— Это точно, — Олег неуверенно пытался собрать разбегающиеся мысли, а те, как нарочно, подобрались самые дурацкие. Ну конечно, он не спит, если я сплю, тогда ведь значит он мне снится. А если он не спит… нет, я ведь знаю, что он не спит, весь вопрос в том, во сне я это знаю, или наяву. Он сказал, либо он спятил, либо Надежда права… то есть либо она спятила, либо он… нет, наоборот… Тьфу, черт! Если я сплю, тогда мне до лампочки, кто из них спятил, а если не сплю? Если не сплю, тогда я знаю, что старик в своем уме… несмотря на шляпу… и, значит, так оно и есть, как он говорит… один акцент чего стоит… Если не сплю, тогда, выходит, права моя сударыня.
Надя тем временем тоже пришла к логическому умозаключению.
— Так значит, ваш Джой при вас был дома? — с ноткой разочарования в голосе спросила она, и старик кивнул головой. — А я уж было думала, что все поняла. Я решила, что вы его бросили и уехали… то есть здешний ваш двойник его бросил и уехал, а он вас теперь ждет… то есть вашего двойника. Уж очень он воет тоскливо на все самолеты. Я когда-то читала о такой брошенной собаке, которая годами в аэропорту дежурила. Вообще-то, может так оно и есть, все-таки вы — одно, а ваш двойник — другое, не может быть все совсем одинаковым, — она уже не обращалась к старику, а как будто рассуждала сама с собой. — Или, может, вы его завтра решите бросить, или хотели бросить, да раздумали, а этот здесь не раздумал…
— Что?! — старик явно не пожелал понять, что она рассуждает сама с собой, и его возглас заставил дрогнуть и поднять взгляды не только Олега с Надей и встрепенувшегося пса, но и загадочную женщину и все полусонное семейство с противоположной скамьи. — Чтобы я оставил Джоя? Вы это разумеете, говоря «бросил»? Этак вот оставил одного на улице выть на самолеты?! Да как у вас гортань не перехватило, юная женщина! Джой у нас член семьи! Вот бессловесная тварь — и та понимает! — в избытке чувств он принялся трепать по голове взволнованно вскочившую собаку — и под рукой что-то зашуршало.
Все еще сердясь, старик выдернул из-за невидимого в лохматой черной шерсти ошейника довольно большой плотный обрывок то ли конверта, то ли какой-то упаковки. В тусклом свете неясно чернела короткая надпись. Не сговариваясь, три человека наклонились над бумажкой, повернув ее в сторону ближайшего фонаря, близоруко всмотрелись в неровные корявые буквы.
Под зарождающийся снова где-то в небе гул дрожащие линии сложились в отчаянный призыв:
* * *
Комната была очень старомодно и уютно обставленная, очень аккуратная и очень тесная. Из-за приоткрытой двери отчетливо доносились переговоры санитаров, старающихся осторожней развернуться с носилками в узкой прихожей.
Врач — крупный мужчина средних лет — защелкнул замки своего «дипломата» и поднял взгляд на растерянно стоящую перед ним троицу.
— Ну, кажется, все-таки не опоздали. Хотя все к тому шло. Если… когда выкарабкается, внушите ему, что лекарство надо принимать точно и регулярно.
— Так ведь, — начал было старик и осекся.
— Вы кто? — повернулся к нему врач. — Впрочем, вижу — брат. Вы?
Надя неуверенно переглянулась с мужем.
— Мы вообще-то посторонние. Записку нашли.
Врач снова обратил глаза к старику и досадливо поджал губы при виде его застывшего в ошеломленном оцепенении лица.
— Есть у него жена, дети?
— Не… — к счастью совершенно невозможное «не знаю» оборвал вовремя попавшийся на глаза большой фотопортрет на стене. Будь мужчина на портрете один, старику могло бы почудиться, что он смотрит в зеркало, но и полная добродушная женщина рядом явно оказалась хорошо ему знакомой.
— Да… жена… разумно удумать, что она и тут поехала к дочери… не трудно к ней направить весть… когда, конечно… — он снова осекся и не кончил фразу.
