- Кто же такой специалист по копанию тоннелей? Гномы что ли?
- Гномов не существует, - бросил я, - а вот крысолюды, те могут. Они большие мастера рыть.
- Пффф, - фыркнул вор. – Крысолюды такая же байка, как и гномы.
- Отнюдь, - сказал я. – Помнишь, нас обстреляли прямо на выходе из трактира?
- Так и крысюки в Пьяченце отметиться успели, - мгновенно «уверовал» в существование крысолюдов вор.
- Вот именно, - кивнул я. – Пьяченца каким-то ноевым ковчегом стала для всех проклятых тварей. А что ещё не так с её катакомбами?
- Мы вышли на северном берегу По, - машинально сказал вор, мысли которого в этот момент явно были далеко отсюда, - и даже не заметили, как прошли под её дном. Очень глубокие и прочные катакомбы.
- Вот только не надо делать вид, будто не знаешь, что подобные Подгороду гетто строят под реками.
- Но ведь никто не успел затопить его.
- Нас бы не отправили на очевидное самоубийство, да и не пошли бы мы, синдик сотоварищи это отлично понимали. К тому же, и смысла особого уже не было в этом – большинство нечистых бродили наверху и грабили дома. Уверен, что тот же советник Гордон предлагал сделать это, но к нему не прислушались, пока не стало слишком поздно.
Толпа мертвецов всё брела и брела по дороге, через руины городка, имени которого даже не сохранилось, так давно он вымер из-за чумы. В первые годы эпидемии, когда люди ринулись прочь из больших городов, спасаясь от заразы, они невольно разносили её всё шире и шире. Пока за дело не взялись госпитальеры, тогда ещё не звавшиеся бездушными, но именно в те годы заслужившие это прозвание жестокими делами. Они окружали кольцом карантина подобные города, деревни или просто виллы зажиточных господ при малейшем подозрении и предавали всё огню, не разбираясь, кто заразился, а кто избежал этой участи. На тот свет отправлялись все.
Начал накрапывать мелкий и весьма противный дождик. Не прошло и пяти минут, как мы с вором промокли насквозь, а земля вокруг нас начала медленно, но верно превращаться в холодную грязь.
- Полежим тут ещё немного и сами околеем, - заявил вор, зубы его, как и мои, уже постукивали от холода.
- Пускай дорога ещё немного размокнет, - ответил я, - и тогда попробуем проскочить.
- Покойники, конечно, в грязи застрянут, а мы с тобой – нет?
- Придётся рискнуть, - сказал я. – Выбора-то у нас нет, разве что лежать тут и надеяться на чудо.
Однако чуда не произошло. Дождь лил всё сильнее, и я почувствовал, что у меня начинают форменным образом коченеть ноги. Я уже не слишком хорошо чувствовал пальцы, а значит, дальше лежать нельзя. Надо идти на риск.
- Давай, вор, - бросил я, подбирая под себя руки, чтобы рывком встать. – На счёт три. Раз, два… - Я помедлил секунду. – Три!
Мы вскочили на ноги, застоявшаяся от долгой неподвижности и холода кровь тут же быстрее побежала по жилам, согревая тело. Мертвецы обратили на нас внимание, и ближайшие направились в нашу сторону, протягивая корявые руки, похожие на узловатые ветки больных деревьев. Мы помчались прямо на них. Я выхватил палаш, сжал в левой руке трофейный гросмессер. Вор же луку предпочёл нечто вроде короткой дубинки с несколькими небольшими крючьями.
Мы ворвались в толпу покойников, орудуя каждый своим оружием. Я рубил тянущиеся ко мне корявые руки, выпускал кишки, срубал головы. Вор ловко крушил черепа мертвецов своей дубинкой, выскальзывал буквально из их пальцев, не давая схватить себя за одежду в последний миг, и обрушивал на локти и колени врагов било своей дубинки, с треском ломая кости суставов.
