Пах приготовленный Серым ужин действительно потрясающе. Но было бы куда лучше, если бы к пряным ароматам не примешивался запах табака: Сокол, как всегда, курил у окна.
— На балкон выходить нельзя? — спросила я недовольно. — Или вообще из квартиры?
— Из квартиры в целях безопасности — категорически нет, — спокойно ответил он, продолжая пыхтеть сигаретой. — А на балконе грязно.
Типа мешаю — тряпку в руки и организовывай мне место для курения. Размечтался! Недолго осталось, потерплю как-нибудь.
— Не так уж там грязно, — вклинился Сережка. — Только пыль смести и пол вымыть. Займусь завтра. А то и правда неприятно, когда…
Темный развернулся к нему. Больше удивленно, чем сердито, но парень все равно стушевался.
— Я-то привык, у меня в бригаде почти все курили — на мороз же не выгонишь? А Настюхе зачем этой дрянью дышать?
Колдун поглядел на него, на меня, на притихшего за столом Антона, уже вооружившегося вилкой, на остановившуюся в дверях Натали и, ни слова не говоря, растер сигарету в ладони. Сдул оставшийся от нее пепел в окно, покосился на стол и пошел к выходу.
— Приятного аппетита, — пожелал он почти из коридора. — Я не голоден, так что можете и мою порцию разделить. А вот от нормального чая, который мне еще утром обещали, не откажусь.
Пока мы молча жевали спагетти, он шумел в ванной, набирая воду, а после гремел чем-то на балконе. Принципиальный какой! А выход на балкон — как раз из нашей спальни. Будет теперь ходить туда-сюда, в комнату дыма натянет, по ночам станет дверьми хлопать…
— Пойду помогу ему там, — поднялся из-за стола Серый.
Антон быстро расправился с макаронными изделиями и смылся, видимо опасаясь, что и его привлекут к внеплановой уборке, а Нат, прихватив яблоко, привычно и без спешки ретировалась к себе, и плевать она хотела и на балкон, и на грязную посуду.
Вот я сейчас тоже уйду читать Бианки, и делайте что хотите!
Но вместо потрепанной книжки взяла отчего-то тетрадку Сокола. Нет, не собиралась я им чаи заваривать — так, посмотреть хотя бы.
Сборы там были самые разные. Какие-то показались мне знакомыми. Кажется, бабуля что-то похожее готовила. Какие-то — совсем новыми, а перечисленные в рецепте травы на первый взгляд и вовсе не сочетались между собой. Одни были простые и назывались так же просто: «Липовый», «Ромашковый», «Противопростудный», «Желчегонный». А другие помимо описания приготовления содержали слова заговоров и носили длинные названия-аннотации. Например, «Волшебный сон в летнюю ночь». Судя по ингредиентам, волшебство основывалось на лепестках дурман-травы и конопляной пыльце. М-да, маги-травники, феи-единороги!
А то еще «Для душевной беседы». Мята, душица и зверобой — один к одному. Листья и сушеные ягоды земляники или лимонник — для вкуса. Казалось бы, отмерь да заваривай! Ан нет! Там еще нужно сперва на север поворотиться, потом на восток поклониться, у матушки-земли силы попросить, дунуть, плюнуть… Тьфу ты! Попыталась представить Сокола, проделывающего все эти манипуляции, и не смогла. Видимо, собирал он этот фольклор, собирал, а потом и отдал за ненадобностью.
— Настюх, а мне тоже чаю сделаешь? — выглянул с балкона Серый.
— Угу. — Я отложила тетрадку. — И тебе нормального?
— А можно? Ты у себя тогда вкуснючий такой заварила.
Да без проблем! Я прошла на пустую кухню, проигнорировала заполненную грязными тарелками мойку и поставила чайник. Будет вам вкуснючий! Сейчас, как тогда, намешаю листиков-веточек — вон, у темного одолжу, у него много — и будет вам эксклюзивный чай, никто больше такого не сделает.
Так, что тут у нас? Мята? А душица, интересно, есть? О, зверобой!
А где тут север?
— На север поворочусь, кликну ветра холодные… — От души забавляясь игрой в ведьму, я кинула в заварник щепотку мяты. — На восход, где живет солнце красное… — Восход у нас в этой стороне? Нет? Без разницы! — Ой ты, мать-земля, травы растила, соком-силой поила…
Главное не смеяться. А то плюхну кипятком на ногу — не до веселья будет.
