— Когда я его проколол, — продолжал Рус, — то на меня нахлынуло. Я как бы в душу к нему заглянул, — Борис в это легко поверил: в геянских реалиях это случалось и считалось вполне нормальным явлением, особенно перед смертью. — И ужаснулся. Что они с ним сотворили — не описать! — говорил, со злобной досадой качая головой, — только за это я бы их собственноручно голыми руками давил!
— Рус, ну что ты! Успокойся… а попробуй все же описать. Мне очень интересно.
— Хм, — снова скривился бывший Засадник Четвертый, и произнес с тяжелым вздохом, — попробую… но я не поэт (общее название геянских литераторов, пишущих «беллетристику»).
Борис доброжелательно молчал, одним только видом излучая поддержу, заставляя излить душу. Вот как такое возможно?
— В общем, они, сучки, саму душу поработили. Страдал и выполнял любые приказы, и это приносило ему радость. Потом снова страдал и жаждал выполнить новый приказ. Как тебе? — закончил с открытым возмущением.
— Да-а? — задумчиво произнес Следящий, — не знал я о таком, думал они просто не могут противиться. Никто же из их рабов ничего не рассказывал и теперь понимаю, почему… и тупели рабы видимо от этого… а мы их по-разному допрашивали и ни-че-го… — последнее слово растянул по слогам, явно осмысливая сказанное. — Тогда вдвойне поделом им досталось и нечего сожалеть! Подумаешь, Лес! — встрепенулся он, — разведчики толпами там ходят, собирают богатства и этого достаточно. Нечего жадничать. — Вдруг он скептически усмехнулся, — Только, Рус, нашим Торговым Домам, да богатым археям того не объяснишь, — о царе умолчал. Крепко въелась в него привычка молчать о высшей персоне, — рано или поздно снова полезут, боятся другим отдать хоть толику. А ведь там уже тысячи рабов и куда пропали — неизвестно. В том числе и бывшие лоосские. Да, Рус! — Борис почему-то обрадовался недоуменному выражению лица своего «героя».
— Как только пропала Лоос и погибли большинство жриц. Ох и страшные они оказались без посвящения! Вот-вот, и я видел. С их рабов слетели структуры. Они оклемались и… сплотили вокруг себя армию! Нисколько не преувеличиваю, сам занимался расследованием этих дел. Погромили они виллы, пол столицы ограбили. В основном оружие брали, а ценности уже наши «волки»… Но я не об этом. Потянули к себе и «простых» рабов, метки-то тоже слетели, и направились в пятно. Многие дошли, уверяю тебя. Это я еще молчу о неорганизованных бегствах. И все туда же, в пятно. В Кафарии, считай, рабов почти не осталось и у нас едва ли треть. По всей ойкумене так, ты же знаешь. А вот об одном ты наверняка не ведаешь! — и хитро прищурился, ожидая реакции.
— О чем? — заинтересованно спросил Рус и даже подался к Борису.
— Бывшие лоосские рабы стали живыми Знаками.
— В смысле? — Рус без всякой игры искренне поразился и ничего не понял.
— Структуры с них скатывались и не меньше, чем с третьего раза маги их поразить не могли. Так-то вот, — Следящий довольно откинулся на луку седла. Несмотря на активную беседу, они с Русом шли рысью. Единороги бежали удивительно плавно и четко держались рядом.
— Когда я увидел тебя и твоих диверсантов, то сразу вспомнил об отчетах армейских магов. Ордена до сих пор не разобрались, я недавно запрашивал. Хотя они могут и скрыть, с них станется.
— Нет, Борис, неправильно ты сравнил. Наши Знаки и с третьего раза не пробьешь! — гордо заметил Рус, чувствуя, как по сердцу растекается тепло: «Скоро, черт побери!.. Сила смешалась с воспрянувшей рабской волей, и они зовут Бога!..».
Глава 12
За пять дней Рус рассказал Борису кучу занятных историй, поведал, что является князем Кушинара, который вошел в состав этрусского царства и что недавно в Тире высадились пять тысяч верных ему этрусков.
— …немного задержались, но мы и без них управились, — напомнил, как бы между прочим.
Из его слов четко выводилось — ходит «тропой».
