— Клади его на пол, — тихо и каким-то не своим голосом распорядился охранник, а потом стал объяснять, как виноватый школьник: — Терпеть я уже не мог. Я ведь человек, хоть и на службе. А он? Человек? Теперь… уходи, беги подобру-поздорову. Только куртку свою не надевай, там передатчики, и телефон не бери… — Они стояли и тупо смотрели на лежащего жалкого, голого, окровавленного хозяина дома. Ступор был у обоих. Понятно, что Давид не ожидал такой подмоги, а охранник сам от себя не ожидал такой прыти. Действовал спонтанно — видимо, вчерашний концерт с побоями не прошёл даром. Первым выбрался из зависания Давид:
— Вам тоже нужно уходить. Вам нельзя оставаться.
— Да, ты прав… — «мил человек» неверяще смотрел на Антона, потом на свои руки, потом на Давида. — А что… что ты в сейфе искал?
— Пи-пистолет, — почти не соврал грабитель.
— И что там ещё?
— Деньги. Много.
— Чтобы смыться, хватит?
Давид пожал плечами.
— Забираем! — уже полностью перешёл на деловой тон «мил человек». Он отодвинул парня от сейфа, вытащил початую пачку пятитысячных и ещё две пачки зелёного цвета, схватил с пола рюкзак Давида и поместил их туда. Потом забрал из сейфа ещё несколько пачек, сунул к себе за пазуху и приказал: — На выход! Быстрее, пока этот не очухался!
Они перешагнули через Антона и вышли в коридор. «Мил человек» закрыл кабинет снаружи и потащил Давида вниз.
— Мне нужно позвонить! — вспомнил о Максе парень.
— Некогда.
— Там моя курточка старая!
— Наденешь куртку Голикова. Надо бежать! — И вдруг он остановился. — А тебе есть куда бежать? Потому что я тебе не помощник. Самому бы ноги унести.
— Есть куда! — уверенно ответил Давид. Он схватил куртку Антона, надел свои кроссовки, взял валяющиеся здесь же перчатки, шарф, часы. Из комнаты охраны выбежал «мил человек», он тоже что-то накидал в большую сумку, и они ринулись вон из дома. Давид напоследок даже театрально повернулся и плюнул на пол. Он был уверен, что никогда сюда больше не вернётся, и он проклинал этот дом. «День Победы… как он был от нас далёк…»
Уселись в машину «мил человека» и дали по газам.
— Куда тебя? — по-киношному жёстко спросил охранник, уже когда минут десять как ехали по городу.
— На Шевченко, там покажу.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. К Бархатовым поехал?
— Да.
— Интересный ход. Что ж… а я потом на квартиру, заберу кое-что и на поезд. Меня здесь не держит ничего. Поеду на первом же попавшемся…
— Как вас зовут? — неожиданно спросил Давид.
— Владимир меня зовут. А что ты вдруг спросил?
— Хочу знать того, кому обязан свободой. Спасибо вам.
— Я не буду сейчас придумывать всякие обоснования, не буду говорить, что пожалел тебя… Просто так получилось. Не сдержался. Поступил непрофессионально.
— Теперь будете жалеть?
— Нет. Теперь буду строить новую жизнь. И ты давай не живи старыми воспоминаниями. Всё забудь. И подальше от этих мест и от этих ублюдков. Ну… прощай? — Это они добрались до улицы Шевченко. — Я дальше не повезу тебя. Не нужно, чтобы моя машина светилась у Бархатовского дома. Так тебя быстро вычислят. Выходи! Будь счастлив.
Никаких трогательных обниманий и напутственных проникновенных речей не было. Владимир лихо развернул свою машину и исчез за поворотом, как и не было. Давид знал — он больше никогда не увидит «мил человека». Парень пошагал к дому Бархатовых. А идти нужно было далеко, на противоположный конец длиннющей улицы. Телефона не было, поэтому — пешком.
В летний домик — убежище Макса в тёплое время — он попал через знакомую лазейку в заборе, которую ему давно показал Илья. Бархатовы не имели серьёзной охраны, их отец, подобно спартанским царям, считал, что «крепость городу ни к чему, она только показывает трусость жителей и то, что им есть чего опасаться». Позиция кардинально противоположная Голиковской. Давид продрался сквозь поредевший за сентябрь, колючий и мокрый малинник и постучал в окошко домика. В нём сразу нарисовалось лицо Макса. Довольное. Возбуждённое некой личной победой. Лицо триумфатора. Он мотнул головой, дескать, дуй внутрь, и Давид «подул».
— Значит, всё получилось, солнце моё? — воскликнул Макс, как только парень показался на пороге.
— Получилось.
— Все живы?
— По-моему, да. Живы.
— Жа-а-аль… Ну, гони документики! То хоть взял? Где они лежали?
