— Доброе утро, — киваю я ей. — Я Лиза, будем знакомы.
— Алтоновч, — кивает она в ответ, но глядит как-то настороженно. Впрочем тут же улыбается, видимо, поняв, что выглядит неадекватно. — Спасибо, что принимаете нас в своём доме.
— Пожалуйста, — говорю. — После того, как Арон нам помог с домом, я могу только ответить взаимной любезностью.
Вежливость никогда не была моей сильной стороной, да. Супруги, впрочем, улыбаются, по крайней мере, моя кривая речь их повеселила.
— Завтракать будете? — спрашиваю у Алтоновч (это «золотой лист», а вовсе не отчество от имени Алтонгирела), указывая на кастрюли. Она поворачивает голову в ту сторону, потом ещё дальше, заглядывает в гостиную, потом снова возвращает к нам своё озабоченное лицо.
— А… слуг тут нет? — наконец осторожно спрашивает.
— Нет, — отвечаю, потом задумываюсь. — Вообще, тут где-то неподалёку живёт сторож, у него там сыновья… если что-то нужно, можно их попросить сделать, только я не уверена, что знаю, как с ними связаться… а что?
Супруги недоумённо переглядываются.
— Да нет, ничего, — с неловкой улыбкой говорит Арон и встаёт. Потом поворачивается к жене: — Ты садись, я тебе сейчас всё сделаю.
А, то есть, дама не привыкла сама себя обслуживать. Ну ладно, не моё дело, пускай Арон с ней возится, раз она ему нравится.
— А можно узнать, что вы плетёте? — спрашивает она в своём вежливом тоне, пока Арон достаёт пиалу и наполняет её моим варевом.
— Да так, — пожимаю плечами. — Наверное, очередной гобелен на стену, здесь их вон сколько… Но я пока ещё только учусь плести, у меня довольно криво получается. Кстати, Арон, спасибо, что привёз мои вещи, они мне тут очень пригодятся.
— Не за что, Лиза-хон, — улыбается он широченной улыбкой.
— А какой узор? — интересуется Алтоновч. Арон ставит перед ней еду и даёт ей ложку. Она тут же принимается есть, даже не поблагодарив. Арон отходит в сторонку и садится под окном, разглядывая небо, как я с утра.
У меня пока сделано рядов десять затейливым ярко-зелёным цветом, и по краям кисточки висят. О том, что собственно выплетать, я ещё и не начинала думать. Только блокнотик с конспектом Азаматовой лекции об узорах рядом положила.
— Ну-у, вообще, надо бы что-нибудь такое сделать за победу наших, так сказать… — открываю блокнот и принимаюсь листать в поисках подходящих символов. — Вот, например, спокойствие и надёжность, или там уверенность в себе… ещё вот обереги от обмана можно…
Алтоновч отвлекается от еды и смотрит на меня странно.
— А что в середине?
Пожимаю плечами.
— Ещё не придумала.
— Но ведь это самое важное! — удивляется она.
— Да я просто от нечего делать за этот гобелен взялась, — признаюсь. — Просто чтобы заняться чем-нибудь, пока Азамата нету.
В её глазах мелькает ужас и осуждение, но тут же сменяется вежливым интересом. Похоже, сейчас меня навсегда перестанут уважать.
— Ну… посоветуйте мне что-нибудь? — заискивающе предлагаю я.
Не знаю уж, было ли это ошибкой или прозрением, но… через десять минут у меня голова ломится от возможных вариантов узора, сюжета и цветовых решений. Я с некоторым трудом разделяю предложенные центральные мотивы на два типа: изображение сцены победы и изображение благоволящего бога.
— Сцена победы — это с такими палочными человечками, что ли? — уточняю. Она кивает, с энтузиазмом приканчивая завтрак. Арон смотрит на нас с довольной улыбкой. Женщины говорят о рукоделии, всё как надо. Я воображаю себе Азамата в виде палочного человечка и себя а ля комар-переросток, и мне это не нравится. — Нет, — говорю, — я уж лучше бога изображу. Только какого? И как?
И меня окончательно берут в оборот.
Через некоторое время на кухню выползают дети. На вид мальчику лет пять-шесть, девочке три-четыре. Я начинаю задумываться, как бы их так усадить, чтобы доставали до стола, подушки, что ли, подложить, надо будет сказать Азамату, чтобы сделал детский стульчик… но Арон просто усаживает их на диван вдоль стенки и выдаёт им пиалы в руки.
