Изгой - Анджей Ясинский 20 стр.


Искусник шлепнул оболтуса тростью, которую по многолетней привычке так и не выпустил из рук, и потребовал:

– Тушить надо, ведра давай!

Похоже, с тушением пожаров внук трактирщицы был знаком не по-наслышке. Лишь только поступило привычное для него распоряжение, он остановился, захлопнул рот и заозирался в поисках тары.

– Хватит визжать! – снова попробовал воззвать к здравому смыслу старик. – Взрыв пережили, чего теперь-то бояться какого-то огня?

На этот раз Оболиус услышал и проникся. Осторожно потрогав землю под ногами, он с интересом сообщил:

– Действительно, теплая! А как мы выберемся отсюда?

– А вот сейчас мана закончится, так и не понадобится выбираться! – заявил Толлеус своим вторым голосом, отчего глаза у подростка опять испуганно забегали.

Сказать по правде, маны, хоть и заметно ушло, оставалось еще много. Рано паниковать.

Толлеус перво-наперво попытался вытолкать сферу призрачной дланью, которая по-прежнему была готова к работе. Однако это почти ничего не дало: сфера получилась большого диаметра, земли зачерпнула много, а достойного упора не было – «рука» просто проваливалась под землю. Единственное, чего старик добился – это раскачал их убежище и наклонил, отчего чуть не засыпал себя и парня землей, которая тоже пришла в движение от этих толчков.

Оболиус, который скатился к самому нижнему краю, с воплем «Ай!» подпрыгнул и резво стал корабкаться обратно в центр.

– Горячо! – доложил он, потирая ногу.

– Поди-ка сюда! – искусник похлопал рядом с собой, указывая место, а потом активировал плетение защиты – малый защитный пузырь окутал обоих пленников.

– Если убрать большую сферу, этого будет недостаточно, но теперь можно будет еще раз попытаться вытолкнуть нас отсюда – землей, что внутри, не засыпет, – доверительно сообщил он. – На Турнире-то, в луже этой окаянной, тоже так было. Я в пузыре, но под водой, и тварь эта безликая держит. Уж я тогда и так, и сяк…

Старика явно потянуло на словоблудие, которое Оболиус терпеть не мог, и он в нетерпении завозился на своем месте. Искусник заметил это и, словно встряхнувшись, перешел на деловой тон:

– Сейчас я сделаю еще одну Призрачную Длань себе и тебе две – попробуем в четыре руки вытолкать сферу наружу. Только ты сразу со всех сил не толкни, а то, чего доброго, подбросит слишком высоко, упадем и побьемся. Сначала осторожно попробуешь, освоишься и…

Договорить он не успел – новый взрыв под землей все решил за них – сфера все-таки отправилась в полет, вращаясь в воздухе, перемешивая землю и кувыркая людей в их крохотном пузыре.

На этот раз Толлеус все-таки на какое-то время отключился и пришел в себя от тряски – это Оболиус старался выбраться из-под него. Глазами ничего не видно – только аура подростка, было душно, да еще пахло совершенно отвратительно.

Первым делом искусник создал светляк.

– Собирался подсветить – предполагал же, что понадобится, да вот чуть-чуть не успел, – обронил он, ни к кому не обращаясь.

Сразу стала понятна и причина темноты – их пузырь оказался погребен под землей, свободно перемещающейся внутри сферы, и причина неприятного запаха – обоих закружило так, что стошнило.

На удивление не побились – и приземлились достаточно мягко, гася энерцию вращением, и двойная защита сыграла свою роль и даже земля внутри смягчла удар. А может, невысоко взлетели – кто знает?

Запустив аурные щупы во все стороны, Толлеус понял, что они на поверхности. Но хотелось бы большей определенности.

Оболиус вытянул из-под испачканной одежды чародейское Око, осмотрел с помощью конструкта окружающее пространство.

– Ничего себе! – наконец, сообщил он.

Искусник попытался было тростью объяснить ученику, что он не правильно отвечает, но у него ничего не получилось – слишком близко друг к другу сидели. Впрочем, оболтус сам сообразил и снизошел до объяснений:

– Там кратер такой, как площадь! Огонь бьет, дым до небес! Не разглядеть, что на дне.

– А мы где?

– Шагов за триста.