— Лежали в сейфе…
— Ого! Слава юным медвежатникам!
— И это «то» там, в первой папке, уголовное дело по убийству Ярцева, я посмотрел…
— В первой! А сколько папок?
— Три. Я взял все, другие не смотрел.
— Ты умничка. Показывай!
— Нет. Сначала то, что ты обещал. Я не верю тебе, Макс, ты уже однажды сдал меня Голиковым. И в этот раз тоже можешь так поступить. Поэтому сначала гарантии моего исчезновения, а потом бумаги.
— Угу… Утром стулья, вечером деньги… Молодец, подрос, поумнел. Но я не собирался тебе врать. Вот как ты поступишь… — Макс вытащил из кряжистого дубового комода конверт и протянул Давиду: — Это новый паспорт для тебя с новой личностью, также там триста тысяч рублей, которые ты передашь одному человеку в Екатеринбурге. Его зовут Эдуард Валентинович Грац, в конверте есть адрес. Он тебя ждёт и уже всё знает, что надо делать.
Давид заглянул в конверт. Действительно: деньги, сложенный вдвое тетрадный листок, какая-то фотография и паспорт, который он и вытащил. Открыл и с удивлением уставился на фотографию неизвестного рыжеволосого парня…
— Э-э-э? Но это не я… — разочарованно протянул Давид.
— Разумеется, что не ты! Красавец? Это какой-то парень-модель, то ли венгр, то ли поляк… Мне понравилось лицо, ты будешь им.
— Не понял… как я смогу быть им?
— Грац — пластический хирург, в конверте ещё одна фотка этого парня. Он подправит тебе лицо по ней так, чтобы никто не узнал и не нашёл. Операция будет нелегальная, поэтому опасаться огласки тебе не стоит. Грац — проверенный человек. Но! Ты и сам должен постараться. Во-первых, сегодня же пойдёшь в парикмахерскую и покрасишь волосы в рыжий цвет. Этот цвет отвлечёт внимание от твоего лица, сделает тебя приблизительно похожим на фото в паспорте. И любыми средствами ты сегодня уезжаешь в Екатеринбург. Есть ли деньги на билет?
— Деньги есть…
— Мне не звонишь, в город никогда не возвращаешься, после операции спроси у Эдуардика, как добыть другие документы — полис, страховое, аттестат… Деньги… постарайся сам надыбать. Крутись.
— Деньги есть…
— Вот и прекрасно! Как тебе такой план? Не боишься хирургов?
— Нет, не боюсь, — твёрдо ответил Давид.
— Вот и молодец! Как видишь, я свои обещания выполняю. О пути твоего побега знаю только я, даже отец не в курсе, тем более Илюха. Ему, кстати, не звони, не пиши, забудь. Если всё сегодня сделаешь быстро, уже завтра будешь на Урале, и тебя хрен кто найдёт. Даже я. А теперь…
Но Макс не успел сказать, что «теперь». Во дворе послышался шум. Заговорщики выглянули в окошко. Давид сразу отшатнулся в панике, а Макс процедил:
— Вот сволочь! Как он узнал, что ты здесь? Ты наследил?
— Нет, телефон оставил, куртку с жучками не взял, и довезли меня не до самого вашего дома, мы не останавливались, никого не видели… — шёпотом лепетал испуганный Давид, ибо к летнему домику приближался Антон. И в руке, обёрнутой в целлофановый мешок, был пистолет.
— Так, живо в ту комнату, там окно тихонько открой и пиздуй в лес, — оскалился Макс, как волк перед схваткой. Давид подхватил свой рюкзак, не забыл конверт со спасительными документами и скрылся в соседней комнате, плотно притворив дверь. Он сразу бросился к окну и успел щёлкнуть щеколдой до того, как услышал ор:
— Где он? Я знаю, что он здесь! И знаю, с чем он здесь!
— Кто? — недоумённый ответ. — И фига ли ты размахиваешь этой дурой? Обкурился, что ли?
— Не нужно песен! Сучёныш у тебя! Последний звонок с его телефона был сюда! Так что не делай изумлённые глаза!
Давид не стал дослушивать до конца, он осторожно залез на подоконник, спрыгнул в лиственную мокрую подстилку на земле, пригнулся и юркнул в малинник. Уже когда он перебирался через забор, услышал звук выстрела. Остановился. Сердце заколотилось и заныло. Что там случилось? Бежать… И он побежал через лесок, потом дворами, огородами до центра города, сначала в парикмахерскую, потом на кладбище (он чувствовал, что не может уехать, не попрощавшись с родителями), а потом и на вокзал. И только там перед кассой, он, наконец, прочитал своё новое имя…»
Сергей остановил бег пальцев по клавиатуре, поднял голову и спросил у выжатого рассказом и воспоминаниями Давида:
— И какое же имя написать? Может, вставим твоё настоящее?