— Со мною сила твоя, покуда ветра веют, покуда солнце светит…
— А что это так пахнет? — материализовалась за спиной Натали.
— Чай. Будешь?
— И я буду. — Антон уже сидел за столом.
Да пожалуйста! Мне не жалко.
Достала чашки и разлила ароматный напиток. Поставила в центр стола сахарницу и банку с медом — кто чем хочет, пусть тем и подслащивает. А я и так попью.
Сокол появился в кухне последним. Принюхался от двери. Удовлетворенно кивнул.
— Расслабляющий сбор? Нам не помешает.
Расслабляющий? Так бы и писал в своей тетрадке. Сказочник, блин!
Темный взял со стола чашку, принюхался уже к ней…
— Настюх, а бутербродик… — Серый развернулся ко мне, неловко взмахнул рукой, и чай Сокола в мгновение ока оказался на полу.
— Не судьба, — хмуро заключил колдун, глядя в опустевшую чашку. Часть напитка попала ему на джинсы, но это не так его беспокоило, как то, что он в очередной раз пролетел с обещанным. — Как я понимаю, больше нет?
Я кивнула.
— Извини… — промямлил Сергей. — Ты это… На! — Он подал Соколу свою чашку, но тот отмахнулся. — Бери-бери. Я могу и обычного заварить. А лучше какао сделаю. Я вечером больше какао люблю, еще с детства…
Скрипнув зубами от досады, я поплелась к холодильнику за молоком.
— Насть, ты садись, — остановил меня Серый. — Пей, пока горячий. Я себе сам сварю.
Чай, вопреки словам темного, расслабляющего действия на меня не оказывал. Скорее наоборот. Все вокруг раздражало: Сокол с его ухмылками, многозначительное молчание Нат, показная скромность Антона. Даже Сережка, внезапно ставший таким заботливым.
Может, оттого, что выпила залпом? Остальным, похоже, помогло. Отхлебывали по чуть-чуть и наслаждались дарованной кондиционером прохладой. Натали мурчала что-то себе под нос, Антон с мечтательным выражением лица вычерчивал на скатерти таинственные знаки, а Серый сделал себе какао и опять принялся расспрашивать Сокола о его работе.
Темный отвечал уклончиво и в общих чертах, но все же отвечал.
— Опасно это, наверное? — спросил Сережка.
— Нет. Дела, вроде твоего, выпадают нечасто. В основном — скука кабинетная.
— Не, ну я смотрю… — парень смутился, — шрам вот у тебя…
— А, это? — Колдун поморщился, коснувшись виска. — Бытовая травма. Жена попросила помочь люстру вымыть. Влез на стремянку, оступился и улетел вниз вместе с грудой чешского стекла.
На несколько секунд воцарилось гробовое молчание.
— Так ты это… правда женат? — совсем по-детски удивился Серый.
— Был когда-то, — негромко произнес Сокол.
Он оглядел притихшее общество и вновь остановил взгляд на Сером.
— Первая любовь, Сергей, должна оставаться прекрасной и несбыточной мечтой. Навсегда. Так легче.
— Ты не прав, — заговорила внезапно Натали. — Не прав, Сокол. Мечты должны сбываться, пусть даже и так. Потому что в противном случае они ложатся камнем на сердце, и тебе уже до конца своих дней не избавиться от этого груза. Как бы ты ни жил после, плохо или хорошо, даже очень хорошо, все равно будешь вспоминать и думать. Думать, думать, думать… Как бы все сложилось, если бы вы были вместе? И сожалеть. Потому что раз за разом станешь приходить к мысли, что с тем человеком все было бы иначе — намного лучше. И если жизнь даст трещину — плакать ночами. А когда его не станет, поймешь, что мечта так и останется мечтой. Прекрасной и несбыточной, как ты говоришь. Но легче от этого не будет — только хуже…
— Нат, — темный коснулся ее дрожащей руки, — ты никогда…
— Не рассказывала? — скривилась она горько. — А то ты не знал! Все ты знал, Сокол. Все знали. Даже Франц. И он тоже вынужден жить с этим, с моей несбывшейся мечтой!
Мне захотелось сбежать подальше от этих разговоров, спрятаться в комнате, а еще лучше — влезть в шкаф и закрыть дверцы. Но Антон вдруг улыбнулся, словно все только что сказанное прошло мимо него, и протянул мечтательно:
— А я, когда все закончится, возьму Ксюху и рвану с ней в Коктебель. Там хорошо…
— Что было в чае? — как утром зашипел на меня подскочивший колдун.
— Ничего. — Я испуганно замотала головой. — Ничего такого. Травки. Мята, душица…
— Ты по моим записям делала?! — дошло до него. — С приговорами? На волне?
— Н-на какой волне? — оторопела я. — Ну ерунду там всякую говорила, что запомнила… Я же даже не знаю, где тут север!
— Да какая разница! — заорал он, впервые на моей памяти опустившись до такой неприкрытой грубости, и мне сделалось страшно. — Какая разница, где тут север?! Какая разница, что ты говорила?! Ты могла хоть «Наша Таня громко плачет» читать! Неважно! Важно, кто и с какими намерениями! Ты ведьма, веришь ты в это или нет! И ты только что опоила нас… Что там было? «Душевная беседа»? Замечательно! Ты только что накачала нас гомеопатическим аналогом сыворотки правды!
Натали, судя по взгляду, убить меня была готова. Антон ограничился укоризненным покачиванием головы. И только Серый, как ни в чем не бывало, цедил свое какао.
— Выходит, ты не безнадежна, — сказал, переведя дыхание, Сокол. — Но чай с этого дня завариваю я, и только я!
Он вышел из кухни, громко хлопнув дверью, а я подумала, что пить его чай мне, наверное, не стоит. Хотя бы первое время.
Через минуту на кухне остались только мы с Сережкой.
— Не расстраивайся, Насть. Ты же не специально?
— Не специально, — вздохнула я. — День у меня сегодня… неблагоприятный для чайных церемоний.
Собравшись с духом, я постучала в комнату Нат. Она не ответила, и я тихонько приоткрыла дверь.
Баньши сидела на кровати, спиной ко мне. Держала на коленях раскрытый нетбук, на экране которого застыла фотография, которую она показывала нам недавно, и тонкий пальчик с длинным ярко-алым ногтем с нежностью касался улыбающегося лица под светлой челкой.
— Наташ, можно?
— Заходи, — ответила она равнодушно.
— Нат, прости, пожалуйста. Я не думала, что так получится, честно.
— Мне-то что? — Женщина захлопнула нетбук. — Перед Соколом вон извиняйся. Зацепила ты его, каменного нашего. Не помню, чтоб когда-то так разорялся.
— Извинюсь, — пообещала я, присаживаясь рядом с ней. — Пусть только отойдет немного.
— Боишься? — хмыкнула Нат. — Не бойся. Уже отошел. А даже если и нет, второй раз уже виду не подаст. Отшутится, как всегда, рукой махнет… Полпачки за раз выкурит — и дело с концом.
— Я понимаю…
— Да черта с два ты понимаешь! — высказала она мне сердито. — Еще ему об этом скажи! Пожалей, ага. Не тот это человек, Настя. Да и плевать ему по большому счету на твое понимание. И на мое тоже. Он с Кирюшкой только делился. А тот мне рассказывал, мол, ты же женщина, может, подскажешь что-нибудь… А что тут подскажешь?
Я вдруг поняла, что и слова от нее не услышала бы, если бы не действие волшебного чая. Натали еще не отпустило. А мне, наверное, не стоило слушать чужие секреты…
— Сокол сразу после школы в одесский мед поступил. Там с ней и познакомился. Первая красавица, спортсменка, комсомолка. Дочка какого-то царька областного масштаба. А он кто? Никто. Цыганчонок без роду-племени…
— Цыганчонок?
— Да нет, просто дразнили так. Они с Кирей с юга Бессарабии — в роду кого только нет: болгары, румыны, гагаузы, хохлы… В любом случае не пара он был царевне. Весь первый курс страдал, а со второго его отчислили. Не сошелся с деканом во взглядах на современную медицину, да так, что сессию завалил с треском. А там и повестка из военкомата прилетела. Кирюша уже работал на компанию, мог бы помочь. Но Сокол — птица гордая. От помощи отказался и отправился отдавать долг родине, н-да… Вернулся через два года, но не в Одессу, а к брату, во Францию. В Лионе перед начальством засветился. Диплом все-таки получил… А потом, даже не скажу, сколько лет прошло, вдруг сорвался, как почувствовал что-то, и к ней, к царевне. А ее тем временем уже из больницы выписали…
— Как выписали? — переспросила я, не поняв, где и что упустила.