Вязнущие в топкой грязи мертвецы не поспевали за нами, и мы сумели вырваться из их толпы, проделав в ней внушительную просеку. И тут же кинулись со всех ног бежать дальше по дороге, разрывая расстояние между собой и топчущейся толпой ходячих покойников. На каждый башмак налипли тонны грязи, превращая их в неподъёмные ядра, вроде тех, что привязывают к ногам каторжан. С каждым шагом всё труднее было вырвать ногу из раскисшей земли, всё сложнее – не оступиться. Однако и мертвецы за нашими спинами едва волочились, часто падая, а шагающие следом топтали упавших, не давая шанса подняться.
После этой пробежки, когда нам удалось достаточно оторваться от толпы мертвецов, мы, не сговариваясь, решили дойти до фактории Роццано без привалов. Даже на то, чтобы привести одежду хотя бы в относительный порядок, решили не останавливаться.
Фактория располагалась среди руин городка Роццано, вымершего в первые годы чумы. Его не коснулся огонь бездушных, а потому большинство зданий уцелели, что и обусловило выбор. Первые рейдеры сделали работу госпитальеров, истребив немногих бродивших среди опустевших домов покойников и, вместе с теми, кто не желал подниматься, стащив в громадный ров и предав очистительному пламени. В скором времени эта фактория стала одной из самых процветающих, и была такой до самого конца. Теперь же, как и все прочие, пребывала в запустении, потому что отчаянных сорвиголов или просто глупцов, продолжавших заниматься рейдерством, было не столь уж много.
Вот только для полузаброшенной фактории, Роццано оказалась очень оживлённой.
Мы наблюдали за жизнью на фактории из разросшегося леса, окружавшего её. Благодаря тучам, всё ещё затягивающим небо, вокруг царила темнота, несмотря на не особо поздний час. На улицах горели большие костры, на них были установлены треноги. На одних жарилось мясо, на других булькали котелки. Запах стоял просто изумительный. Вокруг костров расселись несколько десятков человек, скорее всего, наёмники, судя по кожной броне и оружию, что держали под рукой.
- И кто же эти ребята? – поинтересовался я у вора. – Ты знаком с ними?
- Их не было тут в мой предыдущий визит, - покачал головой тот.
- Ни одного знакомого лица?
Тот лишь отрицательно мотнул головой.
Желания связываться с этими наёмниками, оккупировавшими факторию, у меня не было ни малейшего. Особенно в свете событий в Пьяченце.
- Дорогу они, скорее всего, патрулируют, - сказал вор, - и от них уже не удерём по раскисшей грязи, как от бродячих покойников.
Тут с ним было не поспорить. От пули или арбалетного болта в спину так просто не удерёшь.
- Единственное направление, которое они вряд ли перекроют…
Вор не стал договаривать – и так очевидно. Вот только выбор у нас был крайне скверный. Хуже просто не придумать.
- Лезть в город скорби ночью, - протянул я. – Может быть, там, - я кивнул в сторону фактории, - нас ждёт не столь страшная участь?
- Ты ведь был рейдером, - пожал плечами вор, - да и мне как-то пришлось задержаться в городе скорби почти до полуночи. Эти наёмники – зло нам неизвестное, в отличие от того, что обитает в Милане. Да и пройдём мы его лишь самым краем, только чтобы Роццано обойти по более широкой дуге.
- Ну что ж, - вздохнул я, преодолевая себя, - бывают и более изощрённые способы самоубийства, но я их не знаю.
Мы направились прочь от занятой наёмниками фактории Роццано, держа путь почти прямо на север. К городу скорби, что прежде звался Милан. Не прошло и пары часов – ночь ещё не успела толком вступить в свои права, когда мы пересекли его границу. И вошли в город скорби.
— Что тебя подвигло поддаться на мои уговоры? — спросил у меня вор, пока мы шли к городу скорби. — Ты ведь раздумывал, а после тебя словно молнией ударило. Кого ты увидел, а?
— А твой правый глаз ничего в них не увидел? — не слишком вежливо отозвался я вопросом на вопрос.
— Метки, — кивнул вор. — Все наёмники были отмечены, но дело же не только в этом, верно? Я же видел их предводителя не хуже твоего. Вот же чучело несусветное.