— Ещё чего! Придумай любое, но моё настоящее имя писать не нужно, да я его тебе и не скажу. Тот человек умер, исчез, испарился. Нет его.
— Как в Екатеринбурге всё прошло? Удачно? Тебя действительно ждал этот Грац? Фамилия ведь тоже не настоящая?
— Конечно, не настоящая! Я, конечно, не проникся к нему любовью и благодарностью, так как человек он слишком алчный и подлый. Он как понял, что у меня больше трёхсот тысяч, стал вытягивать и вытягивать из меня рублики. Да и вообще он неприятный тип: с ним не хочется говорить, довериться, жаловаться. Но! Он сделал всё абсолютно так, как нужно. Я жил у него на даче, а операцию (и не одну) мне делали в центре пластической хирургии. Он ни о чём не спрашивал, действовал очень осторожно. Даже его соседи не знают, что иногда на даче он врачует нелегальных пациентов. Да и все деньги отработал, даже когда узнал… что заказчик мёртв, не выгнал меня, не избавился, не испугался. Хотя ему звонили из города…
— Заказчик мёртв?
— Да. Тот выстрел. Макс был убит. Я это узнал только через месяц. Мне хирург и сказал. Он, кстати, сразу понял, что я тут ни при чём, что я не убийца. С противной улыбочкой притащил мне газеты и ноутбук с инетом, а там…
— А там в убийстве Макса обвиняли тебя. — Давид печально кивнул. — Антон стрелял из того самого пистолета, который ты держал, сам отпечатков не оставил. Прямое доказательство. Да ещё и опустошённый сейф, там твои отпечатки пальцев. Голиков, опять же, — «пострадавший» с черепно-мозговой… Да и в домике Макса ты наследил… А охранник этот, Владимир?
— А про него было написано, что я его буквально совратил, околдовал, что он повёлся на мою смазливую внешность, ложь и помог мне осуществить коварный план ограбления «святого семейства». Про Владимира я ничего не знаю. Надеюсь, что он удачно устроился и где-нибудь живёт-поживает.
— А мог бы быть нормальным свидетелем твоей защиты.
— Хм… Чушь! А деньги, которые он присвоил?
— Согласен. А ты не пробовал с Ильёй связаться? Бархатову написать?
— Нет. Я боялся, что любая весточка от меня сделает меня видимым. Я стал другим человеком: с другой внешностью, с другой историей, с другой географией.
— И вывести на тебя мог бы только Грац.
— Да. Но я в нём уверен. Правда, сейчас ещё и ты всё знаешь. Можно ли быть уверенным в тебе?
— 10 —
После покатились удивительные дни. Сергей привозил-увозил Давида на работу, сам где-то пропадал целый день (было видно, что не в их квартире). Вечером показывал отрывки из книги (прошлые, уже дополненные, и новые — о московских трудностях героя). Книжного Давида Сергей отправил работать в элитный ресторан, где его необычную внешность приметил один расторопный хозяин модельного агентства и предложил парню работу. Тот упирался, опасался публичности, но мысль о том, что его вид сейчас никому ни о чём не скажет, и немалые деньги сделали своё дело. Он согласился. Снялся для одного журнала. Успех. Пригласили для работы в рекламной кампании брендовых часов молодёжной линии. Он оставил работу официанта, стал только моделью. А потом эпатажный молодой кинорежиссёр пригласил Давида на съёмки фильма о немом парне-модели, о безумном мире моды, о циничной атмосфере богемы, о бездарностях наверху и низменных страстях внизу. Рыжий странный персонаж принёс парню огромную популярность. Все считали, что он действительно немой. Давид это использовал и практически не говорил, притягивая к своей персоне загадочностью и грустными глазами. Заказы, контракты навалились лавиной. Герой богател, но не становился богемным паразитом и гламурным подонком. Он хотел вернуться и сожрать Голиковых.
В книге появилась куча новых персонажей: и похотливые заказчики, и завистливые друзья-официанты, и подозрительные представители власти, и намарафеченные коллеги по подиуму, и пьяницы-фотографы, и раздавленные нищетой и безвыходностью добрые проститутки, и роковые стервы бизнес-вумэн… Много кого. Сергей даже вставил эпизод, как однажды неожиданно на какой-то презентации герой нос к носу столкнулся с Ильёй. Оказалось, что тот учится в Москве и совсем не на фармацевта. Илья, конечно, не узнал Давида. Более того, презрительно фыркнул и прямо в красивое лицо выдохнул: «Пидоров развелось…»
Настоящий Давид редко поправлял, казалось, что он даже потерял интерес к сюжету. «Интересно. Сойдёт. Нормально. Отлично», — вот теперь как он комментировал текст Сергея. Наверное, это потому, что этот текст уже не о нём. Теперь было понятно, что книжный Давид всё-таки не точная копия реального.
