И начинается досмотр с целью установления вещественных доказательств. Разумеется, находят неучтённые наличные средства. «А это что за деньги?» — спрашивают. Им: «Вы понимаете, так и так…» Результат: деньги или делятся, или их просто отбирают и уходят. А кто заявление напишет? Нал-то чёрный. Проверенный метод, действует безотказно.
— Много говорят о поиске пропавших машин.
— Седьмой отдел МУРа, который занимается розыском машин, —одно из самых доходных подразделений. Деньги делаются так (мы работали по многим сигналам на них): ряд ранее уволенных сотрудников этого отдела организуют частную фирму по розыску машин. А седьмой отдел имеет компьютер с базой данных для установления владельца по номеру. В отделении всего один телефон — туда не дозвониться, полдня потеряешь, это любой оперативник знает. А фирма имеет прямой доступ на базу данных.
Угнанные машины, как правило, прячут на больших платных стоянках. Вот из МУРа едут туда, проверяют все машины подряд и находят одну-две угнанные. Если автомобиль дорогой, определяют владельца и передают его данные той частной фирме, то есть своим же товарищам. Фирма выходит на потерпевшего и предлагает за деньги «разыскать» автомобиль. Если машина стоит десять-пятнадцать тысяч долларов, то «ищут» за три-четыре тысячи. Причём берут предоплату и, глядя честными глазами, говорят: «Остальное заплатите, когда мы её найдем». А машина уже найдена.
Как правило, человек соглашается, потому что машина дорогая, лучше за треть цены вернуть старую, чем новую покупать. Буквально через неделю они звонят хозяину и говорят: «Нашли». Автомобиль возвращают, берут вторую часть денег и делятся с сотрудниками милиции.
Понятно, что при такой деятельности рано или поздно приходится сталкиваться с реальными угонщиками, и наступает момент, когда выгоднее с ними договориться, даже «войти в долю», нежели арестовать. Потому что если PIX посадить и машины перестанут угонять, то исчезнет источник заработка. И в какой-то момент граница между ментами и бандитами начинает стираться, и уже не поймёшь, кто есть кто.
У меня был агент из уголовной среды. Он пришёл однажды на встречу совершенно ошарашенный и рассказал такую историю. Едут с одним вором в ресторан. Вор говорит: «Заедем на Шаболовку». — «Зачем?» — «Да там заказ надо сделать на одного». Агент ошалел: «Где заказ? На Шаболовке?»
Остановились прямо напротив РУОПа. Вор позвонил по мобильному, вышел сотрудник. Мент взял протянутую ему фотографию, посмотрел внимательно и положил в карман: «Данные есть, адрес?» Вор говорит: «Да, с обратной стороны всё написано. А цена какая?» Тот пояснил: «Если это бизнесмен, то двадцать тысяч. А если депутат или политический деятель, то цена может быть больше, а может, и вообще за это не возьмёмся».
И они уехали. Мой агент спросил вора: «А предоплата? Чего они прямо так берутся, без предоплаты?» Тот отвечает: «Сначала они всё сделают, а потом мы заплатим". — „А если ты их кинешь?“ Вор усмехнулся: „Ага, попробуй их кинуть“.
Москва и москвичи
— И часто оперативное чутьё заводило тебя туда, куда лезть не следовало?
— Ничто так не бьёт по оперативнику, как сознание собственного бессилия. Взял след, пронёсся по нему, рискуя жизнью, установил преступника, задокументировал его действия. А тебе сверху свистят: отставить, это сюй.
В 1996 году стала поступать информация, что в Лужниках действует липецкая преступная группировка. Было установлено, что торговцы подписывают с руководством контракт на сумму, допустим, пять тысяч рублей за место, а на самом деле платят наличными от двух до десяти тысяч долларов. Эти деньги собирают липецкие бандиты и передают по инстанции — директору Лужников, в Московскую мэрию.
В липецкую группировку внедрили агента, были установлены спортзал, где они собираются, и два джипа, в которые они два раза в месяц грузят большие денежные суммы и развозят по адресам. Нашли несколько торговцев, которые написали заявление, что с них вымогают дань — оформляют одну сумму, а берут другую, не облагаемую налогом. Вместе с группой «Альфа» была подготовлена операция, в ходе которой машина была задержана и бандиты взяты с поличным, с незаконным оружием. В машине — почти миллион долларов. Операцией руководил подполковник Гусак из Оперативного управления.
