– Как вы догадались? – изумился Гривцов. – Ведь Китеж – совершенно другая реконструкция.
– Но все мы люди, – засмеялся Корвин. – Когда происходит крупное политическое убийство или теракт с сотнями жертв, властители первым делом думают, как использовать трагедию для достижения своих целей, срастить чужое несчастие со своими давними планами и планчиками. Лишь в последнюю очередь они задают себе вопрос: почему это произошло… И как помочь пострадавшим. Увы… Увы… Увы…
* * *
Старца Кира арестовали через три часа. Он даже не пытался скрыться. Возможно, надеялся, что под маской старца никто не опознает убийцу. Маску сдернули. Лицо почти не отличалось от маски. Разве что кожа ноздреватая, рыхлая, да волосы свалялись. Когда-то, во время разговора с отцом нынешнего Марка Корвина, старец Кир, тогда еще молодой человек, для конспирации явился в маске. В маске он явился и перед Друзом, разыгрывая Марка Корвина в костюме Калиостро. Быть может, Кир, как юная Мария, страдал карнавальным синдромом. Но только подлинной его маской была маска Дантеса. Кир играл на человеческих страстях, причем страстях отнюдь не низменных, заставляя любовь и чувство чести служить подлости. Заставлял убивать.
* * *
А еще через час Флакк вручил Корвину послание, прибывшее по экпресс-почте, в котором говорилось, что сенат назначает Марка Валерия Корвина-младшего префектом по особо важным делам.
– Не может быть! Неужели они так быстро оценили мои заслуги! – воскликнул Корвин, рассматривая объемную бумагу с золотой голограммой орла наверху. – Ведь отчет о деле Друза еще даже не отослан…
– Никто ничего не оценивал, – мрачно изрек Флакк. – Ты срочно понадобился сенату, только и всего.
– Вот как? И по какому делу я так нужен? – Корвин уселся в кресло, закинул ногу на ногу. Он чувствовал себя хозяином положения.
– На Лации тайная плебейская секта похищает детей патрициев. Исчезли племянник сенатора Фабия и сын Луция Манлия Торквата. И еще десятки детей. Двоих вернули, но… их генетическая память уничтожена. Они сделались плебеями. Найти тех, кто это творит, пока не могут. Если так будет продолжаться, на Лации не останется патрициев.
– Ма фуа! – только и смог выдохнуть Корвин. Весь его кураж тут же испарился. Он выпрямился в кресле и жалобно поглядел на трибуна. – Надеюсь, твой сын…
– Моего Луция охраняют. Но мой младший брат Гай, тот, о котором я тебе говорил, плебей, арестован. Его считают одним из главарей секты.
Корвин стиснул зубы. И так сидел несколько секунд, с нелепой гримасой на лице, перебарывая невыносимую боль.
– Так вот почему тебя отстранили… – сказал он, наконец.
– Да, поэтому. Но теперь мне дали новое поручение. Я должен лично сопровождать тебя на Лаций.
– Да, я понял, что нужен родной планете. Когда мы возвращаемся?
– Немедленно. Еще вопросы есть?
– Конечно. Ты говорил, что твой брат возглавляет радикальную партию. Что же, получается, эта партия превратилась в секту?
Флакк отрицательно покачал головой:
– Нет, все не так. Сенат полагает, что легальная партия служила лишь прикрытием, отвлекающей внимание маской. А секта тем временем готовилась действовать.
– Погоди! Сенат полагает… а ты сам? Сам веришь в виновность брата?
– Я не имею права влиять на тебя, Марк… – холодно отвечал трибун.
– При чем здесь влияние? Ты лучше всех знаешь своего брата. Подумай и ответь беспристрастно, ты думаешь – он действительно стоит во главе секты?
– Во главе? Нет. Но он может быть причастен… ты же знаешь, как далеко в сторону Тартара уводит ненависть.
* * *
Марк не успел закончить разговор с Флакком, как ему сообщили, что прибыл кабинет-министр и попросил личной встречи с Корвином.
Встреча происходила в автономной капсуле, где их никто не мог подслушать. Марк хотел сначала отказаться от разговора с Владимилом, но потом передумал.