Он весьма метко описал человека, который, скорее всего, был предводителем наёмников. Единственный в тяжёлой броне, да ещё и усиленной шестерёнками на локтях и коленях. Из-за плеча его торчала потёртая рукоять двуручного меча с оголовьем в виде черепа в терновом венце. Лицо скрывала маска в виде черепа, будто вплавленная в голову. Я очень хорошо помнил, как это произошло. Потому что командиром наёмников, сидевших на фактории, отмеченных знаком некромантов, был не кто иной, как Гербрахт Баумхауер, бывший доппельзольднер и рейдер моей команды. Человек, встрече с которым я готов был предпочесть почти самоубийственный риск пересекать границу города скорби, да ещё и ночью.
Колебаться на границе города мы не стали. Единственный шаг — и мы внутри. Всё сразу изменилось. Я словно вернулся на полтора года назад, в свой последний рейд. Пускай он и происходил в другом городе, куда сейчас не сунется никто даже под угрозой смерти, но как будто сам воздух, которым мы дышали, изменился.
Теперь мы передвигались крадучись, словно оба были ворами, пробравшимися в чужой дом. Очень хорошо охраняемый дом. Мы медленно шагали по улицам с разбитой мостовой, давно уже не знавшей человеческих ног и лошадиных копыт. При малейшем признаке опасности тут же ныряли в подворотни или заскакивали в пустующие дома.
А город скорби вокруг вовсе не был мёртвым. Он жил своей чуждой, кошмарной жизнью. Топтались тут и там бродячие покойники, смерть уравняла их всех: богачей и нищих, простолюдинов и титулованных дворян. Они без цели бродили по улицам бок о бок, одетые в обноски, в которых не узнать прежних одежд. Скрыться от них не представляло труда, большая часть успела изрядно разложиться и лишиться глаз, они тупо следовали за другими покойникам или за поводырями. В последних же недостатка не было. Согбенные фигуры в выцветших, рваных рясах, похожие на пародии на святых старцев, были на самом деле крысолюдами. В лапах они сжимали шипастые кадила, источавшие жуткую вонь, которая перебивала даже ту, что исходила от толп полуразложившихся мертвецов. Именно эта вонь и шум, издаваемый большим скоплением людей, пускай даже давно покойных, помогали нам с вором обнаружить опасность и вовремя скрыться от неё.
Много шума издавали и закованные в сталь патрули здоровых крыс, вооружённых разной длины алебардами. Эти даже соблюдали дисциплину, ходили строем, подчиняясь приказам, что выкрикивали на неизвестном языке их командиры. От них скрыться было довольно просто — патрули предупреждали о своём появлении ничуть не хуже толп покойников во главе с кадильщиками. Они громко звенели доспехами и бряцали по мостовой древками алебард, будто на параде. Скрываться явно и не помышляли.
Мы прятались от одного такого патруля, браво шагавшего по мостовой. Крысы то и дело выкрикивали короткие фразы, нечто вроде «ать-два». Вот только этот патруль сопровождала крыса куда ниже остальных ростом, почти припадающая носом к земле.
— Нюхач, — едва слышно произнёс вор. — Плохи наши дела.
Мы сидели у окна первого этажа, кажется, раньше это была лавка, но чем тут торговали, понять было уже невозможно. Оконную раму и ту давно вынесли. Мы наблюдали за чеканящими шаг, словно на параде, крысолюдами. У входа в дом нюхач замер. Командовавший патрулём крысолюд в украшенном зелёными узорами доспехе вскинул лапу, приказывая остановиться. В дополнение он выкрикнул нечто на их проклятом наречии, и маршировавшие крысы замерли, оглядываясь по сторонам.
Похоже, мы и в самом деле крепко влипли. Шуметь нельзя: на выстрелы тут же сбежится полгорода — и поминай, как нас звали. Вор наложил на тетиву стрелу с отравляющим газом, но я лишь покачал головой. Драться тоже никак нельзя — это самоубийство. Я кивнул наверх, и вор тут же убрал стрелу обратно в колчан.
