* * *
— А масло в голове у вас есть, — сухо похвалил визитера майор и повернулся к хозяину дома. — Это, Кузьма Артемьевич, подполковник Лохнов из ФСБ прибыл.
— А хрена ли собачьего ему тут надо? — Тот сразу же принялся убирать еду со стола и, глянув на чекиста неприязненно, поковылял внутрь дома. — Смотри, Паша, как бы гэбишник не спер чего. Как следует смотри, они такие…
Когда скрип протеза затих, майор задумчиво посмотрел на Лохнова:
— Чего это простой народ вас так не любит?
Тот отвечать не стал, достал сложенный вчетверо лист бумаги:
— Сарычев Александр Степанович, пятьдесят пятого года рождения, майор, два боевых ордена, именной ствол, рукопашник, ВИЧ-инфицирован, уволен за дискредитацию. — Он прервался и посмотрел на Сарычева. — Так?
— Все верно. — Тот хмыкнул. — Так что за шкурный вопрос у вас ко мне, подполковник? Небось случилось что-то? А?
Серые, под густыми, рыжеватыми бровями глаза Лохнова потемнели.
— Поймите, у кого-то на вас вырос огромный зуб, все местные бандиты с ментами роют землю четырьмя лапами и в конце концов вас достанут. А если поможете мне, у вас появится определенный шанс выжить.
— Эх, Василий Дмитриевич, вы же предлагаете сделку человеку, находящемуся в розыске. Знаете, чем это пахнет? — Майор с усмешкой посмотрел на подполковника. — Видно, дела у вас совсем хреновые.
Лохнов сделался мрачен.
— Я замначальника управления, полковника вот-вот получу и хочу спокойно уйти на пенсию генералом. — Он замолчал и посмотрел в окошко, за которым уже вовсю бежали радиоактивные весенние ручьи. — А все летит к чертовой матери. Помочь мне может только человек с вашими способностями. Не знаю, как вы все это делаете, при помощи гипноза, телепатии, черта в ступе. Кто вы — Калиостро, Мессинг, Волшебник Изумрудного города? Не знаю, да и знать не хочу. И не отпирайтесь, я вас изучил достаточно. Ну что, едем?
— Кузьма Артемьевич, ты где? Давай прощаться! — Вместо ответа майор отправился искать хозяина, который на прощание его перекрестил и попросил боженьку, чтобы тот оградил Александра Степановича «от моря Охотского, конвоя вологодского, шмона нежданного, а главное — от мента поганого». При этом выразительно глянул на Лохнова, хотя и был тот из совсем другого ведомства…
Весеннее солнышко припекало, так что изнемогавший в своем резиновом облачении подполковник еле тащился. Только после полуторачасового марафона Сарычев увидел выцветшую надпись на воротах периметра: «Стой! Опасная зона», а также стоявшую неподалеку от шлагбаума белую, пернатую от антенн «Волгу». Из нее выскочил высокий молодой человек, окатил Лохнова из шланга переносного дезактиватора, а Сарычеву коротко приказал:
— Раздевайтесь.
Скоро майор с подполковником оказались в чем мама родила под струями зеленоватой жидкости. Поливальщик почистил также и меч Сарычева, поводил дозиметром, довольно хмыкнул и лишь тогда извлек из багажника белье, одноразовые полотенца и халаты:
— Терпимо, товарищ подполковник, можно одеваться.
Уже из теплого салона «Волги» Сарычев увидел, как все, побывавшее в зоне, было облито бензином и вспыхнуло быстрым, жирно чадящим пламенем. Затем молодой человек заставил его проглотить слоновью дозу антирада, не забыл Лохнова, и машина направилась к шоссе.
— Петя, давай на Красную дачу. — Подполковник, подождав, пока толстенное стекло перегородит салон надвое, принялся освещать реалии. И начал издалека…
Даже из школьного курса известно, что для начала цепной реакции части ядерного заряда нужно собрать в критическую массу. В реальных боевых условиях это достигается применением взрывчатых веществ. И чем они мощнее, тем для дела лучше. Так вот, для этих целей и был создан так называемый «красный порох» — взрывчатка с необыкновенно высоким КПД.