— Может, всё-таки за стол? — спрашиваю. — Так ведь неудобно…
— Вырастут, будут за столом сидеть, — он пожимает плечами.
— А если прольют или уронят?
— Я всё вытру, не волнуйтесь, — отмахивается он.
— А если обожгутся?
Вместо того, чтобы ответить мне, Арон грозит пальцем детям. Мальчик втягивает голову в плечи, девочка выпячивает губу, потом оба возвращаются к еде. Я хлопаю глазами, но решаю воздержаться от комментариев. После еды девочка уныло интересуется, нет ли здесь клуба, и, узнав, что нет, так же уныло зависает рядом с нами слушать про изображения богов на гобеленах.
Арон ненадолго куда-то уходит, потом возвращается, принеся с собой холодный воздух.
— Какой же у вас дом красивый, Лиза-хон! — радостно говорит он, перебив свою жену. — Азамат потрясающе умеет строить.
— Да, — соглашаюсь, — я когда первый раз увидела, все слова забыла. Азамат удивительный мастер.
— А вы тут ещё не охотились? — спрашивает Арон. — Не знаете, как с дичью?
— Без понятия, — пожимаю плечами. — Это к Азамату вопросы.
— Но вы не против, если мы пойдём осмотримся на эту тему?
— Да осматривайтесь на здоровье, — говорю. — Только учтите, что я дичь не люблю.
Арон кивком головы подзывает мальчика, который всё это время сидел молча и болтал ногами на диване у окна, и они вместе уходят исследовать местность.
Через пару часов они возвращаются бегом и очень радостные: на горизонте появились свои! Я бросаю всё и выскакиваю на улицу, но никого в небе не вижу. Вспоминаю о балконах, забегаю обратно в дом и поднимаюсь наверх. С третьего этажа мне удаётся различить на горизонте три точки. Пока я меряю шагами балкон и приглядываюсь, точки растут, наконец становится видно зелёно-бронзовый унгуц Азамата, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы завизжать и замахать руками. Вроде как у нас тут секретная база, мало ли. Когда они подлетают совсем близко, я проделываю обратный путь лифт — прихожая — вокруг дома, а потом мечусь, не зная, остаться ли мне у двери или побежать встречать мужа на посадочном плато, или это опасно, и я понятия не имею, как положено хорошей муданжской жене вести себя в такой ситуации, чтобы не уронить авторитет мужа в глазах соратников.
В итоге всё-таки остаюсь у двери, и скоро из-за поворота выходит небольшая толпа с Азаматом во главе. Здесь Тирбиш, Эцаган, Онхновч, Ирнчин, Эндан и ещё человек десять, которых я хорошо если в лицо узнаю.
— Рада тебя видеть так скоро, — говорю с идиотской широченной улыбкой, от которой не могу избавиться.
Азамат выглядит озабоченным, но улыбается в ответ и приобнимает меня за плечи, а потом разворачивается, чтобы представить меня незнакомым мужикам.
— Это моя жена. Пожалуйста, относитесь к ней с почтением и не забывайте, что она целитель и с радостью оказывает профессиональную помощь.
Я киваю, мужики здороваются, я улыбаюсь знакомым.
— Да-а, немудрено, что ты из-за этой пташки за ружьё взялся, — протягивает толстый седеющий мужчина в кожаной куртке с вышивкой. — Я за свою-то гусыню пару сотен голов снести готов, а тут такая канарейка!
Все смеются, я делаю вид, что польщена.
— Ну пойдёмте внутрь, — Азамат приглашающе взмахивает рукой, и все тянутся за ним и за мной. Азамат негромко велит младшим парням выволочь из чулана перины-матрацы, после чего мы все поднимаемся на третий этаж, застилаем пол и рассаживаемся в круг. Вернее, это они рассаживаются, а я всё никак понять не могу, надо мне тут оставаться или нет, а Азамат ничего не говорит, потому что кому-то внезапно потребовалось побеседовать с ним вполголоса. Вообще, у меня сильное желание постучать себе по голове, чтобы там всё встряхнулось и улеглось правильным образом, а то я что-то совсем не соображаю. В итоге, когда все рассаживаются, я остаюсь стоять и обнаруживаю, что места рядом с Азаматом уже нет. Я решаю, что делать мне здесь всё-таки нечего, когда Азамат вдруг зовёт меня через плечо:
— Лиза, я бы тебя попросил кое-что нам рассказать, если тебе не трудно.
Интересно, а я так и должна у него за спиной стоять? Или мне ещё на стул залезть и прочитать стишок о войне? Я начинаю злиться, отчего в голове немного проясняется. Смотрю по обе стороны от Азамата — сидят незнакомые мне мужики, оглядываются на меня, ухмыляются, дескать, ну что, хватит дерзости с места согнать или подальше сяду? Вообще-то, конечно, дерзости мне не занимать, но ведь Азамат их собрал для дела, а вдруг они обидятся и всё бросят? Ссориться сейчас не стоит… Но если я сяду на менее почётное место, да ещё в моём собственном доме, это уже будет сродни целованию ног. А я пока не вижу причин так унижаться. Азамат тревожно оглядывается на меня — видно, тоже только что понял, что мне деваться некуда. Вот ведь дурацкие обычаи… Но впихнуться между ним и соседом совершенно некуда. Оба сидят по-турецки, коленки в стороны торчат, как у лягушек, почти касаются. Ну ладно же.
Подбираю юбку сбоку, чтобы соседу слишком много ног не показывать, перешагиваю через коленки и сажусь на Азамата — ну, на его ногу, понятно. Ему, наверное, не очень удобно, но вообще-то сам виноват, мог бы раньше сказать, что мне надо будет остаться. Он на секунду обалдевает, но тут же делает вид, что так и надо, ещё и рукой меня обхватывает, чтобы не съехала вбок. Остальные гудят множественными «Ого!» и перешёптываются.
— Совсем стыд потерял, — ворчит какой-то стареющий сухарь.
— Да тут потеряешь, с такой-то бабой, — хихикает его сосед. — Такая и правда убьёт — не поморщится.
— Да вы бы потише, — раскатывается величавый голос Онхновча. — Эта женщина — подарок богов. Знак, что Азамату они благоволят. Смотрите, не прогневите.
Шепоток стихает, и в наступившей тишине Эндан вдруг делает стремительный жест, как будто выхватывает саблю из-за пояса и заносит над головой, и выкрикивает:
— Танн!
Все, кто помоложе тут же повторяют этот жест, и весь дом звенит от боевого клича. Азамат наклоняет голову, благодарно, но уверенно улыбаясь.
— Итак, — произносит он, когда все унимаются. — Лиза, нам вот что интересно. Когда ребята вчера добрались до рыночной площади, там не было ни трупа, ни торгашей, только лужа крови. Нам важно знать, к какому клану принадлежал тот джингош. Расскажи, пожалуйста, что ты запомнила из его внешности.
Он говорит спокойно, но незаметно прижимает меня поближе, видно, боится, как бы мне опять плохо не стало от воспоминаний. Но я с самого утра как в ватном коконе, уже и думать забыла о вчерашнем. Теперь бы ещё вспомнить детали…
— А они различаются по лицу или по одежде?
— По одежде, — отвечает Эндан.
— По лицу тоже, — мрачновато сообщает Эцаган, — но это надо научиться различать.
Ну, я не научилась, так что вспоминаем одежду. Вообще военная форма у джингошей бурая, только пояса разных цветов в зависимости от ранга. Этакие мальчики в коричневом…
— Пояс у него был зелёный, — говорю. — На голове такая шапка… эээ… — понимаю, что не знаю ни слова «фуражка», ни слова «берет» ни на одном языке, кроме родного. Господи, как же это объяснить? Да и важно ли?
— А значка на шапке никакого не было? — интересуется давешний толстый дядя.
— Какой-то был, — киваю охотно. И я его даже помню. — Такая золотая лестница, а сверху полумесяц, как лодка… — рисую руками в воздухе для наглядности.
Стоит мне это произнести, как поднимается галдёж.
— О, так ничего удивительного, если он аджрын , ещё бы…
— Аджрыны все у них высшие чины в армии, понятно…
— А мы точно хотим с ними затеваться?..
— Не трусь, зато когда мы их перебьём, остальные сами разбегутся!
Азамат немного хмурится, потом окликает Эндана, и тот достаёт из заплечного мешка трубу, а вернее, рулон. Раскатывает его в центре круга и включает — оказывается, это карта Муданга. На ней тут же загораются точки городов, Азамат наклоняется, придерживая меня, и отмечает наше местоположение.
Кто-то из соседей справа тоже наклоняется и выделяет равнину между восточным хребтом Ахмадхота и южным концом Дола.