В понедельник Сергей вытащил Давида в лес дышать землёй и травой. Они кидали камушки в речку, устроили пикник, собирали землянику, промочили ноги, фотографировали белок, еле выволокли мотоцикл из грязи под начавшимся ливнем. Но вечером, отмывшись, пошли в кино. Уже ночью, засыпая, Давид сказал просто:
— Спасибо. Давно мне не было так хорошо. — И чмокнул соседа в щетинистую щёку.
Спали они сейчас на диване Давида. Никаких посягательств друг на друга не предпринимали. Только слишком долго с утра притворялись спящими (что один, что другой), наслаждаясь тёплыми объятиями и уже родными запахами. Давид потом долго «мылся» в душе, а Сергей изводил дымом и бычками подъезд, где мило ворковал с Лариской из восемнадцатой квартиры. За завтраком Давид подкалывал писателя, дескать, доворкуешься, так и женишься между перекурами.
В пабе заметили, что змей-писатель стал бывать реже, не каждый день. А Борисовна сразу определила:
— Притулился ты к нему, Дейв. Интересный мужик, наверное, сильный и стреляет хорошо.
— Стреляет?
— Я его представляю не писателем, а каким-нибудь шпионом-диверсантом. Внедрённым Джеймсом Бондом.
— Ха! Простоват он для Бонда! — возразил Ник. — Смокинг на нём как седло на свинье будет!
— Так он ведь и не в Лондоне! Соответствует той среде, где задание выполняет. Отрастил российскую ментальность, адаптировался к нашим условиям, так сказать! — И Ник с Борисовной стали придумывать, какое же задание выполняет «змей-Бонд». И всё у них сводилось к тому, что дело в Дейве: то он новоявленный Будда, то он обладатель сверхспособностей, то он сам хитроумный диверсант, то он владеет страшной тайной мирового заговора, то он создатель сверхмощного климатического оружия, которое может привести к апокалипсису. В общем, вздор. Но вздор весёлый, соединяющий Давида и Сергея в тугой узел. Кстати, автограф Борисовна таки получила. Сергей жутко стеснялся, когда ставил косой росчерк на принесённой книжечке.
Как-то примкнув к кожаной куртке, на закорках «мухи» Давид вдруг подумал: «А как же зимой? Зимой ведь на мотике не раскатаешься!» И тут же остановил себя: «Зимой? Я рассчитываю, что Сергей будет со мной и зимой? Я идиот? Уже сейчас непонятно, почему он ещё рядом. Факт, не из-за книги. Он волен уйти в любой момент. Но мне будет плохо без него, без его тяжёлых завтраков, без совместного курения в подъезде, без раскиданных по квартире его вещей, без фальшивых песен, доносящихся из душа, без ровного дыхания, что щекочет макушку, без чувства защищённости, которое вдруг настигло меня». Они не заговаривали о будущем, они никогда не говорили, что будет потом, когда книжка увидит свет. Только однажды, когда нагрянула Анна Ивановна и Сергей в охотку развлекал её полночи на кухне, Давид, подслушивающий их трёп, выцепил из него:
— И надолго в Москве-то? — спросила Анна Ивановна.
— Поживу пока, дела тут. Или вы гоните бедного провинциала?
— Ой! Какой из тебя провинциал? Никто не гонит! Поживи ещё, переделай все дела! И Давидке с тобой лучше. Ты бы посмотрел холодильник у меня в комнате, что-то подтекает…
Так и не понял Давид, надолго ли писатель обосновался в его жизни.
Через две недели Сергей вновь уехал на три дня по каким-то важным делам «к брату». Непривычно с работы возвращаться на электричке. К хорошему быстро привыкаешь. Сидел, глазел по сторонам, узнавал давно намозолившие глаза лица постоянных попутчиков по этому унылому транспорту. Напротив сидит женщина в возрасте, в ногах стоит большая сумка. Давид предполагал, что она работает в больнице, так как всегда ездила через два дня и от неё пахло лекарством, руки белые, пухлые, с короткими ноготочками. Она из читательниц. Всегда читает, причём всегда какие-то кровавые зубодробительные триллеры, криминальные разборки — по одним обложкам казалось, что со страниц стекает кровь, слышится крик и звук ломаемой челюсти. Вот и сегодня достала книжку с глянцевой обложкой и закрыла ею лицо — видимо, женщина близорука. «След ворона» — прочитал Давид, «Мастера современного детектива». Автор… С. Безуглый. Но книжка не из покетбуков, она с портретом автора на нижней обложке. Давид даже подумал, что у него у самого близорукость. Неожиданно для любительницы книжной крови он почти выхватил книжку из её рук: