— Думаешь, Березовский сейчас жалеет, что поддерживал Путина?
— Это ты у него спроси. Но я думаю, что если бы я исполнил приказ руководства убить Березовского, то Путин президентом России точно бы не стал.
Общие деньги
Вскоре после этого меня начали увольнять из ФСБ. И тогда мой бывший начальник по Антитеррористическому центру генерал-лейтенант Иван Кузьмич Миронов пошёл к Путину за меня просить.
— А зачем было Миронову за тебя просить?
— Это особая история, потом расскажу. Так вот, вышел Миронов от директора и говорит: «Александр, я тебе не завидую — там общие деньги». Что он имел в виду? Тогда я не понял. Сейчас думаю, что он имел в виду Хохолькова, его дела с узбекской группировкой и контрабанду афганских наркотиков.
Это понимание пришло позже, уже когда я вышел из тюрьмы. Я узнал, что взаимоотношения Путана с командой Хохолькова уходят корнями в питерский период, когда Путин работал вице-мэром по экономике у Собчака.
Один мой доверенный в те годы находился в близком окружении Путина. И имел контакты с уголовной средой Петербурга. Когда Собчак проиграл выборы, Путина выгнали со всех постов. Он очень переживал. Доверенный мой встретился как-то с ним в ресторане, и Путин посетовал, что он на мели. К тем деньгам, что у него были припрятаны, он боялся подойти: за ним следили. МВД тогда кинулось сажать всю прежнюю власть в Питере, на Собчака завели уголовное дело.
В тот вечер мой доверенный — звали его Давид Двапи — дал ему две тысячи долларов. Позже, когда Путин стал президентом, Давида сделали его помощником по экономике.
Хотя Давид был моим доверенным, я с ним активно не работал, так как у меня не было дел в Питере.
Но когда я вышел из тюрьмы, мы с ним встретились. Он сказал:
— Путин тебя будет давить, и никто не поможет. Он тебя задавит, потому что они по Питеру работают с узбекской командой. Путин уже давно кормится от этих ребят. Там общие деньги, и они тебя придушат.
«Общие деньги» — точно те же слова, что и Миронов сказал до этого. Давид прямо говорил, что Путин связан с уголовщиной. Я ему не поверил: «Да ты что? Ведь он — Президент». , Давид улыбнулся:
— Он же металлом занимался в начале 90-х годов. Лицензии выдавал на вывоз. Ты сколько по линии организованной преступности работал? В начале 90-х годов можно было хоть килограмм металла вывезти из страны, минуя бандитов?
— Нельзя, — говорю.
— Да бандиты бы поезд под откос пустили, если бы он без них эти дела проворачивал. Сейчас ничего не вывезешь, если не заплатишь, а тогда и подавно. Это сейчас всё под крышей ФСБ, милиции. А тогда всё было под крышей бандитов.
Мы сидели в ресторане с тремя знакомыми, и Давид говорил о Путине в их присутствии:
— Очень быстро Володя полюбил власть. Ты смотри, Ельцин когда ездил, только половину дороги перекрывали. А Володя едет — всю дорогу очищают. Он не тот человек, которому можно власть давать. У него нет политических навыков и какой-то другой способ мышления. Про Ельцина можно говорить всё, но он был — политик. А Путин — нет. И он опасен для власти.
Давид выпил, и его понесло. А за столом сидел человек, который контролировал меня от ФСБ…
— Ты ему никакого сигнала не подал?
— А какой сигнал я ему подам? Потом уже ему сказал: «Ты чего несёшь? Проблемы нужны? Завтра на Лубянке будут знать, что ты мне рассказываешь".
Потом моего Двали застрелили. Через две недели после этого разговора. Я узнал об этом по телевизору: убит помощник президента по экономике. Говорили, будто встречный велосипедист застрелил. Прямо в глаз попал. Написали, что из-за его коммерческой деятельности. Одна из версий. Но я знаю, что никаким бизнесом Давид не занимался. Да и пойми: помощников президента просто так не убивают.
— Из того, что ты говоришь, вытекает, что ты обвиняешь Путина в том, что он лично связан с контрабандой афганских наркотиков в Россию и Европу? Тебе не кажется, что это слишком?
— Я никого не обвиняю. Я не прокурор, а опер. Я анализирую оперативную информацию. В чём она состоит?
