— Все, — говорю, — живи.
И топаю мыть руки. У Азамата делается какой-то уж вовсе горестный вид. Пока намыливаюсь, доходит:
— От этого крема ногти истончаются, поэтому нужно обязательно смывать, — поясняю.
— Тем более не стоит тебе в нем пачкаться, — пожимает плечами муж и принимается одеваться.
— А чего ты одеваешься? — спрашиваю. — Думаешь, я щас уйду, что ли?
Он смотрит на меня снова озадаченно. Ох, чует мое сердце, нарвусь я на очередное культурное отличие, будь они неладны.
— А ты хочешь остаться? Ну хорошо, я не против…
Присаживаюсь к нему на колено.
— Я думала, мы сегодня еще чем-нибудь приятным позанимаемся, если ты не устал.
Он коротко шевелит бровями, и взгляд его совершенно меняется. Боже мой, дошло! Ну что ж, обучаемость хорошая.
Большие способности к усвоению информации дорогой супруг демонстрирует также и в искусстве поцелуя. У меня очень быстро отключается циничная соображалка, так что я получаю от этого процесса — как и ото всех дальнейших — море удовольствия, совершенно не сравнимого с прежним опытом. Все-таки Азамат мне безумно нравится, мне горячо просто оттого, что он близко, а уж когда мы сплетаемся вместе, я плавлюсь и вовсе до жидкого состояния. Хочется прочувствовать его всего, впитать его запах и голос, силу и доброту…
— Чего ты меня все время наверх перетаскиваешь? Дай полежать!
— Боюсь придавить…
— Ну знаешь! Я не такой задохлик!
— Прости, — перерыв на поцелуй, — но так тебе точно не будет больно.
— Мне в любом случае не будет больно, у тебя мания величия, а так у меня ноги устают. Так что хватит тут разлеживаться.
На сей раз выходит еще бодрее, чем утром в машине, и не один раз. Правда, Азамат все-таки явно предпочитает быть снизу, видимо, привычные ему тамлингские девки малолитражны. В итоге я устаю первая, хотя это, конечно, прекрасная усталость, но после очередной дозы кайфа в прилежащее ядро я окончательно перехожу в горизонталь, примостившись у Азамата на плече, и отрубаюсь, как будто меня обесточили.
* * *
Солнечное утро включает меня обратно, по ощущениям — часов в десять, ровно в том же положении. Бедный Азамат, я ему, наверное, все плечо отлежала, а он, конечно, меня не спихнул бы ни за что, терпел небось. Ну да ладно, хоть сейчас спит, не подорвался никуда в шесть утра. Надо надеяться, я его вчера тоже укатала, как ту сивку.
Откатываюсь к стенке, потягиваюсь. Вставать неохота, да и незачем вроде — Азамат спит, завтрака нет и не будет, дел срочных тоже не предвидится… Наверное, я снова задремываю, а когда просыпаюсь второй раз, Азамат уже полностью одетый сидит за буком и ожесточенно печатает.
— Доброе утро, — говорю, сладко зевая.
— Угу, доброе, — бубнит он в ответ. Я настораживаюсь:
— Что случилось?
— Ничего, — отвечает, не отворачиваясь от экрана.
— А что ты делаешь?
Он наконец-то смотрит на меня, но каким-то совершенно чужим, холодным взглядом. У меня по хребту пробегает холодок.
— Какая тебе разница? — спрашивает глухо и вряд ли ждет ответа.
Я сажусь, натягивая одеяло под подбородок: мне резко неуютно в неглиже.
— Азамат, — говорю мягко, — ты чего такой злой?
Кажется, мой вопрос только больше его сердит. Он бросает в мою сторону прожигающий взгляд и отворачивается. Господи, да что ж такое? Я вроде ничего не сделала плохого. Никому вчера не нахамила, разве только Алтонгирелу немного, но по сравнению с тем, как я с ним обычно говорю, ничего особенного. С муданжцами себя вела по струночке. Может, он что-то такое обо мне узнал в Сети?.. Что я не была замужем? Или, может, у него из-за меня какие-то проблемы с властями? Но блин, я даже ничего убедительного придумать не могу, в чем так провинилась!
— Слушай, — говорю робко, — ну не сердись, я…
Замолкаю, потому что он резко встает и в два шага оказывается прямо надо мной, резким движением поднимает руку — шарахаюсь к стенке, заслоняясь локтем, и тут он замирает. Я тяжело дышу, как после гонки.