— А как у нас выписывают, Насть? Умирать. Рак не помню чего в последней стадии. Ни папины связи, ни деньги не помогли. Все, финита. Заказывайте музыку, пеките пирожки. Только Сокола это, естественно, не устроило. Подогнал машину к подъезду, растолкал скорбящих родственников, сгреб свою царевну со смертного одра и увез, никому ничего не объясняя. К тетке в село, под Измаил. Кирюшка тогда к нему ездил. Говорил, заперся он с ней в комнате и неделю не выходил. Не ел, не спал, силы, сколько было, все в нее вбухал. Но на ноги поднял. Потом к морю повез, к дельфинам. Есть такая терапия, не помню, как называется. Потом в Татры, домик у них с братом там был. А помимо лечения, наверное, цветами-подарками заваливал, дифирамбы пел, стихи читал… Как он читал, Настя! Это слышать надо было. Вацлав Крушницкий, земля ему пухом, при каждом случае Сокола к себе в кабинет зазывал. Коньяк по бокалам разольет, вроде как за жизнь поговорить, а сам обязательно на стихи свернет. Есенин, Пастернак… И ведь что странно, по-русски же не бельмеса, но слушает, чуть ли не плачет…
— Кто? — окончательно потерялась я.
— Крушницкий. Сокол в его ведомстве работал.
— А царевна?
— А что царевна? Выходил он ее. Привез домой живую-здоровую и сделал официальное предложение. Естественно, она согласилась. Только согласилась не от внезапного большого чувства — элементарно из благодарности.
Натали умолкла, наверное, действие чая постепенно сходило на нет, но я уже поняла, чем закончилась эта история.
— В один прекрасный день она решила, что отблагодарила сполна?
— Нет, — усмехнулась баньши. — В один прекрасный день он решил, что сыт по горло этой благодарностью, и подал на развод. Оставил ей квартиру в Одессе и домик в Татрах. Звонит на каждый день рождения, Новый год и Восьмое марта. Бросает все и мчится по первому зову: когда папу-царя турнули с поста со всеми вытекающими, когда у ее второго мужа случилось прободение язвы, когда при родах у нее возникли осложнения, и потом, когда ее дочка вдруг начала заикаться…
Внезапно потянуло от двери, сквозняком шевельнуло волосы, и мы с Нат одновременно развернулись — в темном проеме мелькнула какая-то тень.
Господи, что за дом — все подслушивают, подглядывают… Выпытывают чужие тайны.
Сережка гремел на кухне посудой — взялся-таки помыть. Антон затаился в своей комнате. Значит, Сокол. Я чувствовала себя еще более неловко, чем после того, как он наорал на меня за чай, но сделала над собой усилие и вышла на балкон.
— Я… Мне…
— Здесь есть телевизор, Ася, — сказал он не оборачиваясь. — Если захочется слезливых историй, посмотри какой-нибудь сериал, их на каждом канале полно.
— Я не хотела.
— Верю. А любопытство не порок.
Права была Нат, снова шуточки, насмешки. К утру и не вспомнит. Или сделает вид…
— А Серый твой все-таки везунчик, — хмыкнул мужчина, взглянув на меня через плечо. — Два раза за один день подфартило твоего чайку не попробовать.
— Один раз, — выпалила я и тут же зажала рот ладонью. Похоже, чай начал действовать и на меня.
— Один? — требовательно переспросил темный, развернувшись.
— Я… Он… — Правда рвалась наружу, как ни старайся! — Тот, утром, который с зельем фей, был не для Сережки… Он…
— Ну? — хищно усмехнулся колдун.
— Для меня, — выдохнула я и закусила губу.
— Запущенный случай.
Сокола мало интересовали мои откровения, куда меньше очередной сигареты, и я, так и не извинившись, позорно сбежала, покуда не сказала еще чего-нибудь, о чем потом обязательно буду жалеть.
ГЛАВА 12
Ночью Сережка снова ворочался, колдун храпел, а я никак не могла уснуть, не только из-за этих двоих, но и из-за собственных мыслей. Мысли, по-хорошему, нужно было гнать сразу, как это делают Сокол и Нат и как уже, кажется, научился Серый: ведь на кону его жизнь, репутация темного, возможно, положение в компании мужа Натали и ее самой. И об Антоне забывать не стоит — если что случится, светлое начальство по лысой головке не погладит.