Первое: два независимых источника сообщают, что у некоего гражданина П. — «общие деньги» с неким Хохольковым из ФСБ. Одного из источников убивают, как только ФСБ становится известна его связь со мной.
Второе: Хохольков крышует узбеков — поставщиков афганских наркотиков в Россию. При этом живёт как миллионер, имеет возможность проиграть за одну ночь больше ста тысяч долларов.
Далее: гражданин П. прикрывает Хохолькова и прессует его оппонентов. Он также прикрывает некоего Ястржембского, своего близкого сотрудника, который получает деньги от тех же узбеков.
Далее: гражданин П. не может не знать, что Хохольков и Ястржембский связаны с наркобизнесом, то есть его не используют втёмную. Более того, когда совершались преступления, гражданин П. сидел на ключевой
позиции в крупном северном городе, который уже триста лет называют окном в Европу". Известно, что этот город — перевалочный пункт на пути афганского товара на западные рынки.
У меня, как у опера, возникают вполне обоснованные подозрения в отношении гражданина П. — что он является участником той же банды. Что здесь необычного? Такие вещи происходят сплошь и рядом. Тебя удивляет, что гражданин П. оказался президентом Российской Федерации? Меня тоже. Но ведь в то время он не был президентом. Он был всего лишь вице-мэром Питера. Если я тебе скажу, что вице-мэр, например, Екатеринбурга замешан в подобном деле, ты удивишься? Нет. Такое будет в порядке вещей.
Более того, добавлю, что сегодня не только гражданин П. пошёл вверх и сидит в Кремле. За три года так же сильно поднялся статус первичных поставщиков товара — боевиков генерала Дустума. Теперь они называются Северным альянсом и участвуют в борьбе с международным терроризмом, совместно с гражданином П.
Другое дело, что данные против гражданина П. основаны на оперативной информации и должны быть проверены. Если бы гражданин П. не был президентом, то я не стал бы это публиковать, а завёл бы на него оперативное дело. И если бы мои подозрения подтвердились, то через год он оказался бы за решёткой. Но он — Президент, и проверить эти факты обычным путём невозможно, к тому же он — лицо нации, и спрос с него другой. Он должен отвечать на эти вопросы перед общественностью. Но для начала я хочу посмотреть, что будет с той газетой, которая эти вопросы опубликует.
Глава 5. Большая война
Взрыв у «ЛогоВАЗа»
— Твой конфликт с ФСБ совпал с «Большой войной» между спецслужбами и крупным бизнесом — олигархами. Можно сказать, что ты был активным участником этой войны. ТЫ начал свой путь в святая святых ФСБ — в оперативных подразделениях центрального аппарата, а закончил — в Лондоне, в команде опального олигарха. Когда и как ты сделал этот выбор?
— Такого выбора я не делал. Я выбирал другое: совершать преступления или нет, выполнить свой долг или смириться, остаться самим собой или потерять к себе уважение. И было это не один раз на протяжении всей моей службы в ФСБ. А дальше все происходило само собой — шаг за шагом, постепенно. То, что я оказался там, где оказался, — это следствие, а не причина всех этих шагов.
— А как вы познакомились с Березовским?
— С Березовским я познакомился в 1994 году после взрыва на Новокузнецкой улице. Он в тот день выезжал на «Мерседесе» из дома приемов своей фирмы «ЛогоВАЗ». Перед домом была припаркована машина «Фольксваген Гольф» красного цвета, снаряженная взрывчатым веществом. Когда из ворот выезжал «Мерседес», раздался взрыв. По счастливой случайности Березовский не пострадал. В тот день шел дождь, и он сел не на свое обычное место. Ему только обожгло лицо, а телохранителя искалечило, водителю же оторвало голову.
На трамвайной остановке, которая находится поблизости, многие люди получили ранения. Это был серьезный террористический акт, едва ли не первый в Москве. Я в ту пору работал в Федеральной службе контрразведки по линии бандитских формирований, деятельность которых сопряжена с особо опасными формами насилия. По взрыву у «ЛогоВАЗа» был издан специальный циркуляр Степашина (в то время директора ФСК) — всем подразделениям, занимающимся оперативной работой, всем без исключения, вне зависимости от линии работы, осуществить розыск лиц, совершивших этот террористический акт. А также проинструктировать агентуру на выявление лиц, возможно, причастных к этому
Фамилия Березовского и его фирма проходили по одному делу, которым я занимался. У меня был агент с псевдонимом Александр. На одной из встреч он сообщил мне, что в Москве действует банда Петросяна (уголовная кличка Зверь), которая занимается убийствами и взрывами. Он также рассказал, что видел на квартире у одного члена банды, Ермолинского (кличка Метис), взрывное устройство и автомат Калашникова. Агент дал мне их домашние телефоны, адреса, номера машин, которыми они пользуются. Очень скоро были установлены участники банды. Все они были неоднократно судимы. Костяк банды состоял из лиц, в свое время вместе сидевших в одной из колоний строгого режима, недалеко от города Соликамска.
Мы нашли несколько фирм, которые они рэкетировали. Короче, за полтора месяца банда была практически вся установлена и вскоре арестована. Моя группа осуществляла оперативное сопровождение этого уголовного дела…
— А какое отношение все это имело к Березовскому?
— По оперативным данным, банда Петросяна давно пыталась внедриться в «ЛогоВАЗ». Было установлено, что Петросян имеет хороший контакт с кем-то из заместителей Березовского либо их родственников. Мы выяснили, что у одного из близких сотрудников Березовского брат сидел по экономической статье в Соликамске, вместе с Петросяном и другими членами банды. И Петросян, по словам моего агента, как-то сказал: «Вот войдем в „ЛогоВАЗ“ и будем иметь хорошие деньги».
А после взрыва, незадолго до ареста Ермолинский (Метис) сказал агенту: «Начудили с Березовским, пора гаситься». То есть временно затихнуть. Вот у меня и возникла версия, что банда Петросяна имела какое-то отношение к взрыву
На одном из допросов Метис подтвердил, что говорил: «Мы начудили с Березовским». Но категорически отказывался от причастности к этому взрыву Тем не менее мы приняли решение продолжить эту линию. Когда я все собрал и проанализировал, то понял, что надо узнать соображения самого Березовского. И я пригласил его в приемную ФСК на беседу
Когда мое руководство узнало об этом, поднялся неимоверный шум. Меня вызвали к первому заместителю начальника Управления по борьбе с терроризмом.
— Березовский тогда занимал какую должность?
— Никакой — он был коммерсант.
— Но уже имел вес в обществе.
— Правильнее будет сказать — вес имел, но в обществе не был еще известен.
Кстати, я тогда его проверил по оперативным учетам. Ни агентом, ни объектом органов госбезопасности он никогда не являлся.
Итак, начальство вызывает меня и требует план беседы. Хотя никто никогда такого плана не писал, этого вообще в инструкциях нет. Я изложил, о чем будет разговор.
Начальство было напугано: «Ты понимаешь, что сделал? Березовский — друг Черномырдина, и нам теперь всем конец».
— Но я же по закону обязан его вызвать, — говорю. — На него покушались! Там люди погибли!
В общем, мне дали санкцию на беседу, хотя и были недовольны.
Березовский ко мне приехал. Был чуть подшофе. Я начал задавать вопросы. «Что вы думаете о взрыве? Кто мог это совершить? Кто ваши заместители? Какие у вас с ними отношения?»
— Он ничего не знал про планы Петросяна?
— Нет. Я ему не говорил. Хотел его послушать.
Сам он полагал, что это был политический заказ. Я не согласился — у нас не было таких данных. Теракт в центре Москвы — тягчайшее и дерзкое преступление, на это мало кто способен. Я спросил, на каком основании он сделал такой вывод? Березовский ответил: «Политика у нас заключается в переделе собственности. И делается не в белых перчатках. Удивлен, что вы удивляетесь». И предлагает этот разговор продолжить завтра, у себя на даче.
Я говорю, где угодно, в любое время. Да, размышлял он еще о том, что происходит в стране, о том, что появляется российская бизнес-элита. «В Америке сто семей держат в руках экономику. Вот и у нас в России уже постепенно формируются эти сто семей». И все эти взрывы, покушения нельзя рассматривать вне контекста ситуации первоначального накопления капитала. Он говорил такие вещи, о которых я думал, но не мог так четко сформулировать.
— А ты вообще понимал, чем занимается «ЛогоВАЗ»?