«Все равно уже многие знают, — рассудил Рус, — кто-нибудь наверняка пленным расскажет, а они в большинстве своем вернутся домой. Особенно шишки и склонные к Силе. Ну и порядки у них! Выкуп или договор с клятвой между царями и все дела. Да уж… намекну-ка о «яме» Борису».
А пять тысяч — давно согласованное с князем число.
— Это даже не обман, а легкое преувеличение. Сколько могут провезти большие суда кушингов, никто точно не знает, уверяю тебя, Пиренгул, — и убедил хитрого сармата. Тот собирался вещать царям о двух тысячах. Пять — еще лучше. И мысли не возникнет нарушить будущее соглашение.
Тирский князь понимал — центральные царства не остановятся. Слишком вкусное место — эндогорское пятно и слишком сильна Эндогория, чтобы следующая коалиционная армия надумала пройти через неё. Так что иных путей, кроме как через степной Тир попросту не существует. Пока отбился, но это временно. Единственная устраивающая всех ситуация — выделить проход по границе между степью и пустыней. Пиренгул собрался его предоставить, для надежности окружив патрулями, в котором станут периодически мелькать этруски. Пяти сотен вполне достаточно, остальным найдется служба в пятне. Пора приступать к серьезному освоению.
Судя по докладам из Кальвариона, рядом с его долиной находится еще одна и как раз в ней обнаружился богатый рудник. Каганит, железо и еще боги ведают что. Текущий — алхимик не разобрался. Знал ли о том руднике Рус или нет — неизвестно. Пиренгул склонялся к мысли, что этруска интересовал только сам город. Это понятно, каганская столица — бриллиант в венце пятна. Зато у князя появился изумруд: буквально за день до победного сражения его армии он стал соседом Гелингин, владетелем долины Альвадис — «Белой долины». Лично придумал название, основываясь на цвете каганита. Документ оформлен, освящен в храме Пирения, осталось в ней закрепиться.
Стоит добавить, что весть о «божественном» происхождении зятя принесла подозрительному Пиренгулу огромное облегчение. Сложилось всё. И невозможные знания о пятне, и благоволение к нему Великих Шаманов и другие невероятные возможности. Даже нежелание Руса появляться в Кальварионе легко объяснялась запретом его отца-отчима Френома, который скоро должен смениться разрешением. В ином случае зять не отправил бы туда Гелингин. Князь был уверен, что «хитрый этруск» ничего не делает зря.
Рус приближался к столице со стороны «Закатного ветерка». Он специально выбрал этот маршрут, надеясь передать пленника страже, а самому заглянуть на виллу. Со Следящим успел наговориться вдоволь и не имел желания приглашать его в гости.
Отсутствие привычного дорожного поста навеяло неприятные подозрения, а увидев распахнутые ворота, Рус пустил Воронка в галоп. Борис поспешил за ним. Перед распахнутыми створками хозяин виллы резко остановился и крикнул:
— Эй, стража! — в ответ молчание, — есть кто живой? — снова без ответа. Обернулся к Борису и уточнил, — ты голосов не слышишь? — сам был закрыт «пыльной стеной», которая приглушала звуки. Следящий отрицательно покачал головой.
— Держись за мной и смотри в оба, — скомандовал Рус и шагом въехал на территорию виллы.
Открылась картина тотального разграбления. На дорожке от дома, на истоптанных газонах валялись тряпки, постельное белье и одна порванная подушка. Пух и перья разлетелись по всей вилле. Парадный вход зиял провальной темнотой, подсвеченной отблесками открытого прохода во внутренний дворик. Хвала богам, трупы не наблюдались.
— Грабители ушли, Рус, — сказал Следящий, — грабили ночью, а твоих слуг скорей всего загнали куда-нибудь в укромное место…
Не дослушав Бориса, Рус сорвался с места. Людей нашел в привычной им большой комнате в подвале дома, куда их неоднократно загоняли во время визитов «княжеских караванов». Избитые привратники Осбан и Серенгул лежали без сознания, остальные отделались сильным испугом.
— Господин Рус, господин Рус, как мы тебя ждали!.. — причитала Асмальгин пока он «запускал» в искалеченных привратников Духа Жизни.
«Жить будут, — успокоил тот «Большого друга», — но повреждения значительные. Без помощи целителей мои «дети» справятся только за декаду. Кости пальцев раздроблены. В сознание не желательно приводить весь период лечения — испугаются Духов».
