<p>
- Хлеб украл, сученыш. Целую буханку. Руки поганцу перебейте. Это он по рынку ворует.</p>
<p>
- Прекратите! Вы что?! Это же ребенок, вы его убьете! – у меня от ужаса глаза расширились.</p>
<p>
- Не вмешивайтесь, моя деса, - раздался голос Саяра над ухом, - воровство жестоко карается законами Валласа.</p>
<p>
- Но это же ребенок. Совсем малыш. Он, наверное, голодает. Как можно бить ребенка?!</p>
<p>
- Законы Валласа равны для всех без исключения. Уведите мальчишку с рыночной площади в темницу.</p>
<p>
- Нет!</p>
<p>
Я схватила ребенка за прохудившийся тулуп и потянула к себе. Мальчишка за моей спиной спрятался, обхватив за ноги руками.</p>
<p>
- Вы не можете здесь диктовать ваши правила, - Саяр схватил ребенка за руку, но я оттолкнула помощника Рейна и с вызовом посмотрела ему в глаза.</p>
<p>
- Так помешай мне, пес! Давай!</p>
<p>
Тяжело дыша, увидела, как Рейн со свертком выходит из лавки и смотрит на своего помощника.</p>
<p>
- В чем дело, Саяр?!</p>
<p>
– Мальчишка лавку булочника уже какой день обворовывает. Сегодня поймали. Руки поотрезать надо поганцу, чтоб неповадно было. Деса вмешалась, не дала стражам мальчишку с площади увести.</p>
<p>
- Они его ногами били! – крикнула я – Ногами! Маленького мальчика! Что вы за народ?! Животные! Дикари! Нелюди! Таковы ваши законы?!</p>
<p>
Рейн перевел взгляд на меня. Тяжелый взгляд, свинцовый. У меня от него все внутри сжалось.</p>
<p>
- Да! Отрезать сученышу руки! – послышался голос булочника, - Каждый день у меня ворует. Вокруг куча других булочных, а он ко мне повадился, ублюдок мелкий.</p>
<p>
- Отойди, женщина. Не тебе о законах Валласа судить.</p>
<p>
Мальчишку сцапали и подтащили к Рейну, но меид даже не смотрел на него, а сверлил взглядом булочника.</p>
<p>
- Так что сделать с воришкой, булочник?!</p>
<p>
- Как и со всеми ворами поступают. Руку отрубить!</p>
<p>
- Так отруби сам. Вынес приговор? Исполняй.</p>
<p>
Толстяк с удивлением уставился на Рейна.</p>
<p>
- Я не палач и…</p>
<p>
- Ты же хочешь его наказать? Так наказывай. Саяр, дай булочнику меч.</p>
<p>
- Рейн, -я вцепилась в руку меида, но он стряхнул мои пальцы, продолжая смотреть на толстяка, которому Саяр подал меч. Меид схватил мальчишку за руку и потянул к булочнику. Ребенок заплакал, пытаясь вырваться, а я бросилась к Рейну, повисла на его руке, но он отшвырнул меня с такой силой, что я едва устояла на ногах. Чудовище! Какое же он чудовище! Неужели позволит искалечить ребенка?!</p>
<p>
- Режь!</p>
<p>
- Я заплачу за мальчишку! – выпалил кто-то в толпе.</p>
<p>
- И я! – послышался еще один голос.</p>
<p>
- Помилуйте его, наш дас! У мальчишки мать больная и отец безногий. Голодают они. Нершо у булочника пекарем и развозчиком работал. Его телегой придавило на рынке, и Эрни выкинул несчастного на улицу.</p>
<p>
Я, тяжело дыша, смотрела то на Рейна, то на булочника, не решающегося взять у велеара меч.</p>
<p>
- Какую руку отрезать ему хочешь? Правую или левую? Замахивайся сильнее, если удар слабым будет, кисть на сухожильях повиснет, и придется дорубить, жилы подрезать. Осилишь, мучной палач?</p>
<p>
Булочник побледнел до синевы, бросил взгляд в толпу и снова на Рейна посмотрел.</p>
<p>
- Я…не могу. Я же не живодер какой-то…а он совсем ребенок…. И…</p>
<p>
- Не можешь?! Законы Валласа говоришь?</p>
<p>
Рейн сгреб толстяка за шиворот:</p>
<p>