— Да, я знал, что «ЛогоВАЗ» торгует автомобилями. Но глубже не вникал. Я в то время был совсем далек от политики, а слова «передел собственности» услышал тогда впервые. Я ведь не работал по экономической линии. Мое дело было — уголовщина, банды, особо опасные формы насилия, то есть заложники и взрывы.
— Итак, тебя пригласили на дачу…
— Да, мы с подполковником Родиным приехали к нему на дачу. Там шли съемки какого-то фильма, интервью у него брали. Потом мы продолжили беседу. Я его спросил, почему уголовщина переплетается с политикой.
Он говорит: «Возьми торговку семечками на Садовом кольце, двинься по цепочке, и через две недели ты окажешься в Кремле… А вот почему, — говорит, — это тема для долгого разговора».
Вернулись к взрыву его машины. Я ему рассказал про Петросяна, но он был не согласен, что эта банда совершила теракт. «Я не думаю, что это они». Но ничего конкретного привести не мог.
Мы договорились, что, если у нас или у него появятся новые данные, мы свяжемся. Его служба безопасности тоже искала этих ребят.
Прощаясь, он сказал: «Люди, которые мне помогают найти преступников, — это Коржаков и Барсуков».
— Сегодня это смешно слышать?
— Почему смешно? Это большой бизнес, политика… На том этапе они находили общий язык. Потом разошлись.
— После этого визита ты с ним часто общался?
— Нет, я с ним пару раз говорил по телефону. А потом он как-то пригласил меня к себе в клуб — так в Москве прозвали дом приемов «ЛогоВАЗа».
— Зачем он тебя позвал?
— Поговорить. В ту пору он мало знал о спецслужбах. Ему было интересно, чем они отличаются от КГБ. Его интересовали общие вещи. Он никогда не спрашивал, кто у меня объект да за кем наши следят. Просто пытался понять место спецслужб в государстве. Представляют ли они опасность для общества?
И меня самого беспокоило, почему с 1994 года спецслужбы начали фактически саботировать борьбу с организованной преступностью. Речь не о воровских шайках или бандах. В те годы преступник уже надел деловой костюм, ездил с охраной, сел за компьютер, объединялся по интересам с себе подобными, делил сферы влияния.
Я говорил Березовскому, что необходимо брать под строгий агентурный контроль банковскую сферу. И законы менять, потому что банковская сфера — наиболее тонкая область деятельности. Там очень легко можно нарушить права людей. И мне казалось, наша служба упускает момент.
Березовский говорит: «А вы могли бы это рассказать моим знакомым?» Я спрашиваю: «Кому?» — «Коржакову». — «Конечно, пожалуйста».
Вот тогда он меня познакомил с Юмашевым, тут же позвонил ему и говорит: «Валя, тут у меня один человек сидит, представь его, пожалуйста, Александру Васильевичу».
— То есть он ввел тебя в свой круг.
— Ни в какой круг он меня не вводил. После этого я приезжал в клуб еще пару раз, и всегда приходилось ждать в баре — он вечно опаздывал. А в его приемной тогда пол-Москвы крутилось — от журналистов до министров. Иногда я встречал у него известных людей.
— И часто ты бывал в клубе?
— В то время не часто, может быть, раз пять в течение года.
— Вернемся к Юмашеву и Коржакову.
— Да, я приехал к Юмашеву. Он тогда еще работал в журнале «Огонек», но было известно, что он пишет книгу за Ельцина.
Он мне сразу начал задавать вопросы про то, что происходит в ФСК. Я объяснил, что не хочу говорить в общих чертах, а конкретно — не имею права. Юмашев спросил: «А с Коржаковым вы можете обо всем говорить?» Безусловно, да. Коржаков — начальник Управления охраны президента, офицер спецслужбы, генерал. А так как наш отдел занимался центральным террором, то есть разрабатывал лиц, подозреваемых в том, что они замышляют нападение на высших государственных лиц, то мы в принципе должны были взаимодействовать и со Службой безопасности президента. И Юмашев меня познакомил с Коржаковым. На нашу встречу с ним пришел Барсуков. Я все рассказал. Коржаков послушал и говорит: «Интересно. А скажи, есть саботаж в ФСК, как ты считаешь?» — «Мне кажется, есть. В принципе то, что делают сейчас спецслужбы, не на пользу президенту. Я это чувствую и вижу».