— Надо их сюда загнать, да в Доле и утопить.
— Пожалей водичку, — смеётся толстяк. — Да и как ты их загонишь? Они в столице садиться не станут, полетят к своим, на прииски.
— А они разве уже не в столице? — спрашиваю тихонько у Азамата.
— Он имеет в виду подкрепления, — бормочет тот, не сводя глаз с карты.
Эндан отмечает на карте несколько мест — видимо, это платиновые разработки. Они располагаются вдоль обеих горных цепей, ближе к сердцу континента.
— Значит надо в междуречье, — тоном «вы все идиоты» сообщает сухарь-моралист, тыча в карту.
— Я тебе говорю, нельзя в междуречье, — тут же перебивает его сосед. — Там лошади наши, мы не успеем их вывезти! Ты понимаешь, какой это урон!
— Ну а куда мы их денем, в горы закопаем, что ли?! — вскидывается Эцаган. — Это они на нас нападают, а не мы на них. Вы, может, умеете расположить противника, как вам удобно? Я — нет!
Азамат откашливается, снова наклоняется и отменяет все лишние выделения на карте. Потом ударяет пальцем в лесок, из которого берёт начало Сиримирн, как раз в самом узком месте между большими хребтами.
— Вот тут, — говорит он размеренно, — между Ахмадул и Короул расположены их крупнейшие разработки. Я думаю, что их корабли будут приземляться у подножия Ахмадула. Короул-то чужаков не впускает. А между хребтами здесь огромное болото. Я думаю, что мы окружим их здесь. И утопим.
Я вынуждена зажать рот рукой. Понимаю, конечно, что коро-ул — это всего-навсего «чёрные горы», но ничего не могу с собой поделать.
— А мы-то там откуда появимся? — спрашивает Онхновч.
— Отсюда, — Азамат отмечает область по другую сторону Ахмадула, — отсюда, — они рисует стрелки от столицы и от моего дома к верховьям какой-то большой безымянной реки, вытекающей из того самого болота, — отсюда, — он обводит Короул, — и отсюда, — последняя стрелка ведёт от Сирия вверх по течению Сиримирна. — Ну и из космоса, конечно.
— Интересно, — хмыкает толстяк, — а нас Короул, по-твоему, примет?
— С нами боги, — пожимает плечами Азамат. — Имеет смысл хотя бы попытаться…
— Да вот прям так сирияне и стали нам помогать! — перебивает его сухарь. — Они скажут, мол, сами кашу заварили, сами и расхлёбывайте!
— Мне не скажут, — как-то зловеще усмехается Азамат.
— Это почему? — удивляется толстяк. — Они никогда столичные инициативы не поддерживают.
— Потому, — нравоучительно говорит Онхновч, — что Азамат сириянских женщин ценой собственной красоты спас. Они ему на две жизни вперёд должны теперь.
Народ замолкает, осваиваясь с этой мыслью.
— Вот же ж шакал! — выпаливает толстяк. Азамат раскатисто хохочет.
— Ну ладно, — продолжает обсуждение Эцаган после того, как все просмеялись. — Я вот чего не понимаю, капитан, а почему вы думаете, что джингоши не догадаются, что мы хотим их окружить? Допустим, они не знают, что Сирий вам должен, но всё равно ведь могут перестраховаться. Да и место тут очевидно окружённое, хоть у них там и база…
Азамат снова тянется к карте, чтобы объяснить свою позицию. Ему довольно неудобно каждый раз для этого перегибаться через меня, так что я решаю облегчить ему задачу.
— Я тебе ещё нужна тут? — спрашиваю. — Может, я пойду?
— Ты мне всегда нужна, — улыбается он. — Но можешь идти отдыхать, от тебя нам вряд ли ещё что-то понадобится. Когда ещё народ соберётся, проводишь их сюда, хорошо?
Я целую его в щёку к негодованию моралиста и покидаю третий этаж.
Новые гости не заставили себя долго ждать. Где-нибудь через час прибыл унгуц, а в нём Унгуц, а на заднем сиденье наш духовник.
Оба с интересом оглядывают дом и — один величественно, другой прихрамывая, — шествуют в гостиную, где и оседают.
— Вообще, — говорю, — все наверху, обсуждают, что делать будут… Вы не хотите присоединиться?
Ажгдийдимидин мотает головой, а Унгуц только отмахивается.