«Работай, друг. Но как только они окажутся у Целителей, выходи…», — Руса охватило тихое бешенство.
— Асмальгин! — жестким тоном прекратил испуганный гомон слуг, — выводи людей, приступай к подсчету похищенного, организуй уборку. Лапкул, Магзум… все мужчины, аккуратно берем раненых и выносим во двор… — «их пытали, сволочи… ответят за все…», — запрягайте повозку и везите их в орден Целителей[28]. Лапкул, скажи — любые деньги заплачу! Все не уезжайте, достаточно двоих. Остальные помогают Асмальгин. Взялись… — и семеро мужчин понесли раненых.
Грабители особо усердствовали в кабинете, в хозяйской спальне, в будуаре Гелинии, в столовой и комнате домоправительницы, где хранилась «домовая касса». Похитили все украшения, «кассу», серебряную и золотую посуду, одежду с постельным бельем, половину из которых выбросили во дворе. Из буквально развороченного кабинета пропал сундук-сейф с амулетами и заготовками к ним, из нехитрого тайника, устроенного еще прежними хозяевами, исчезло золото. Многочисленные пергаменты валялись помятыми и растоптанными. Спешили, дарковы отродья.
Борис волей-неволей взялся за расследование. Вечером он и Рус сидели в беседке внутреннего дворика и слушали испуганные оправдания Фармана, Главного Следящего Тира и недоброго знакомого Руса.
— Господин Рус, я не отвечаю за стражу! — говорил он подобострастным тоном, — позавчера к ним поступило сообщение, что готовится покушение на князя и с его одобрения усилили охрану дворца!
— Он сам приказал отозвать охрану отсюда? — уточнил Рус.
— Что ты, господин Рус, это командир городской стражи, полковник Мирхан лично! Я указывал ему на недопустимость этого решения, — голос Следящего превратился в гордо-пренебрежительный, — а он настоял на своем, дурак. «Там нет госпожи Гелингин» ответил он мне. Я его еще тогда предупреждал…
— Были основания? — неожиданно спросил Борис.
— А-а-а, — Фарман покосился на уверенного в себе незнакомца-месхитинца и перевел взгляд на княжеского зятя. Из-за «гостя» разговор велся на гелинском.
— Отвечай, как и мне, — приказал Рус.
— Какие основания, уважаемый! Господина Руса все «ночные волки» уважают, мне агенты неоднократно докладывали…
— Тогда кто, по-твоему, ограбил виллу? И зачем были нужны предупреждения?
— Как зачем?! Случилось же, а я предупреждал! Нет, уважаемый, на что ты намекаешь?! — Следящий чуть не задохнулся от возмущения, — приказ на охрану виллы давал лично князь и ему её убирать! Это своевольство, вот я и предупредил Мирхана: «Как бы чего не вышло, тебе отвечать». Не знал я ничего, могу поклясться!..
— Успокойся Фарман, — оборвал его Рус, — не стоит впутывать богов. Ты уверен, что это не местные?
— Как я могу быть уверенным?! Я знаю одно: эолгульский «ночной князь» Гафур приказывал своим «волкам» не приближаться к «Закатному ветерку» на полет стрелы! Может изменил решение, я не знаю! Я непременно с ним поговорю!
— Как поговорю? — Рус возмутился, — а почему он еще на свободе, если ты с ним запросто общаешься?
— Э-э-э, господин Рус, — растерялся Главный Следящий Тира, — так, видишь ли… «ночные князья» неизбежны и если будет другой, то…
— Ясно, можешь не продолжать, — остановил его оправдания пиренгуловский зять, — короче, мне плевать как, но чтобы тех, кто это исполнил и принимал хоть небольшое участие — нашел! Желательно живыми, — и на мгновение оскалился. Фарману хватило.
— Да, господин Рус!
— Все осмотрел, всех допросил, список похищенного составил? Людей по следам отправил? — Следящий закивал, — иди, ищи. И чтобы я тебя без предупреждения на вилле не видел!
— Строго ты с ним, — произнес Борис, когда Фарман поспешно удалился.
«И это — Главный Следящий княжества, которое разбило сильнейшую армию?! — искренне недоумевал он, — куда смотрит князь?! Не верю в его недальновидность! Скорее это их местные интриги, борьба кланов. Но не до такой же степени! А как он перед Русом держался? Как перед самим князем… хм. Не всё рассказал он о себе, далеко не всё. Но и того достаточно для новых «приключений»…».