– Итак, вы догадались… – Кабинет-министр смотрел с горькой усмешкой на следователя. – Впрочем, могли и не догадываться сами. Раз этот человек вернулся из озерного города, вам стало ясно, что я – самозванец. – Владимил не называл Друза-старшего по имени. Избегал… Опасался… Стыдился… Можно было предположить и первое, и второе, и третье.
– Чего вы хотите? – Будь Корвин всего лишь мальчишкой, он бы выставил этого человека за дверь.
Но опыт патрициев, их мудрость, их ответственность не позволили произнести все те слова, что вертелись на кончике языка. И он не назвал самозванство Владимила подлостью. Он не может разоблачить Владимила. Этим он унизит не только кабинет-министра, но весь Китеж.
– Прежде всего, избежать войны между Лацием и Китежем.
– Похвально. Я полностью за.
– Не я планировал убийство посла…
– Но вы его допустили! – тут Корвин осмелился перебить Владимила. – Вы знали, что “седьмое колено” для вас не представляет опасности. И что оно убьет посла…
– Я не предполагал…
– Предполагали! Вы знали, что газ смертельно опасен для любого из Друзов! – Корвин старался не повышать голос. – Убийство посла Китежа давало отличный повод свалить на озерников чудовищное преступление, и уничтожить озерные города. Разумеется, в том случае, если не будет войны. Озерные города – ваша искупительная жертва. И вы с удовольствием преподнесете ее Лацию.
– Такова политика. Разногласия Лация и Китежа вскоре останутся в прошлом. Мы вновь станем союзниками. Зато Китеж избавится от озерников, от этой тяжкой ноши, груза, что тянет его на дно.
– Лаций все равно обречен в душах китежан. Их любовь кончилась. Кого теперь они выберут в союзники? Неронию? Колесницу?
– Это ненадолго. Лаций в сердце Китежа незаменим.
– Кто еще знает о вашем подлинном происхождении? – спросил Корвин после долгой паузы.
– Никто. Кроме вас и ваших друзей…
– А князь Андрей?
– Нет. Только не он. Андрей Константинович никогда бы не представил Великому князю самозванца, тем более, преступника, изменника. К нему в дом я пришел под фальшивым именем. Пластическая операция уже полностью изменила мое лицо, на десять прошедших у озерников лет нетрудно списать все остальное несходство. В Пятнадцатом городе я много времени общался с Отшельником, и невольно приобрел его манеры, его интонации, его акцент… я даже выучил латынь.
– Кто вам помогал измениться?
– Тех людей уже нет в живых. Так не все ли равно? Мои друзья… они у меня были.
– А покойный Стас? Он вас не выдал?
– Он был в то время совершенно невменяем. Чтобы его привести в более или менее нормальное состояние, мальчишке практически полностью стерли память. То, что было у озерников, он не помнил. Вообще. Но одно упоминание о них приводило его в ярость.
– Подождите. Почему Князь Андрей говорил, что отец Друза у озерников?
– Так было оговорено заранее. Для Лация Друз-старший умер. Кроме того, родная планета грозила ему гибелью. Князь Андрей обещал охранять друга вашего отца, Корвин, он сдержал слово. Он считал, что я – Друз, но это скрывал и говорил, что лацийский беглец по-прежнему у озерников.
– Ложь порождает ложь. Запутаться нетрудно. Как вы теперь объясните князю Андрею, что настоящий отец Друза отыскался у озерников?
– Придумаю что-нибудь… для князя Андрея. Для Великого князя Сергий Малугинский и Ливий Друз – два разных человека. Что Лаций потребует от Китежа – мы все исполним… Любые отступные… деньги… почести? Имение на берегу Светлояра – ваш друг примет такой подарок?
– Вы хотели его убить, отравили дядю, держали в плену отца… Вряд ли Китеж станет для Луция Ливия Друза родной планетой.
– Луций? – переспросил кабинет-министр.
– Это для вас новость? Мой друг – младший сын в семье…
– О, черт… Так вот на чем вы меня подловили!
– Чужая реконструкция – всегда потемки… А Лаций умасливать… Эти вопросы не ко мне. К военному атташе обращайтесь. К сенату. К консулам. Мы ждем с Лация особую комиссию. Расшаркиваться вам придется долго.
– Не сомневаюсь. Но не слишком на нас давите, чтобы твердь окончательно не ополчилась на вас.