Мы, стараясь шуметь как можно меньше, двинулись через захламлённое помещение бывшей лавки. Вот только получалось не очень хорошо, слишком уж много мусора скопилось тут за прошедшие годы. Мы отступали к лестнице наверх, то и дело оборачиваясь, чтобы оценить обстановку. Нюхач тыкался носом в мостовую и порог дома, однако тревогу пока не поднимал. Командир патруля выжидающе глядел на него, при этом постукивая длинными пальцами по краю небольшого щита, закреплённого на левой лапе. Когти его неприятно скребли по окованному сталью дереву щита.
Когда вор аккуратно наступил на нижнюю ступеньку лестницы, рассохшееся дерево издало тонкий, протяжный скрип. Нюхач замер, а командир крысиного патруля вскинул лапу, указывая когтем внутрь дома, и выкрикнул приказ. Тотчас, оттеснив нюхача, в нашу сторону устремилась пара крысолюдов в доспехах. Вот уж кто и не думал об осторожности и соблюдении тишины. Они неслись через помещение, пинками отшвыривая с дороги попадавшийся под ноги мусор.
Это был наш с вором шанс. Мы бросились по лестнице наверх, всё равно в том шуме, что производили закованные в доспехи крысолюды, скрипа ступенек слышно точно не будет.
Второй этаж был меньше первого, да ещё и куда сильней захламлён. Мы с вором вынуждены были почти пробираться среди разломанной мебели и кусков ткани. Из всего этого были собраны гнёзда и логова, где кто-то жил какое-то время назад. Под нашими башмаками трещали кости и осколки посуды, а один раз под ноги попался треснутый человеческий череп — судя по размеру, он принадлежал ребёнку или карлику. Мне совсем не хотелось задумываться над судьбой того, кому он принадлежал.
Приставная лестница на крышу не внушала никакого доверия. В ней порядком не хватало ступенек, а оставшиеся выглядели так, будто сломаются, стоит на них только наступить. Вот только грохот тяжёлых шагов и звон доспехов преследовавших нас крысолюдов не оставлял выбора.
— Ты первый, — кивнул мне вор. — Если развалишь лестницу, я уж как-нибудь и без неё обойдусь.
Я даже в Пассиньяно редко молился, если только не вместе с монахами, когда того требовали церковные каноны и устав монастыря, который меня отчасти касался. Но теперь я вознёс очень короткую молитву Господу, быстро перекрестившись. Пусть и потерял несколько драгоценных мгновений, но мне отчего-то показалось, что так будет лучше.
Крепко взявшись обеими руками за стойки лестницы, я почти прыгнул, проскочив сразу пару ступенек и наступив сразу на пятую или шестую. Рассохшееся дерево отчаянно затрещало, но выдержало мой вес. Я не стал задерживаться и оттолкнулся снова, как можно скорее схватившись за край отверстия, ведущего на крышу. Подтянувшись, я буквально втащил себя наверх и перевалился через край. Старая черепица заскрипела под моим весом, и я покатился по скату крыши, однако легко прекратил это движение и сумел довольно уверенно встать на ноги.
Вор показался на крыше меньше чем через минуту. Он ловко выскочил из слухового отверстия, на ходу вынимая лук.
— Тебе не кажется, что мы загнали себя в ловушку? — спросил он.
— На доме был знак воздушной тропы, — ответил я. — Остаётся надеяться, что она не развалилась от времени.
Я указал на довольно широкую доску, закреплённую на крыше. Она тянулась через улицу к окнам соседнего дома. Тот был куда больше — пять этажей высотой, и, судя по количеству окон, это был доходный дом, где небольшие комнаты сдавались за скромные деньги. К одному из подоконников и крепилась доска. Правда, я отсюда видел, что гвозди, которыми она была прибита там, кое-где повылазили почти до середины.
— Идея, конечно, не из лучших, — вздохнул вор, вынимая из колчана стрелу и быстро крепя к ней длинную верёвку.
Он выстрелил в стену доходного дома, попав прямо в деревянную раму окна, верёвка размоталась и вор подхватил её, как следует навалившись всем весом, чтобы проверить, выдержит ли. Я же всё это время караулил у слухового окна с пистолетом наготове.