— Не думай о князе, как о глупце, — подал голос Рус и Борис еле сдержался от вздрагивания. Показалось, что он услышал его мысли, — преступность в столице низкая и Фарман «Главный» только по названию. Просто… — чуть не назвал имя Максада, — тот, кто на самом деле следит за порядком, пока в отъезде. А с этим Следящим у меня особые отношения. Он меня в темнице держал и теперь боится мести. Я, по-моему, рассказывал про убийцу из гильдии? — Борис кивнул, — да дарки с ним, очень он мне нужен! А что скажешь ты?
Месхитинец заговорил сразу:
— Грабителей было, судя по показаниям служащих и следам, примерно два десятка. Прибыли на единорогах и двух подводах. Привратники открыли ворота сами, значит либо были в сговоре, либо их обманули. Обмануть ночью мог только человек, которому они доверяли. Сломать ворота, как я понял, без применения магии невозможно, значит, преступники твердо знали, что им откроют.
— Согласен, действовали по наводке. И забрали действительно самое ценное, правда, вперемешку с разным хламом. Кстати, наводка была посредственная, — Рус счел нужным дополнить рассуждения Бориса, — во-первых, добра взяли едва ли на одну подводу, а надеялись на две; во-вторых, привратников пытали. Надеялись узнать у них о моих «сказочных богатствах».
— Вообще-то, логичнее было бы пытать домоправительницу, не так ли? А допрашивали привратников. Почему? — и сам ответил на свой вопрос, — Есть несколько вариантов. Первый — создать им видимость непричастности. Подожди, не возмущайся. Они ведь живы? Бывали в моей практике такие случаи, поверь мне. Второе — грабители полагали, что именно они знают, где находятся твои «сказочные богатства», а не Асмальгин. Здесь остаются два невыясненных момента: почему их оставили в живых и чем они отличаются от других слуг?
— Точно, Борис! Из всех слуг только они были вместе со мной, когда я помогал Пиренгулу завоевывать венец! Я не рассказывал? Расскажу! — холодное бешенство морозило сердце и Рус решил отвлечься, передохнуть, а заодно немного охладиться… точнее, «нагреться». Чувствовал — перебор, мешает мыслить.
А Бориса завтра придется сдать Пиренгулу. Нахождение его на вилле — тоже перебор. Найдет он тех козлов и без него, «ночная братия» поможет. Только месхитинскому Следящему не стоит знать эту сторону его жизни.
К тому же он прочитал память вахтеров. Глубоко не залезал, снял последние двое суток. Этого хватило для усиления холода: словно самого пытали. Поэтому, в присутствии Бориса, их воспоминаний коснулся самым краешком сознания. Анализировал длинной бессонной ночью.
«Правильно я решил со своими фотиками — только на самый крайний случай. Невыносимо же страдать за других! Блин, скоро теряться начну где — кого — кто…», — эта мысль скользнула мимолетно, а в голове засели две фразы:
— Не перестарайся, Длинный! За смерть он нас из земли отроет! Забыл предупреждение? На вещи и золото ему насрать…
В ворота постучали и сразу раздался заплаканный голос соседа, живущего рядом с семьей сына:
— Осбан, открой! С Осбагулом беда! Привезли его раненного, прожженного насквозь! Женщины мечутся, меня за тобой послали… открой, он тебя требует… проститься, — говорил через частые всхлипы.
Сердце старика сжалось и он, не обращая внимания на неуверенные предостережения Серенгула, которого тоже проняло: «Да подожди, Осбан… не по правилам это…», дрожащими руками распахнул калитку. Там действительно оказался бледный от страха сосед, которого сразу отпихнули в сторону и в ворота ввалились воины с замотанными лицами, словно стояла не тихая ночь, а выла песчаная буря.
Выпытывали у вахтеров одно: вы ходили с хозяином к Сарматам, где золото? Вы помогали его перепрятывать, мы знаем! Верные слуги от боли ни дарка не понимали. Зато сам «сказочно богатый» проанализировал поведение и вопросы «волков»: уши растут из давнего грабежа виллы «Апила», так как называли сорок талантов…