– Тогда давай выбираться, держись… – с этими словами старик убрал, наконец, внешнюю сферу.

За что держаться, Толлеус не уточнил, но это и не потребовалось. Было слышно, как осыпалась земля, но пузырь с людьми почти не покачнулся. Очевидно, был где-то в центре исчезнувшей сферы.

– Ну, а дальше? – спросил Оболиус, видя, что наставник мешкает.

– А вот ты подумай и предложи! – вспомнил старик про свои поучения.

– А что тут думать-то? Снимайте пузырь, да выкапываемся! Тут не глубоко должно быть! Ну, можно еще на головы маленькие пузыри сделать, чтобы дышать можно было.

– Ишь ты, прыткий какой… – забурчал Толлеус. – Мне тоже, как червяку земному, норы рыть? Нет уж! Ты, как хочешь, а я как-нибудь по-другому…

С этими словами искусник опять воспользовался плетением Призрачной Длани, только на этот раз небольшое, так чтобы «рука» торчала наружу из защитного пузыря. После чего стал бестолково шурудить ею, разбрасывая рыхлую землю во все стороны. Уже через пару минут стало видно небо, а еще через немного кладоискатели оказались в своем пузыре на вершине рукотворного холмика.

Когда Толлеус, наконец, убрал последнее защитное плетение, оба, не сговариваясь, улыбулись и сделали глубокий вдох – соскучились по свежему воздуху.

Оказалось, что уже поздний вечер – нечего и думать до темноты добраться до города. А это значит, ночевка в повозке без ужина. Но ни старик, ни подросток ничего не сказали по этому поводу. Как говорится, живы остались – и то хлеб. Хотя, похоже, Оболиус не до конца понимал, какой опасности они подвергались, потому что спросил:

– А что артефакт? Достать-то теперь можно?

Искусник, который уже шел в сторону оставленной повозки, покачиваясь и еле переставляя ноги, поджал губы:

– Взорвался он, ничего не осталось. Видно, его прежние хозяева очень не хотели, чтобы кто-то его трогал. А других тут нет!

Половина слов Толлеуса была ложью – во-первых, он не всю территорию проверил своей сетью, во-вторых, он не проверил, что осталось после взрыва. И даже не хотел – как-то враз отвернуло. Пускай артефакты копают молодые и горячие. А он впредь будет искать их на рынках, а не в чистом поле.

Глава 4

Оболиус. Пряник

Оболиус и в самом деле воспринял все произошедшее как интересное приключение: волнительно, иногда страшно, интересно. Если бы еще клад нашли, то и вовсе замечательно – он бы с удовольствием повторил. В наставнике юный оробосец был уверен, о смерти, как это водится подросткам, не думал, поэтому, краснея, переживал больше всего из-за своей паники, вызванной мыслями о пожаре. Ну и еще немного расстраивался из-за того, что перемазался как поросенок в грязной луже. Не велика беда, конечно, но до завтра засохнет, и отстирать будет не просто.

Помимо черного столба дыма за спиной некогда пасторальный пейзаж омрачали то тут, то там торчащие из земли выброшенные взрывом камни – некоторые тоже дымились, а иные и вовсе светились, точно раскаленный металл в кузне. Благо, свежая зелень сопротивлялась хорошо – пока что нигде серьезного огня не было видно.

Эти обломки путники обходили стороной.

В овраге поджидал неприятный сюрприз – ручей вышел из берегов, так что пройти, не замочив ног, как в прошлый раз, не представлялось возможным.

Оболиус бы, конечно, прошел и тут. Может быть даже попытался хоть немного отмыться, но искусник, который был также грязен, как и ученик, почему-то не разделял его желаний, неуверенно перетаптываясь на высоком берегу.

– Наверное, камень в овраг прилетел, запруда получилась, вот и вода поднялась, – предположил Рыжик.

Старик спорить не стал – пошли по течению. Действительно – целая плита, долетевшая аж досюда, перегородила русло ручья. Благо, обходить пришлось не очень далеко.

Повозка дожидалась на месте, вот только один взгляд на нее заставил Толлеуса горесно охнуть: еще один раскаленный камень угодил точнехонько в нее, переломив на две части. Как уж не вспыхнуло сено в мешках, набросанных на полу для мягкости, оставалось загадкой, ведь края сломанных досок почернели от огня.

Лошади нигде не было видно, но искусник, вздыхая, побродив вокруг телеги, указал парню направление, где ее искать – по искусной метке он мог найти ее на приличном расстоянии.

Идти пришлось неожиданно далеко – лошадь, хоть и стреноженная, испугавшись взрыва, умудрилась ускакать чуть ли не на лигу.

Оболиуса она тоже испугалась и, вращая ошалелыми глазами, не хотела подпускать его к себе. Успокоил, погладил по морде. По уму нужно было бы еще дать морковку – у парня она даже была, только он ее сам сгрыз по дороге, потому что другой еды ни сегодня, ни как минимум до завтрашнего обеда ждать не стоило.

Обратно тоже пришлось идти пешком – седла нет, да и стемнело уже. Лучше так, потихоньку, чем рисковать свалиться из-за того, что лошадь попадет копытом в норку или споткнется о невидимую в траве ветку.

Старик, кажется, за это время не сделал ничего – не озаботился ни костром, ни обустройством на ночлег. Просто сидел рядом с разбитой повозкой, занятый своими мыслями.

Впрочем, требовать с него идти собирать дрова было глупо – в округе были лишь чахлые кусты, и Оболиус как-то не мог даже представить себе Толлеуса с топором в руках.

Впрочем, ученик оказался не совсем прав – искусник пытался починить повозку, стягивая искусными нитями разбитые части. Пока что результата не было, но, кажется, старик знал, что делал.

Похоже, лишь прихода Оболиуса он и дожидался. Лишь стоило ему подойти, Толлеус, крякнув, стянул нити, и повозка поднялась, расправилась, стала похожа на саму себя. Можно ли на ней ездить, выдержит ли – вопрос, но пока что парню не доводилось сталкиваться с некачественной работой учителя. Да, что-то у него начинало работать не с первого раза, так ведь и не сдевал такую работу – тестировал и, если надо, переделывал.

– Знаешь, – доверительно сообщил Толлеус: – у меня ведь не в первый раз телега в дороге ломается. Только тогда я не придумал ничего лучше, чем разломать ее совсем и сделать из обломков первого голема… Как я тогда до такого додумался, сам не знаю…

Искусник повернулся в сторону все еще различимого на фоне темнеющего неба столба дыма.

– Смотри! – старик обвел рукой вокруг: – Красиво получилось!

Оболиус послушно огляделся: красно-желтый закат, скорее, даже, воспоминание о нем, первые яркие звезды в иссиня-черном небе, и мерцающие кое-где в траве все еще не оставшие камни.

Парень не совсем понял, о чем речь и ворчливо заметил:

– Может, надо было связаться с господином Ником? Артефакт, наверное, хороший был. Вон как бабахнул…

Искусник насупился и поджал губы, но возражать не стал.

Оболиус, не дождавшись ответа, полез в овраг смывать с себя в образовавшейся заводи грязь. Благо, ночь выдалась теплая, хотя комаров, конечно, хватало. Через немного к нему присоединился старик, осторожно спустившийся к самой воде на своем подъемнике.

Парень с завистью покосился на учителя: у Толлеуса пострадал от грязи только плащ, в который он по старинной привычке был закутан с головы до ног. Старику достаточно было отстирать его, да умыть руки и лицо, чтобы выглядеть прилично. Совсем раздеваться ему не требовалось. А перед Оболиусом стояла диллема – или стирать всю одежду, а потом всю ночь голышом отбиваться от комаров (мокрое-то не наденешь, да и к утру не высохнет), или искупаться самому, но и дальше ходить в грязном.

Искусник, поняв проблему помощника, кивнул на воду:

– Стирай одежду, посушим.

Оболиус сразу не сообразил, что под словом «посушим» понимается не обычное «развесим на ветках», но спорить не стал – этого простого распоряжения оказалось достаточно, чтобы определиться с выбором.

Когда парень выбрался, наконец, из оврага, возле повозки светилась яркая сфера, от которой ощутимо веяло жаром. Свой плащ искусник накинул на борт повозки и сидел на искусном пуфике, подперев кулаками щеки.

Не часто можно было увидеть кордосца без плаща, так чтобы рассмотреть искусный жилет, который он постоянно носил на себе. Впрочем, парень это диво уже видел, так что «сушилка» заинтересовала его гораздо сильнее. Он сейчас же оценил ее по достоинству и стал шарить возле давно потухшего костра в поисках веток, чтобы развесить свою одежду.