— Понимаете, Александр Степанович, — Лохнов тяжело вздохнул, закашлялся, и по лицу его пробежала судорога, — чтобы с гарантией, к примеру, разнести человека на куски, нужно приблизительно граммов сто тротила. — Он замолчал, потер пальцы о все еще влажную голову и, понюхав их, сморщился. — А вот «красного пороха» для этого достаточно всего чуть больше наперстка, представляете, какая сила взрыва?
— Не очень, — честно сознался Сарычев, и ему поведали в этой истории самое печальное.
Для производства чудо-взрывчатки, оказывается, глубоко под землей был построен завод. Так вот, вчера вечером неизвестные террористы захватили склад готовой продукции, на котором по случаю конверсии этой самой продукции скопилось — мало не покажется.
— Однако самое поганое в другом. — Рассказчик грустно посмотрел на Сарычева. — Завод этот расположен таким образом, что при взрыве обязательно пострадает хранилище подлежащих уничтожению отравляющих веществ. Оно расположено не так уж и близко, однако проходящий под ним подземный поток вырвется из-под земли — наши аналитики уже ситуацию промоделировали. А ведь там зарина только одного тысячи тонн… На всех хватит…
За разговорами «Волга» свернула с шоссе на хорошо укатанный проселок, за окошками замелькали деревья, и когда Сарычев вылез из машины, он сразу понял, почему дача называлась «красной». Он стоял у входа в кирпичный трехэтажный особняк. Внушительный, массивный и мрачный, чем-то очень похожий на питерские Кресты…
Сначала его определили в баню, долго, пока дозиметр не показал норму, держали под душем, и лишь потом он присоединился к Лохнову, томившемуся в сухой парной.
Сауна была что надо — просторная, обшитая, как и полагается, осиновым лесом. Из подвешенной над печкой керамической плошки пахло так, что думать о каких-то там террористах совершенно не хотелось…
Как следует пропотев, майор бухнул дверью и, сделав два шага, оказался в бассейне с голубой водой. Она оказалась прохладной и пахла морским прибоем. Вволю наплававшись, нанырявшись и чувствуя приятную усталость во всем теле, Сарычев направился в русскую, но веники были паршивые, без дубовых прутьев. Да и подполковник ни черта собачьего не умел — ни воздух сечь, как полагается, ни пар простыней осаживать, а потому окатились и пошли на выход. Верно говорят — с чекистами каши не сваришь…
— Ну что, теперь надо поесть. — Лохнов надел приготовленную для него снежно-белую рубашку, темно-серый костюм с зеленым галстуком, посмотрелся в зеркало. — Я заказал на свой вкус…
— Да, неплохо бы. — Майор примерил девственно-новые, подобранные точно по ноге полуботинки, зачем-то потопал и неожиданно разозлился — а какого хрена, спрашивается, он вообще здесь околачивается? В чекистском прикиде, на чекистских харчах… Не размываться надо в банях, а дело делать!
До весеннего равноденствия оставалось всего два Дня…
Ленинград. Начало перестройки. Весна
В залах Отдела истории первобытной культуры было немноголюдно. Уныло взирали на заплесневевшие предметы древности студенты, двое негров пристально рассматривали палку-копалку, видимо вспоминая свое недавнее прошлое, а голос крепкой дамы-экскурсовода был полон экспрессии и пробирал до нутра:
— Жизнь родового общества, его обычаи, условности составляли самый корень, суть психики каждого из его членов… Э… Товарищ! Товарищ узбек или как вас там…
Рассказчица строго посмотрела на экскурсанта в тюбетейке, пытающегося погладить каменную бабу.
— Так вот, «табу» — это слово из языка древних полинезийцев, оно означает абсолютный запрет. Даже непреднамеренное его нарушение приводило в действие определенные физиологические механизмы в человеке, могло вызвать так называемую «вуду-смерть». Например, житель Огненной земли наткнулся на лакомый кусочек и съел его. Но, узнав, что это были остатки трапезы вождя, понял, что преступил табу, и психологически настолько подготовил себя к неизбежной, по его понятиям, смерти, что действительно умер.