— Ты чего? — говорит он в недоумении.
— Это тычего? — Я вся дрожу, и голос тоже.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, протягивает руку и берет с полки над кроватью какой-то диск. Я идиотка…
Прислоняюсь к холодной стене голой спиной, вздыхаю с облегчением. Здорова же я с утра пугаться по самым идиотским поводам. До Азамата, впрочем, тоже начинает доходить.
— Лиза, — говорит он так, как будто не верит, что это он говорит, — ты что… меня испугалась?
— Ну есть немного… — отвечаю смущенно. — Ты с чего-то злой как черт, а я с утра плохо соображаю…
Он внезапно шарахает диском об стол так, что коробочка разбивается на щепки.
— Ты что вообще обо мне думаешь?! По-твоему, если я урод, то со мной и обращаться можно как угодно, и ждать от меня можно чего угодно?! Представляешь, у меня еще сохранились кое-какие остатки достоинства, трудно поверить, да?!
Я снова вжимаюсь в стенку, сметенная силой звука. Какое счастье, что каюты хорошо изолированы, еще не хватало, чтобы весь корабль слышал, как мы ругаемся. Но вот из-за чего он злится? Никак не пойму. Когда я ему на достоинство наступить успела, а? Ночью отлежала, что ли?
— Что я тебе сделала? — спрашиваю. — Я не понимаю, и поэтому мне страшно.
Он поджимает губы и снова отворачивается. Отлично. Имеется в виду, что, если моя ошибка мне не очевидна, значит, я законченная сволочь. Прекрасная тактика, если хочешь выгнать человека из своей жизни, но, к сожалению, мирного исхода не имеет в принципе.
— Азамат, пожалуйста, — говорю со всей убедительностью. — Пожалуйста, не злись. Я уже поняла, что сделала что-то ужасное, но у нас с тобой разные представления об ужасном. Клянусь, что не хотела тебя обидеть!
— А-а, — говорит он медленно и продолжает после долгой паузы: — так ты не нарочно?
Никакого облегчения в его голосе не слышу, и вообще, мне кажется, что он сейчас заплачет. М-да, кажется, сбылось мое вчерашнее предчувствие, что я где-то обязательно налажаю. Теперь вот надо убирать за собой.
Быстро напяливаю халат и выбираюсь из всклокоченной постели. Азамат стоит ко мне спиной, глядя в окно. Я осторожно беру его за руку, он довольно равнодушно косится на меня, потом снова возвращается к созерцанию космопортового пейзажа.
— Ты мне не веришь? — спрашиваю, хотя чего уж тут спрашивать.
— Верю, почему, — пожимает он плечами.
А какого тогда рожна?.. Страдает, что наорал, что ли?
— Так чего ты расстраиваешься?
— Мне жаль, что тебе со мной плохо.
Так. Ну все, хватит. Заберите меня из этой дурной мелодрамы. Сейчас я проснусь, и все станет, как вчера!
Дергаю Азамата за другую руку, и он послушно разворачивается ко мне.
— Слушай, — говорю, — друг дорогой, а ну-ка давай выкладывай в подробностях, чем я тебя обидела.
— Да я уже понял, что ты не нарочно…
— Выкладывай, а то щас нарочно добавлю! Я, знаешь ли, очень не люблю начинать день со ссоры, это не идет на пользу моему настроению. Да и вообще, Азамат, мы с тобой разговариваем через двойной языковой барьер и почти ничего не знаем о том, что другой считает правильным, а что обидным. Тебе не кажется, что нам надо в обязательном порядке подробно обсуждать любое непонимание?
— Это все так, конечно, я только думаю, что все равно ничего путного у нас не в…
Тут он напарывается на мой взгляд и замолкает. Да, взгляд у меня тяжелый, знаю. В детстве мама запрещала кепку носить, а то, говорит, из-под козырька совсем как дуло.
— Ну — говорю.
— Ну… ты могла бы вчера уйти спать к себе.
Вот тут у меня уже и правда самопроизвольно открывается рот.
— Аэ-кхэ, раньше тебя, кажется, не обижало, что я остаюсь на ночь… И вчера ты у меня дрых — и ничего…
— А я так и не понимаю, зачем тебе это надо было. Ты попросила — я остался. Но после секса это уже вовсе ни в какие ворота. — Он снова поджимает губы. — Я уж ждал-ждал, может, ты подвинешься, я бы сам ушел в другую каюту… В итоге заснул.