“И все будут валить на озерные города”, – мысленно добавил Марк. Как же иначе.
Цель будет достигнута, обиды забудем. Забудем потери, отравленных клонов-охранников и их детей. Все спишется на необходимость и неправильные расчеты.
– Откуда такое упорное желание уничтожить озерные города? Быть может, озерники необходимы Лацию?
– Мои родители были приговорены по ложному обвинению в государственной измене. Их отправили на дно на пятьдесят лет. Обычно до отправки ждут год… это время на то, чтобы подать апелляции и отменить ошибочный приговор. Но в моем случае только через пять лет удалось восстановить справедливость, хотя я с самого начала знал, что мои родители не виновны. Настоящих преступников нашли, но город, куда отправили отца и мать, уже погрузился. Никто не пожелал вызволить их со дна. Я решил захватить открытый город, опуститься на дно и спасти моих самых дорогих людей. Набрал добровольцев и отправился брать штурмом озерников. Не преуспел. Китежанин может многое – носить маску и выдавать себя за другого, лгать, воровать… Одного никогда себе не позволит – предать свою семью. Мы можем дружить с Лацием или Неронией, воевать с Колесницей или мириться, колонизировать иные миры или замыкаться в собственном коконе… Но забывать близких никто не имеет права.
Теперь в словах кабинет-министра не было фальши – Корвин ему верил.
– В этом мы схожи, – сказал патриций.
– Несомненно.
– Вы все еще надеетесь, что вам удастся освободить отца и мать?
– Надеюсь. Я уже близок к цели.
– Ну что ж… желаю вам удачи… Сергий Малугинский.
ЭПИЛОГ
Проводить лацийцев на космодром прибыл Сергей.
– Отец после недавних событий болен, – признался молодой князь. – Сначала гибель Эмми и мое “беспамятство”, потом смерть Стаса и бегство Ксении… Все это чересчур для него. Машенька с ним рядом, ни на шаг не отходит.
“Скорее всего, князь Андрей просто не хочет появляться на людях – его честь задета последними событиями, и у прессы могут появиться вопросы. Хотя репортеры галанета здесь не так дерзки, как на Неронии или на Лации”, – заметил голос.
“Надоел! – мысленно оборвал его Корвин. – Почему бы не предположить, что старик в самом деле болен?!”
– А вы, как я погляжу, больше не боитесь происков неров? – спросил Корвин.
– После вышеградского карнавала мне нечего опасаться. Нерония и Китеж ныне не разлей вода. Китеж отдает прежнему врагу свою островную колонию на Венеции. Нерония в счастье, потому что теперь фактически вся планета каналов – под ее властью. Прошлые ссоры забыты. Похищение анималов – в том числе. Зато отношения с Лацием замерзли окончательно и вряд ли в ближайшие десять лет потеплеют. Надеюсь, у политиков хватит ума не доводить дело до драки.
– Придется извиняться, – заметил Корвин.
– О да, придется, – согласился Сергей. – И чем дольше Китеж будет расшаркиваться и заглаживать вину, тем сильнее у нас будут ненавидеть лацийцев. Но, несмотря ни на что, я ваш всегдашний друг, Корвин.
– И мой тоже! – вмешался в разговор младший Друз, и, крепко ухватив Сергея за локоть, сжал его на римский манер. – Если у вас на корабле будут проблемы с жизнеобеспечением или гравигенератором, или системами связи, зовите меня, я все починю!
– Буду иметь в виду, – смеясь, пообещал Сергей.
Друз тоже засмеялся: правда, в пленочной маске это было делать не слишком просто. Он все еще носил защиту: хотя власти Китежа заявляли, что геногаз полностью уничтожен, решено было не рисковать, и родственникам покойного посла до отлета с Китежа носить маски.
– Не люблю прощаться, – признался Друз. – Почему-то думаешь: вдруг не доведется свидеться…
– Бросьте в озеро Светлояр монетку – и вернетесь, – посоветовал князь.
– Нет! – затряс головой Друз. – На Китеж больше не хочу. А вот с вами – увидимся! – И центурион заспешил к яхте.
“Клелия” была уже готова к отлету и только поджидала пассажиров. Все торопились. Особенно Флакк.
– Когда вы передадите мне то, что обещали? – спросил Сергей у Корвина.