Операцию провели тайно, почти никто об этом не знал, поэтому не было утечки информации. После того, как липецкие были задержаны с деньгами и оружием, необходимо было возбуцить уголовное дело. Их привезли в местное отделение милиции, и что тут началось! Милиция отказывается выделять следователя. Нужно деньги учесть, они же левые, но налоговая полиция отказывается выезжать на место. Потом из Московского управления ФСБ пошли звонки, что задержанных людей избивали, подбрасывали оружие, гранаты. Дошло до того, что чуть ли не этот миллион долларов подбросили. А на Гусака пытались сфабриковать заявление, что он под крышу хотел взять Лужники.
Потом, когда на рынке зарезали азербайджанца, выяснилось, что это липецкие сделали. За то, что он вовремя деньги не выплатил. Руководство Москвы тогда спустило расследование на тормозах, заявив, что опасается беспорядков. Они прекрасно понимали, что если начать уголовное дело по факту убийства, выяснится, что со всех торговцев собирают левые деньги и отправляют в мэрию.
— А как вы установили, что деньги отправляют именно в мэрию?
— Оперативной разработкой это и было установлено — куда они идут. Для московского правительства.
— Но оперативные данные ещё не факт?
— Да, оперативные данные надо легализовать. Надо брать людей с поличным и спрашивать, где деньги взяли. С кого собрали? Это же нужно доказать. Люди пишут заявления, что с них взяли эти деньги. Должно следствие подключаться и проверять, допрашивать людей, спрашивать: как долго вы здесь работаете? Кому платите? Что у вас в договоре? Почему платите налом? Почему валютой? Кто с вас собирает? А что будет, если вы не заплатите?
Всё это надо было документировать следственным путём, и тогда бы установили, куда деньги идут дальше. Эти бы сказали: «Мы отвезли туда-то», допросили бы следующих, те сказали бы: «А мы возим туда». Задержаны с оружием, с деньгами, есть люди, которые пишут заявления. Но… следователя никто не выделяет для работы.
Наша агентура просто животы надрывала: что, руки коротки мэрию обнять?
— А деньги куда делись?
— Насколько мне известно, деньги в милиции остались. Оставили там, и всё. Раз дела нет, значит, деньги должны были вернуть липецким, а липецкие — не иначе как в мэрию.
— Миллион долларов?
— Точно не знаю, говорят, даже больше миллиона. Я не спрашивал Гусака, куда эти деньги они подевали. Знаю, что их в милицию сдали, а как милиция распорядилась ими, не спрашивал. Единственно помню, что потом Гусак ходил, объяснения писал.
— И всё же, как всплыли фамилии, точные адреса передачи денег?
— Это уже потом через свои источники я начал устанавливать, что собой представляет липецкая группировка. Почему за них так вступились? Надо мной мои агенты смеялись: «Они уже давно там, в Лужниках сидят, а деньги идут в мэрию». И рассказали, кому и как все эти деньги передавались. А куда ты пойдёшь с этой информацией? Кому её понесёшь? Её никто не принимает. Была даже в газете статья одна, что всё случившееся — разборки, какие-то крышные дела. Хотя я точно знаю, Гусак в той ситуации работал без чьего-либо заказа. Он, просто бандитов задерживал.
Клиент Пичуга
— Говорят, что однажды ты спас воровской общак. Как это?
— Не совсем воровской общак. Речь идёт о ста тысячах долларов, которые, как потом выяснилось, принадлежали одному из воровских общаков. В 96-м году ко мне обратился сотрудник Московского угрозыска, офицер четвёртого отдела Андрей Федотов (четвёртый отдел занимается грабежами и бандитизмом). Он сказал: —Люди хотят с тобой встретиться».
— «Что за люди?» — «Члены одной преступной группировки — ответвление солнцевской».
— Как они узнали о твоём существовании?
— Я занимался освобождением заложников, причём довольно успешно — многих нашёл. Естественно, об этом говорили, и не они первые ко мне обращались. Что-что, а находить заложников я умел.
— Обращение к тебе преступной группировки должно было быть зафиксировано в рапорте?
— Конечно. И об этом было доложено руководству. Но ведь это только по оперативным данным они числились членами преступной группировки. Взять, например, Михася. Все говорят: солнцевский бандит. Но ведь за бандитизм он не осуждён. Хотя по оперативным данным за ним достаточно —заслуг».
— Швейцарский суд его оправдал.
— Да, потому что российские правоохранительные органы никаких материалов на него не выслали. По оперативным данным, один из заместителей министра МВД, который и сейчас занимает высокий пост, получил за то, что не передал материалы швейцарцам, миллион долларов от адвоката Михася.