- Ты его отцу компенсацию платишь? Как полагается по нашим законам? Пятьдесят процентов. Разве это не воровство? М? Какую руку тебе отрубить, булочник?</p>
<p>
Толстяк судорожно сглотнул слюну, и на жирной шее дернулся кадык.</p>
<p>
- Мой дас…так зима нынче…доходов никаких и…Пощадитеееее!</p>
<p>
Я не сразу поняла, что произошло. Свист рассекаемого мечом воздуха и дикий крик булочника заставили зажмуриться. Держась за горло, смотрела, как толстяк корчится на мостовой, сжимая окровавленный обрубок, а его рука рядом валяется, шевеля толстыми пальцами.</p>
<p>
- Пацана и отца его к себе на работу возьмешь. Тебе теперь одному не справиться. Весь долг выплатишь. Я проверю.</p>
<p>
И Рейн наконец-то перевел взгляд на мальчишку, а у меня отлегло на сердце. Даже колени задрожали от слабости. На меида смотрела и чувствовала, как все переворачивается внутри. Непредсказуемый. И в этом жуткий, несмотря на свою ужасающую справедливость.</p>
<p>
- Работать будешь, Лютер. Потом в дозорные пойдешь. Семью честным трудом кормить надо, а не воровать. В следующий раз сам тебе руки отрежу. Обе. Понял?</p>
<p>
Мальчишка быстро закивал, пятясь назад.</p>
<p>
- Вы…мое имя запомнили?!</p>
<p>
- Память у меня хорошая, пацан. Лови!</p>
<p>
Рейн бросил ему мешочек с золотом, и в этот момент снова раздались крики:</p>
<p>
- Дорогу дозорному Валласа!</p>
<p>
Толпа расступилась, давая дорогу всаднику в строгой черной форме дозорного с гербами дома дас Даалов на седле, он скакал прямо к Рейну, а когда поравнялся с нами, спешился.</p>
<p>
Бросил быстрый взгляд на меня, потом на Саяра:</p>
<p>
- Повелитель. Мой дас. – коротко поклонился - У рва труп женщины нашли. Кажется, волки. Дочь сапожника загрызли. Второй случай за неделю. Меры принимать надо. В деревнях уже о гайларах опять поговаривают.</p>
<p>
Рейн посмотрел на Сайяра и тот нахмурился.</p>
<p>
- Кто нашел?</p>
<p>
- Охотники.</p>
<p>
- Отвези десу Вийяр в замок и следуй ко рву, Саяр. – повернулся к дозорному, -Поехали покажешь.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p align="center">
ГЛАВА 23. ОДЕЙЯ</p>
<p>
</p>
<p>
Рынок Жандара напоминал мне такой же точно в моем родном Тиане. Я думаю, что все рыночные площади Лассара похожи между собой, но если раньше я бывала на них лишь проездом и могла видеть толпу и торговцев из окна кареты, то теперь я сама стала частью всего этого. Я приходила сюда каждое утро с тележкой с булками и сладостями и торговала ими до обеда, потом меня меняла Моран, привозила свежую выпечку из пекарни Герты Лабейн. Уже несколько месяцев мы жили в её доме на окраине Жанарии – деревни под самим городом, куда мы пришли с Моран искать пристанища. Герта оказалась пожилой женщиной с копной густых седых волос, пышным телом и не по годам свежим лицом. Она впустила нас едва услышав имя Орана… а потом долго плакала, не скрывая своего горя от нас и все же второпях накрывая на стол. Данай был ее молочным сыном, своего она потеряла при рождении и если бы не этот ребенок, то возможно наложила бы на себя руки. В семье Оранов она прожила до самой смерти десы Оран, потом попросила Данайя отпустить ее, а тот купил ей домик и пекарню в этой деревне. Он навещал кормилицу раз в год, обычно перед зимой. Оставлял ей деньги, заработанные на службе, проводил несколько дней и снова отбывал на очередное задание. Она со слезами и с горькой улыбкой разглядывала камень. Когда-то она придумала для Данайя сказку о драконах и таинственном синем камне, который они охраняли. Если найти такой камень, то исполнятся все самые сокровенные желания. Маленький дес Оран бредил этим камнем и однажды, когда он заболел и лекарь сказал, что мальчик умрет от лихорадки, Герта сама покрасила обычный камень синей краской и принесла мальчику, чтобы он мог загадать любое желание… Он загадал вырасти и умереть в бою, как воин. Мальчик выздоровел, несмотря на приговор врача, а камень с тех пор он всегда носил с собой.</p>