– Не на Лации. И не на Китеже. Встретимся где-нибудь на станции Звездного экспресса. Но не сразу. Прежде…
– Да, я знаю про похищения детей, – кивнул Сергей. – Найдите этих ублюдков.
– Постараюсь. Кстати, вы не раскроете мне еще одну тайну?
– Смотрю, ваша жажда разгадать все тайны не уменьшается. Напротив – только растет.
– Конечно. Итак… как вы обошли сигнализаторы Друза и проникли ко мне в комнату в ночь карнавала?
– А вы не догадались?
– Нет…
– Потолок. Всегда смотрите на потолок. Там был такой милый светильник. Так вот: часть потолка вместе со светильником опускалась.
– Забавно. Обычно в этом месте устраивают камеры наблюдения. Но вход в спальню на потолке… Это что-то новенькое.
– Не забывайте, как на Китеже обожают розыгрыши.
* * *
Марк поднялся на борт “Клелии” последним. Друз уже сидел в кресле. Маска валялась у него на коленях.
– Оставлю на память. Может быть, мне еще придется сюда вернуться… – и шепнул на ухо Марку, когда тот опустился в кресло рядом: – За дядю Лу кабинет-министр мне должен ответить.
– Но не теперь, – заметил Марк. – Дадим ему двадцать лет, чтобы исправить ситуацию.
– Двадцать лет? – возмутился Друз. – А если я не доживу?
– Женишься на моей сестре, и сможешь оставить своим детям незавершенными особо важные дела, как это делают все патриции, – сказал Марк. – Мы никогда не торопимся с радикальными решениями. И это хорошо.
“Мой отец тоже дал наварху Корнелию двадцать лет, чтобы осмыслить содеянное, но тот не оценил щедрость Валериев Корвинов”, – усмехнулся про себя Марк.
Друз задумался.
– А если мне не дадут патрицианства?
– Луций, ну что ты болтаешь? Дадут непременно. Сейчас для патрициев наступили паршивые времена. Если будешь нам предан, получишь не только титул патриция, но и широкую пурпурную полосу на тогу.
Друз не сразу понял.
– Что? Я стану сенатором?
– Ну да. Как старший патриций в своем роду.
“Чужие несчастья иногда приносят удачу…” – мысленно добавил Марк и покосился на Флакка.
– Пора возвращаться на Лаций, совершенный муж, – сказал Флакк, обращаясь к Корвину так, как положено титуловать префекта.
Отец Марка и дед в свое время слышали подобные обращения сотни, тысячи раз. Но впервые Марка Корвина, бывшего раба, назвали “совершенным мужем”. Он почувствовал, как губы сами, почти против воли, расползаются в улыбке.
Ма фуа! Но ведь приятно же!
* * *
Когда “Клелия” покинула орбиту Китежа, Марк отправился к себе в каюту. Наконец можно как следует отдохнуть. Марк разделся, бросил одежду в приемную капсулу, велел свету погаснуть и плюхнулся в койку. Именно плюхнулся – как в воду. Но угодил не в ласковые объятия адаптивной кровати, а во что-то липкое, склизкое, холодное. Попытался вырваться – куда там! Проклятая слизь держала лучше любого клея. Корвин рвался, барахтался и ощущал, как мерзкая склизкая тварь прилепляется к нему все плотнее. Пахло несвежей рыбой… Кто бы сомневался – дохлая русалка с берегов Дышащего океана именно так должна пахнуть. Марк выругался и велел свету включиться… Лучше бы он этого не делал. Все же левую руку ему удалось выпростать. Стал шарить вокруг… бесполезно. Разве может на корабле что-то лежать просто так, незакрепленное… Однако, если верить рассказу Стаса, то капитан Иртеньев как-то вырвался из этих липких объятий. Но что можно сделать? Рядом никаких инструментов… правда, койка адаптивная, то есть в ней есть управляющий чип, можно койке отдавать приказы. Например, включить подогрев…
– Включить обогрев! – приказал Корвин.
И сразу же ощутил идущее снизу тепло. Слизь сделалась более густой, и, кажется, более липкой. Корвин рванулся, с громким чмоканьем оторвались от его груди и рук лохмотья разлагающейся плоти. Корвин скатился на пол. За ним волочились мерзкие жгуты отвердевающей слизи.