это знак, что он, скорее всего, в командировке. Майк один из искуснейших игроков в солипсизм в этом секторе.
— Но это замечание непристойно!
— Вы удивитесь, узнав, сколько прекраснейших идей Босса, бывало, именовались непристойными. Хотя, пожалуй, вы не удивитесь: ведь вы прикладник. Но слово «непристойность» ничего не значит. Оно не имеет теологического значения. «Для чистого все вещи чисты».
— Но…
— Я просто свидетельствую, юноша. Впридачу к факту, что наш брат Михаил, похоже, отсутствует в данный микромомент — я не знаю, где он; у нас вахты не совпадают, — эта татуированная женщина, которая сделала вещее предсказание, вряд ли ошибается; она сама, в определенной мере, святая.
— Кто это сказал?
— Я говорю. Я знаю. — Фостер снова улыбнулся светлой ангельской улыбкой. Милая маленькая Патриция! Уже, не молода, но все еще по-земному желанна… И сияет внутренним светом, словно витраж на солнце. Он заметил с гордостью, свойственной скорее смертным, что Джордж закончил свое величайшее посвящение.
Когда он последний раз видел Патрицию, работа была еще в разгаре. Этот рисунок о том, как он был призван на небеса, вовсе неплох даже в Высшем смысле. Надо не забыть отыскать Джорджа, похвалить его и сказать, что видел Патрицию. Хм… А где сейчас Джордж? Художник-созидатель в отделе конструирования Вселенной, работающий под непосредственным началом Зиждителя, насколько помнится… Неважно, по главной картотеке его можно будет найти за долю миллионолетия.
Каким лакомым кусочком была Патриция, и как свято неистова! Чуть побольше апломба, чуть поменьше покорности, и он сделал бы ее жрицей. Но такова уж была потребность Патриции: принимать Бога соответственно собственной натуре. Пожалуй, ей самое место было среди лингаятов[32]… но там она была без надобности. Фостер подумал, не стоит ли снова отмотать всеведушку назад, посмотреть, как она там, и с ангельской сдержанностью решил не делать этого: работы было по горло.
— Оставьте всеведушку, юноша. Я хочу сказать вам кое-что.
Дигби подчинился. Фостер почесал нимб: скверная, конечно привычка, но он делал так всякий раз, когда размышлял.
— Юноша, вы никак не войдете в ангельскую форму.
— Мне очень жаль…
— Сожаление — это не для вечности. Истина в том, что вас слишком занимает этот молодой человек, который может (или не может) быть нашим братом Михаилом. Послушайте… Во-первых, не вам судить о механизме, посредством которого вас отозвали от паствы. Во-вторых, вас раздражает вовсе не он (его вы не слишком-то знали); если по-правде, все ваши заботы — о той черненькой секретарше. Она заслужила мой Поцелуй как раз к тому времени, когда вы были отозваны. Заслужила?
— Я еще испытывал ее.
— Тогда, вне всяких сомнений, вы будете ангельски довольны, узнав, что Верховный епископ Шорт, лично проведя полное испытание (о, в высшей степени полное; я говорил вам, что он не знает никакой меры), удостоил ее моего Поцелуя, и теперь она наслаждается полным Счастьем, которое вполне заслужила. Ммм… Пастырь должен находить радость в работе, но когда он избран, он имеет право радоваться и этому тоже. Случилось так, что сейчас имеется вакансия в недавно открытом секторе для Хранителя-стажера… Работа несколько ниже вашего номинального ранга, зато вы приобретете прекрасный ангельский опыт. Эта планета (можете думать об этом месте, как о планете, там сами увидите) заселена триполыми, а не двуполыми существами, и я докладывал Высшим Властям, что сам Дон Жуан неспособен добиться хоть какого-то успеха ни у одного из трех тамошних полов… Это не предположение. Я запускал его туда на пробу. Он стенал и молил вернуть его обратно в уединенный ад, который он выдумал для себя.
— Значит, вы хотите сослать меня в провинцию? Чтобы не мешался!
— Це-це-це! Вы не можете мешать. Это единственная Невозможность, которая допускает возможность всего остального. Я устал повторять вам это с тех пор, как вы прибыли. Но пусть это вас не мучает. Вам дозволено вечно питаться. Ваши ордера включают временную петлю, так что вы сможете вернуться сюда-сейчас без потери во времени. А теперь летите и принимайтесь за дело. У меня довольно своей работы.
Фостер вернулся к тому месту, на котором его прервали. Бедная душа, временно обозначенная как «Алиса Дуглас». Быть побудителем — тяжелое предназначение, но она приняла его, не дрогнув. Работа ее была закончена, а сама она теперь нуждалась в отдыхе и восстановлении здоровья вследствие неизбежной усталости после битвы. Она билась, кричала и испускала эктоплазму[33] из всех отверстий.
Да, она, конечно, не нуждалась в очищении после такой грубой работы. Но другой работы просто не бывает. «Алиса Дуглас» была абсолютно надежным оперативным работником. Она могла принять любое сомнительное назначение, если только оно подразумевало девственность. Предстояло ли ей гореть на костре или всю жизнь прожить в монастыре — она соглашалась на все.
Не то, чтобы он обращал особое внимание на девственниц. Тут был лишь профессиональный интерес к хорошо сделанной работе. Фостер последний раз глянул: на миссис Пайвонски. Вот такую работу он ценил. Милая маленькая Патриция! Благословенная крепенькая самочка…