Румяное лицо лекторши приняло скорбное выражение, она вздохнула и, ловко крутанув полутораметровую указку, стала сворачивать вводную часть.
— На подобных суевериях, полном отсутствии материалистического понимания устройства мира основана и древняя магия. К примеру, в Австралии самый известный магический прием — это кость, направленная в сторону невидимого врага, действие сопровождается песней смерти. У древних обитателей европейской территории для аналогичных целей употреблялись начальнические жезлы из камня или рога, у северных народов — предметы, называемые по-эскимосски по-гаматаны. В нашем музее они представлены в достаточном количестве. — Лекторша рассекла указкой воздух и многозначительно постучала по стеклу.
— Здесь же имеется жезл знаменитого саамского шамана Риза с Ното-озера. По поверью, он был так зол и страшен, что лопари боялись хоронить его, а эта реликвия из бивня мамонта, покрытая загадочными знаками, якобы досталась ему от самого владыки ада Рото-Абимо. Именно благодаря ей, если верить легенде, и приобрел нойда свое необыкновенное могущество. Ну что ж, давайте пойдем дальше…
Лекторша вдруг в растерянности опустила указку и уставилась на странного экскурсанта. Он был высоким и широкоплечим, одет в драповое, широко распахнутое пальто, а его криво улыбающееся, ассимет-ричное лицо с глазами, скошенными к носу, было страшно. Не обращая ни на кого внимания, он оттолкнул лекторшу в сторону и, одним ударом локтя разбив толстое закаленное стекло, схватил посох лопарского шамана, после смерти, говорят, превратившегося в страшного упыря-равка.
Оправившись от шока, дама-экскурсовод пронзительно закричала:
— Эй, товарищ! Товарищ!.. — и с указкой наперевес бросилась следом, однако, получив удар рукой наотмашь по лицу, замолчала и тихо залегла.
Престарелая смотрительница зала, будучи, видимо, все-таки младше большинства экспонатов, вышла наконец из ступора и, нажав тревожную кнопку, принялась оказывать лекторше первую медицинскую помощь. А подтянувшиеся милицейские сержанты резво кинулись в погоню.
Однако, достигнув выхода, они увидели непонятное — их сослуживцы без всяких разговоров отдали похитителю честь, вытянулись и беспрепятственно позволили уйти. На вопрос коллег: «Какого хрена?» — коротко ответили: «А ни хрена». Оказалось, что у хулигана в пальто, помимо комитетской ксивы, имелось предписание, запрещавшее его задерживать и осматривать. Так что не милицейское это дело — пусть катится себе колбаской по Малой Спасской…
Тем временем зомбированный чекист не торопясь уселся в «Волгу» и, протянув добычу аспиранту, затих.
— Эх, капитан, никогда ты не будешь майором. — Титов ухмыльнулся, бережно упрятал шаманский жезл на груди и скомандовал водителю:
— Коля, давай.
Вновь подъехав к немецкому консульству, машина остановилась. Капитан, внезапно вздрогнув, крутанул головой и как ни в чем не бывало напористо спросил:
— Вы уверены, что все прошло нормально?
— Конечно. — Титов незаметно поправил за пазухой жезл. — Клиент, как и было приказано, все забыл начисто.
Капитан рассеянно посмотрел в его сторону, потом встрепенулся и всю дорогу до института просидел молча. Заехали в наружный периметр, и голос Рото-Абимо в голове аспиранта начал слабеть, зато майор Кантария констатировал громогласно:
— Молодец, старший дал отличный отзыв! — И, вторично за нынешний день похлопав Титова по плечу, довез его в лифте до «красного» этажа, лихо подмигнул и с миром отпустил. — Иди отдыхай.