Наверное, такими большими у меня глаза никогда еще не были и не будут.
— Ты мог бы меня разбудить и выгнать, если тебе было так неприятно.
— Ну что ты, как я мог тебя выгнать… И потом, это ничего не изменило бы, только поругались бы посреди ночи. — Он кривится и смотрит в сторону.
У меня закипают мозги. Нет, это что-то невообразимое, я не вижу тут логики вообще! Тру лицо ладонями. Может, это я все еще туплю с утра?
— Слушай, — говорю, — Азамат, присядь. И объясни мне толком, чем плохо то, что я осталась на ночь? Чем именно тебя это оскорбляет?
— Ну как чем? — Он послушно садится, я плюхаюсь к нему на коленку в надежде, что физический контакт заставит его думать обо мне в приятном ключе. — Тем, что ты заснула, конечно!
— Я каждый вечер засыпаю, — говорю. — Ты можешь мне объяснить, почему именно вчера тебя это обидело?
Он уже явно не знает, какими еще словами сказать, чтобы мне стало понятно.
— Ну… ну прямо после секса… то ли тебе так скучно было, то ли я тебя утомил так, что ты просто где сидела, там и упала! Я понимаю, если бы тебе это было в принципе неприятно, а так получается, что я тебя в тоску вогнал. Думал, ты нарочно меня дразнишь, но если ты действительно просто заснула, то лететь на Муданг нет ни малейшего смысла.
Несколько секунд я сижу неподвижно и перевариваю. Это ж как надо вывихнуть мозги…
— Э-э… — содержательно говорю наконец, — а что, по-твоему, от хорошего секса нельзя устать? Особенно после длинного и трудного дня? Тем более что ты хочешь, чтобы я была сверху? Это, знаешь ли, выматывает.
Он хмурится.
— Ну собственно о том я и говорю. Если я тебя утомляю, то зачем я тебе нужен?
Боже, упаси меня от дикарей с комплексами!
— Видишь ли, Азама-а-ат, — сладко тяну я. — Если я устала, это еще не значит, что мне не понравилось. Вчера все было просто чудесно, и я бы, конечно, не заснула на лету, если бы знала, что ты обидишься. У нас это просто в порядке вещей. У нас даже выражение «спать с кем-то» означает заниматься сексом…
— Да? — восклицает Азамат, широко раскрывая глаза. — А я-то все никак понять не мог…
Я начинаю ржать и обнимаю его за шею, чтобы он не принял на свой счет.
— То есть у вас принято оставаться на ночь? — продолжает осмысливать он.
— Ну да, конечно. Понимаешь, мне и в голову не могло прийти, что это может тебя обидеть.
Он качает головой в полном шоке.
— С ума сойти, как же странно у вас все устроено… Но ведь на одной кровати спать неудобно…
Я уже давлюсь от смеха.
— Тебе разве было неудобно?
— Да мне-то что, я как лег, так и проснулся, не пошевелившись. И ты тоненькая, мало места занимаешь. Но остальные-то как?
— У нас, — говорю между спазмами хохота, — кровати делают большие, на двоих!
— Хм… — Он серьезно задумывается над проблемой. — Это выход, пожалуй. Но все равно ведь нужно с собой одежду приносить на утро… а то и полотенце… Зачем так сложно? Можно ведь просто уйти к себе и не мучиться.
— Ну-у, видишь ли, обычно если муж и жена ладят между собой, то никакого «к себе» и нету. Просто спят вместе, и все.
— То есть как, в одном доме? — еще больше удивляется Азамат.
— Конечно, в одном доме, — удивляюсь и я тоже, — а у вас что, в разных?
— Конечно, в разных! Ну только если совсем уж бедные и не на что второй построить… но хоть в разных комнатах…
— А у нас вместе, — мотаю я головой. — Что делать будем?
— То есть?
— Ну ты предпочитаешь, чтобы я жила где-нибудь подальше?
— Не-эт! Что ты… То есть обычно так и делается, но мне очень нравится с тобой, я не думал, что…
Он окончательно путается в словах, и я его целую, чтобы выглядело, как будто это я не дала ему договорить.
— Не переживай, знаю, что ты не пытаешься от меня отделаться. И я вполне способна ночевать в своей каюте. Хотя конечно, с тобой мне уютнее и спокойнее, но если тебе это неприятно, то так и быть…
— Да нет, я совсем не против. Если это у вас так принято, то пусть так и будет. Мне очень хорошо с тобой, просто у нас без нужды вместе не спят…
— Ну и кто из нас создает себе трудности? — усмехаюсь я.