– Что ты ерундой маешься? – устало буркнул искусник. – Сплети нити, да и вешай!

У парня покраснели уши, хоть этого никто и не заметил. «В самом деле, что это я?» – подумал он и занялся делом.

А старик, будто для себя, сказал:

– Вот уж не думал, что на старости лет доживу до того момента, когда можно будет вот так не беречь ману. Да, сегодня она почти кончилась, но завтра она снова появится. Можно не трястись над каждым плетением, можно… Столько всего можно было бы сделать, будь у меня столько маны раньше.

Помолчали, потом искусник снова заговорил:

– Некуда ее девать. Знаю, что все равно пропадет попусту. Но все равно трачу ее сейчас, и как нож по сердцу. Были бы накопители – все бы в них собирал, как раньше, и экономил бы сверх меры.

Оболиус, нахмурившись, покосился на своего учителя: сегодня весь вечер учитель был не такой, как обычно. Задумчивый какой-то, не хихикал в своей обычной манере, не спорил сам с собой. Это было непривычно, это смущало.

Но на самом деле он сейчас думал совсем о другом – он думал об Искусстве. Оказывается, это не только сила, не только власть и положение в обществе, но и еще удобство само по себе. Захотел получить что-то? Пожалуйста! Не обязательно продавать свои умения, чтобы на вырученные деньги купить нужное. Можно взять и сразу сделать это себе. Причем это что-то может оказаться таким, что не купишь за деньги. Вот хотя бы как эта сушилка.

Если сперва Оболиус тянулся к Искусству, чтобы познать врага, потом для интереса, под конец как к средству достичь чего-то в жизни, то сейчас потянулся к нему по-детски, как ребенок за сладким пряником. И это желание оказалось сильнее всех прочих.

Глава 5

Толлеус. Курочка по зернышку

Не в первый раз за последнее время Толлеусу пришлось ночевать в повозке, а не номере постоялого двора. Однако нынче пробуждение было неприятным – разнылись суставы, тело дрожало от холода. Разлепив глаза, старик не поверил своим глазам – со всех сторон его окружало Серое Ничто. Первой мыслью было, что он опять попал в Черную Пустоту или какую-то ее разновидность. Впрочем, он почти сразу сообразил, что ошибается. Просто ночью на луга лег туман, да такой плотный, что дальше вытянутой руки практически ничего не было видно. Плащ, которым укрывался старик, отсырел, будто и не сушили. Даже сено в мешках отсырело – аж лежать холодно.

С кряхтением и едва ли не со скрипом старик поднялся на ноги. С завистью покосился на Оболиуса – пацан сладко спал, свернувшись калачиком. Похоже, разлитая в воздухе влага не доставляла ему особых проблем.

Очень захотелось согреться, так что искусник не пожадничал, создав точную копию вчерашней сушилки. Захотелось разогнать спустившееся на землю облако, чтобы не киснуть в нем.

Создавать ветра – прерогатива богов. Однако Толлеус уже один раз придумал, как схитрить, создать имитацию ветра. Тогда он сделал маленький ветряк, который, вращаясь силой Искусства, вызывал ощутимый ток воздуха. Здесь можно было бы повторить нечто подобное, только в больших масштабах. Вот только в прошлый раз ветряк был настоящий, сделанный из миски. Сейчас подходящих материалов под рукой не было и понадобилось бы что-то выдумывать.

Толлеус задумался на секунду и махнул рукой – не то самочувствие сейчас, чтобы развлекаться изобретением искусных лопастей, быстрее утренний ветерок разгонит эту серую муть. И еще мана – вчера ее ушло много, очень много. Хватит разбазаритьва ее попусту – нужно сперва восстановить запас.

Старик уже проверил метки на мохнатках – все стадо было на месте, ничего с ним за ночь не случилось. Но как бы животные не заболели от сырости – наверняка же туман накрыл их тоже!

Жар от сушилки мягкими волнами стало распространяться во все стороны, проделав в серой завесе брешь. Толлеус присел рядом, с наслаждением впитывая в себя тепло, чувствуя, как уходит дрожь. Еще чуть-чуть, и он бы замурлыкал от удовольствия.

Назад Дальше