Олег прочел в глазах врача зреющее намерение вызвать еще одну скорую несколько отличной специфики, и поспешил вмешаться:
— Видите ли, он мне уже объяснял, он только на днях сюда вернулся, много лет жил в Китае, отвык по-русски говорить. Слышите, акцент какой?
— Да, — старик бросил на Олега благодарный взгляд и отважно продолжил:
— Она не очень далеко. Если успеет к самолету будет здесь через три часа. Я ей телефоном…
— ПозвОните, — подхватил Олег.
— Позвоню.
— ПозвонИте, — буркнул врач. — И поскорее. Шестая больница знаете где?
Шум скорой растаял в ночном городе. Невесть откуда возникло громкое тиканье неслышных прежде часов. Мы здесь, как привидения в пустой квартире, — подумал Олег. — По крайней мере один из нас. Прибыл на выручку с какого-то не того света… Так, раньше был сон, теперь мистика, что будет следующее? Шизофрения? Где эти дурацкие часы? Он не мог бы ответить, чем его так раздражает ни в чем не повинное привычное тиканье, но безостановочно искал часы глазами, а увидав, что старик открыл дверь в прихожую и что-то ищет за ней, поймал себя на бессмысленной уверенности, что он тоже ищет именно часы.
— Вот, — проговорил старик, поднимая телефонную трубку, и послышался прерывистый стрекот диска.
— А если здесь у нее номер не тот? — спросила Надя почему-то шепотом.
— С чего бы, — пожал плечами Олег, — адрес же совпал. Что за неверие в любимые параллельные пространства?
Но про себя засомневался. Можно вот спохватиться и вернуться, чтобы принять лекарство, а можно и не спохватиться или решить не возвращаться. Значит, можно решить поехать к дочери, а можно — к сыну, или в Карловы Вары на курорт. Пробьется он там в конце концов через все эти коды, или нет?..
Ой, господи, что же он теперь может ей сказать? А главное — как?!
И Олег кинулся к старику и телефону.
В результате нескольких минут лихорадочной деятельности, состоявшей из перешептываний, суфлирования и невообразимых манипуляций с телефонной трубкой, Надя услышала вполне пригодный для места, времени и мира разговор. Причем длина пауз, растерянность и медлительность речи никому уже не позволили бы сомневаться, что говорит тяжелобольной.
— Клава, я тут подвел тебя немножко… да… нет… в общем, меня, наверное, положат в больницу… в шестую… знаешь, где это?… ничего, не волнуйся, обойдется, врач сказал… да, помнил, конечно помнил, только… вышел за газетой и думал, возвращаться или обойтись… да… конечно… если не тяжело… тебя Джой встретит в аэропорту… как кто?… ну да, Джек… конечно, Джек… да… извинись за меня перед Леной… да… жду.
Олег отобрал у старика трубку, которую тот машинально стремился повесить куда-то на стену, положил на рычаг, облегченно вздохнул и вытер лоб платком.
— Спасибо, — сказал старик.
— Н-да, — Олег покачал головой, — и вы подумайте, ведь узнала, ни секунды не сомневалась, при таком-то акценте!
— Не волнуйся, — убежденно отозвалась Надя. — Вот об этом не волнуйся. Узнает где угодно. Мало ли, что мир другой — а человек тот же. Жаль, ты себя со стороны не слышал, а я слышала и хорошо запомнила, с каким акцентом ты слова выговаривал, когда вы отмечали десять лет выпуска и задержались на третьи сутки! Узнала я тебя тогда или не узнала? Или то был не ты, а твой двойник от ящеров?
* * *
— Интересно, — начал Олег, пока старик запирал за ними двери, — вот когда она к нему приедет, что они станут думать о вашем звонке?
— Такими событиями питаются религии! — торжественно провозгласила Надя.
— В таком случае, сударыня, религии питаются очень скудно, — возразил старик. — Должен полагать, что мне придется объяснить им этот звонок — я не утвержден, что попаду домой так же легко, как попал сюда. Но идемте поторопимся. Я буду очень огорчен, юные люди, если вы из-за меня… или почти меня пропустите самолет.
— Господи… — только и пробормотал Олег.