Вот если Азамат сидит на низкой кровати и коленки у него торчат вверх, а я сижу на его коленке, то ему совсем немного надо до меня нагибаться. Чем мы и пользуемся некоторое время, пока жажда к знаниям у меня не побеждает прочие желания.
— Слушай, а вот эти женщины, которые были вчера на встрече, — они красивые?
— Ну Эрдеген когда-то была, хотя я этого уже не помню, а две другие — да, конечно, — пожимает плечами Азамат. — Особенно Эсарнай, конечно.
Ну, хоть тут мы примерно совпадаем в оценке.
— То есть у вас приветствуется, чтобы женщина была потолще? — продолжаю выяснять я.
— Естественно, красивая, дородная женщина — это просто мечта.
— Хм. А как тогда у вас получается, что я красивая?
Азамат пару раз моргает, осмысливая мой вопрос.
— Ну Лиза, ну ты сравнила! То ведь муданжские женщины, самые обычные. У муданжской женщины если тела много, значит, здоровая, детей здоровых родит, да и уговорить проще. Стройные, конечно, красивее, так они и дрожат над своей красотой, лет до тридцати не рожают, а там уже и дети получаются хиленькие. Но кто же тебя так будет оценивать! Ты же вылитая Укун-Тингир с картинок из древних легенд!
— Вылитая… кто?
— Сейчас покажу, если пустишь, — усмехается Азамат.
Я сползаю на кровать, и он достает с полки одну из пластиковых книг, раскрывает на середине. Книга оказывается репродукцией какого-то древнего-предревнего манускрипта, просто сфотографированные листы бумаги — или даже пергамента? — сшиты в книжку. Разобрать слова невозможно, буквы на себя не похожи, да еще и затерлось все. Зато каждая страница в красивой узорчатой рамочке, а первая буква превращена в картинку на пол-листа. На картинке девица с абсолютно белыми волосами, похожими на каракуль, тычет мечом в брюхо некой твари вроде перекормленного тритона. Девица действительно довольно тощая.
— А, — говорю, — это который солнце проглотил?
— Да-да, ты же вчера слышала эту легенду.
— Угу, но думаешь, я имя запомнила, что ли? И ты считаешь, что я на нее похожа? — присматриваюсь повнимательнее и обнаруживаю, что у Укун-Тингир в качестве пояса завязана змея, а на шее ожерелье из черепов. Миленько.
— Ну это ведь только одно изображение, вот тут, смотри, другое… — Он садится рядом со мной и перелистывает несколько страниц. Там моя ипостась восседает в очень неудобной позе на такой же скрюченной клыкастой лошади, размахивая жезлом с черепом на конце, а вокруг пляшут сине-зеленые черти. — Когда много изображений увидишь, понимаешь, что есть некоторые неизменные черты, хотя каждый рисует на свой лад. Да и в самих легендах, вот тут, например, сказано: «богиня, белая и тонкая, как плачущее дерево». Ну то есть береза. И вот, дальше: «волосы скручены, как у ягненка».
— С ума сойти, — говорю. А что тут скажешь? У меня как-то нет опыта внезапно оказываться богиней с каракулем на голове. — И как ты это читаешь? Половина букв затерлась ведь.
— Да я по большей части помню, что там написано. Пару букв видно — и ладно, достаточная подсказка. Я ведь учил книжное дело.
— Да? А я думала, ты по технической части…
— А я и то, и другое, — с легкой гордостью говорит Азамат. — Мы жили в столице, когда учился, так что мне не нужно было ни уезжать домой, ни на домашние дела время тратить, ну и было как-то неудобно, что все мои друзья заняты целый день, а я слоняюсь без дела. Вот и пошел в два учения одновременно.
— Ты мой умница! — привстаю, чтобы чмокнуть его в нос. Пусть хвастается, что получил два образования, да еще и не из корыстных соображений. Все лучше, чем эти его утренние закидоны.
Кто-то стучит в дверь, и Азамат немедленно ее открывает, даже не посмотрев, кто это. Я бы предпочла подождать хоть пару секунд, чтобы себя оглядеть, вдруг халат не застегнут, мало ли… Тем более что за дверью Алтошенька. Ну и утро у меня выдалось.