<p>
Герта отдала его обратно мне и сказала, что теперь он мой. Есть в нем некая мистическая мощь, ведь если мы во что-то верим это непременно исполнится. Вера – страшная сила. Она способна возрождать из пепла и в пепел обращать. Она правит миром наравне со страхом, любовью и смертью.</p>
<p>
Деса Лабейн не спросила кто мы и откуда. Не задала ни одного вопроса, а просто приняла нас в своем доме, выдав за своих родственников из голодающего Талладаса, где когда-то жила её сестра. Больше всего мы боялись, что про меня узнают. Моя кожа все так же обжигала при прикосновении. Казалось, что с беременностью это обострилось сильнее, иногда на мне могла дымиться одежда. Особенно в минуты гнева и отчаяния.</p>
<p>
И рано или поздно кто-то да заметил бы это. Особенно сама Герта. Но первое время мы придумали более или менее правдоподобную историю. Моран сказала, что мои руки сильно обгорели и я ношу перчатки постоянно, скрывая страшные ожоги. Какое-то время нам удавалось скрывать правду…но недолго.</p>
<p>
Герта узнала мою тайну чуть позже, даже не тогда, когда сквозь черную краску стали просвечивать красные пряди волос. А это случилось слишком быстро. Намного быстрее, чем предполагала Моран. Мои волосы отказывались держать чужой цвет. Тогда Герта сама приготовила варево для меня из золы, жира и черной травы, которую бросали в чай, чтобы бодрствовать дольше у печей. Эту смесь она наносила на мои локоны каждые несколько дней. Но я все равно покрывала голову платком, чтобы на волосы не попал снег, и краска не потекла.</p>
<p>
Моя беременность была очень тяжелой. Иногда я мучилась от страшных болей, скручивающих все мое тело, словно кости выворачивались наружу, а сухожилия и нервные окончания лопались от какого-то жуткого давления изнутри. Это случалось раз в месяц. Я покрывалась холодным потом и металась на постели несколько дней в страшных мучениях. В один из таких приступов Моран не оказалось рядом и мне помогала Герта именно тогда она прикоснулась ко мне впервые и обожглась…Помню, как пала ниц, как молилась и целовала пол возле моей кровати, а я дрожала от ужаса и понимала, что теперь моя жизнь в её руках. Она поклялась, что никогда не предаст меня. Если Данай защищал и посчитал, что я могу положиться на нее, то она никогда не нарушит данного им слова. Мне пришлось ей поверить, да и не было у меня особо выбора. Теперь я вне закона везде, где только можно себе вообразить. Оставалось только положиться на тех людей, которые находились рядом, да и больше не на кого. Но Моран, в отличии от меня, всегда была готова к предательству. Она собирала провизию в мешок и откладывала деньги от торговли булками. Если что-то пойдет не так мы сможем бежать из Жанара в другое место и у нас первое время будут средства к существованию. И я знала, что она права. Если меня предал родной брат, а родной отец подписал мне пожизненное заключение, то что говорить о совершенно чужих людях. Они в любой момент могут изменить свое мнение за горстку золота.</p>