На этот раз пес не бросился к старику так самозабвенно, как раньше. Он просто пробежал полплощади навстречу, виляя хвостом, как доброму другу, а потом рассеянно затрусил назад к своему посту против дверей вокзала. Здесь стало тише, троллейбусная остановка опустела, аэропорт молчал, автомобили иссякли, и небольшую площадь с елями и фонарями залила серебристой взвесью луна.
— Смотрите! — Надя схватила Олега за локоть.
Экзотическая женщина по-прежнему сидела на скамье, но уже не одна. Олегов беловолосый устроился рядом с ней. Оба наклонились над овальной коробочкой с кнопками, напомнившей Олегу мыльницу, с лица женщины исчезла паническая растерянность. Взглядом до невероятности широко расставленных глаз то и дело спрашивая совета у беловолосого, она нажимала одну кнопку за другой, то получая в ответ сухой треск, то мелодичный звук, то вздрагивая от фонтанчиков аквамариновых искр. Сквозь всю диковинность лица беловолосого просачивалась при этом такая деловитая серьезность и заинтересованность, что их странное занятие ничем не напоминало игру. Оба не смотрели по сторонам, и на них никто не смотрел.
Олег жестом пригласил старика устраиваться на их прежней скамье, словно у себя дома на диване.
— Утром попытаюсь поговорить с администрацией аэропорта, — пообещал он. — Вдруг они в самом деле какой-то новый радар испытывают? Должно же быть какое-то объяснение всей этой фантасмагории.
Старик не отрываясь глядел на женщину с беловолосым.
Этого зрелища хватило надолго. Скромно стушевалась луна, не в пример фонарям, ненужно настойчивым в брезжущем рассвете. Изменчивое волшебство ночи растворялось в знобящей определенности утра, и серебро обратилось в серость, предваряющую день — а две нездешние фигуры наперекор всему продолжали свое занятие и обретали дневную конкретность вместе со всем вокруг. И Надя, и Олег, и старик, уже полусонные, смотрели на них как завороженные, чувствуя, что уже надо бы и вмешаться, но не решаясь это сделать. Снова объявились машины и троллейбусы, пробуждалась обыденная жизнь, и вплетенное в нее небывалое вот-вот должно было потребовать к себе делового отношения, раз уж оно в нее вошло.
Истовый и восторженный собачий лай властно привлек к себе внимание. Олег вздрогнул и повернул голову — чтобы увидеть в дверях аэропорта встревоженную и озабоченную пожилую женщину, рассеянно гладившую знаменитого Джека. Собака прыгала вокруг нее вне себя от восторга, едва не сбивая женщину с ног, а та уже целеустремленно шагала через площадь — туда, в проем будто обрывающейся пропастью улицы.
— Ну, слава богу, вот и ваша — кто? — невестка? — Олег повернулся к старику.
И остолбенел.
Старика не было.
Не было на скамье, не было на площади. Не было — Олег почему-то ни на миг не усомнился в этом — нигде в мире. В этом мире.
— Смотри! — глаза Нади сделались вдвое больше, чем обычно.
Соседняя скамья тоже опустела. Ни беловолосого, ни женщины, ни «мыльницы». Только в скользнувшем луче еще не выключенных автомобильных фар вспыхнул на секунду невиданно ярко, будто прожектор, тонкий радужный лучик.
Надя сорвалась с места и подхватила с торжеством ослепительный трофей — составленное из чешуек перо.
— Она потеряла!
— Что б ему стоило коробочку свою потерять, — проговорил, как во сне, Олег. — Очень мне интересно, что за коробочка.
— Не жадничай, — отозвалась Надя, — у тебя есть лифт — и хватит с тебя.
А потом оба, не сговариваясь, повернулись вслед женщине с собакой.
— Это он, — прошептала Надя, — никакой это не радар, это он!
Олег усмехнулся и крутнул головой.
— Ох и дуролом же ты, Джой! Хоть ты и Джек. В три мира вломился, кого угодно притащил, кроме той, что требовалась, а ведь всего-то и надо было подойти с запиской к первому встречному.
— Он ждал хозяйку, — продолжала почему-то шепотом Надя. — Он так сильно ждал хозяйку, что вытащил сюда всех