«Спасибо вам, товарищ майор, спасибо. Я убью вас небольно, так и быть, потрошить не стану…» —Миновав массивную, сразу же захлопнувшуюся железную дверь, Титов очутился на замкнутом в кольцо уровне, где жили операторы. Порядки здесь были простые и запоминающиеся — свободное передвижение только в пределах установленной зоны, за первое нарушение — месячный карцер, за последующие — лоботомия. Если женщина-оператор беременела, ей делали аборт, а потом стерилизацию. Зато для законопослушных предусматривались всевозможные льготы, поощрения и перспектива освобождения, хотя в эту сказку никто и не верил. Каждый понимал — живым отсюда не выйти…
«Да, да, потрошить не стану, просто сломаю позвоночник…» — Аспирант быстро прошел вдоль красной бетонной стены, толкнул запиравшуюся только централизованно, на ночь, дверь и очутился в своей комнате. Это было стандартное пятиметровое помещение камерного типа — искусственный свет, железная койка, стеллаж с проверенным чтивом. Включив погромче льющуюся из репродуктора галиматью, аспирант взял с полки какую-то балладу о цементе и, усевшись за стол таким образом, чтобы в телекамеру попадала только его спина, вытащил из-за пазухи жезл саамского нойды.
Он сразу понял, что заклинание на его поверхности музейные деятели прочесть не смогли. Стоило только воспользоваться им, как пожелтевший стержень из бивня мамонта распался и на ладони аспиранта оказался огромный золотой клык.
Он почувствовал холодную тяжесть металла, и его переполнила рвущаяся наружу энергия. В ушах, невзирая на блокировку, знакомый голос загрохотал: «Сегодня, сегодня, сегодня».
Ему неудержимо захотелось вскочить на ноги и в исступлении закричать: «Да, повелитель, да, я сделаю это!» Однако, справившись с собой, он спрятал клык за пазуху и, дождавшись сигнала на полдник, направился в столовую.
Надо отдать должное, кормили здесь прилично, видимо, сказывалась специфика ведомства. Назвав свой номер, аспирант получил из «амбразуры» поднос с творожной запеканкой, парой бутербродов с копченой колбасой и чашкой хорошего чая.
Однако мысли его были далеки от еды.
— Не возражаете? — спросил он у знакомой блондиночки из отдела телекинеза, устроился рядом и посмотрел по сторонам. В столовой сразу повисла тишина — все замерли, будто превратились в восковые куклы. В руках аспиранта блеснул золотой клык, и, вонзив его в сердце белобрысой соседки, он принялся вычерчивать ее кровью на бетонном полу понятные только ему одному знаки.
Где-то далеко заревела сирена, послышался топот бегущих ног, и в дверь забарабанили сапогами и прикладами. Однако она не поддавалась, а Титов голосом звучным и протяжным принялся нараспев произносить непонятное на древнем забытом языке. С диким криком он вырвал сердце из лежавшего в кровавой луже тела, высоко поднял его над головой и, вытянувшись от напряжения в струну, что-то громко и повелительно произнес.
В ответ раздался громовой смех. Зарывшийся намного этажей под землю лабораторный корпус вздрогнул, и в пространстве тонких сфер начал стремительно расти чудовищный, бешено вращающийся смерч. Постепенно его сумасшедшая круговерть замедлилась, и он превратился в исполинский черный гриб, от которого потянулись похожие на щупальца отростки.
Вздрогнул майор Кантария, не понимая причину странного томления в своем по-богатырски здоровом теле, зам по науке, чувствуя, как на мозг наваливается темная пелена, непонимающе затряс головой, а очкастый полковник, ощущая чужую волю, в отчаянном усилии сжал зубы, но тщетно.
На другом конце города Ленька Синицын вдруг загоготал радостно, и конопатая, уже отъевшаяся харя расплылась в широкой, торжествующей улыбке.
Лохнов неловко застегнул запонку и посмотрел на часы:
— Ну что, пошли?
Майор проследовал за ним на второй этаж, где в небольшой уютной буфетной, из окон которой виднелся еще заснеженный речной откос, их накормили комплексным энкавэдэшным обедом для высшего командного звена.