Почему ко мне обратились эти люди? Один из их лидеров был Миша, по кличке Кореец. Он в самом деле был кореец. Эта бригада контролировала часть коммерческих магазинов на Ленинском проспекте.
— Это известно?
— Конечно. Сегодня про любой магазин, про любую фирму известно, кто её контролирует. Бандиты — всё меньше, ФСБ и милиция — всё больше.
Так вот, они мне рассказали, что несколько дней назад Кореец был похищен. Люди остановили машину, представились сотрудниками милиции, вытащили его из автомобиля и увезли. По его же мобильному телефону стали требовать несколько сот тысяч долларов.
Я доложил руководству, начальнику отдела Колесникову. Мне дали команду искать. В третьем отделе РУОПа оформили заявление. И мы вместе начали работать. Установили примерный круг лиц, которые могли его похитить, откуда работает телефон Корейца. Нам удалось выйти на контакт с преступниками, это у нас называется «ложный оперативный контакт».
— Почему ложный?
— Меня представили как члена другой группировки, которая участвует в выкупе Корейца. Часть денег мне привезли его люди. Похитители не знали, что мы из ФСБ. Думали — бандиты едут выкупать своего человека.
Давал деньги вор в законе Пичуга (с ним я потом столкнулся в тюрьме), а непосредственно мне более ста тысяч долларов принести Андрей Вольф, лидер реутовской группировки, и уголовный авторитет Утёнок, из Ухты. Мы вместе с Утёнком поехали выкупать Корейца. Утёнок тоже думал, что мы бандиты. Встреча была назначена возле церкви, на въезде в Мытищи.
Подъехали, подошёл человек с телефоном Корейца — это был пароль. Мы договорились, что едем вместе, отдаём деньги, забираем заложника и задерживаем преступников с поличным. Доказательством того, что мы не менты, было присутствие Утёнка — ни один преступный авторитет ни за какие деньги не пойдёт вместе с ментами, просто не может этого сделать по понятиям. А Утёнок-то не знал!
Переговорили и поехали. И вдруг милиция останавливает машины и задерживает Утёнка и человека с телефоном Корейца. Операция сорвана, —ложный оперативный контакт» закончился. Всем стало ясно, кто есть кто. Я говорю: «Вы что делаете! Вы почему сорвали операцию! Он же нас везёт к Корейцу!» А они: «Так надо!» Повезли нас в РУОП.
— А ты представился?
— Так это же были те самые менты, с которыми мы работали! Был план совместных действий милиции и ФСБ. А тут они срывают операцию. На повороте с Ленинского на Шаболовку этот человек, похититель, — они на него даже наручники не надели — открывает дверцу машины и смывается. Я — за ним. Мне менты кричат: «Не стреляй! Не стреляй!» Я сделал шесть выстрелов в воздух — в пять часов дня — можете себе представить, что творилось на Ленинском! Я в воздух стрелял. Напротив здания Министерства внутренних дел. Пули на излёте могли в кабинет к министру залететь. Догнал, прыгнул на него. Задержал.
Привозим его в РУОП. А менты говорят: «Сейчас будем пытать. Выбьем из него, где Кореец». Я пытаюсь их остановить: «Не надо пытать. У него телефон Корейца. Надо просто допросить». Они упёрлись: «Так ничего не скажет. Надо пытать».
Я зашёл в соседний кабинет поговорить с Утёнком уже в новом качестве. Утёнок сидит в наручниках с вытаращенными глазами и говорит:
«Вот я попал! Саня, ты в каком звании?» Я говорю: «Я из ФСБ, подполковник». Он: «Спасибо, что не мусор».
Возвращаюсь, а они этого, с телефоном, отпустили! "Почему отпустили?» — «У нас нет оснований его задерживать». Как нет? У него же вещественное доказательство — телефон заложника в руках. Вечером докладываю руководству. Мне говорят: «Возвращайтесь, ищите его».
Установили, где он живёт. Дома он, естественно, не появился, исчез.
Утром возвращаемся в ментовку — сидит Утёнок, с которого уже сняли крест вместе с золотой цепью. Он просит: «Саня, по старой дружбе скажи, чтоб крест вернули, это подарок друзей». Я пошёл, еле уговорил. Крест вернули, а Утёнка отпустили.
Потом ко мне пришли люди от Пичуги, которые деньги давали на выкуп. Говорят: «Нам деньги не вернули». Я: «Как не вернули?! Я же руоповцам оставил». Поехал к руоповцам: «Верните деньги!» Они меня в сторонку отозвали: «Ты чего? Это ж воровские деньги!» Я говорю: «Воровские? Ну, так запишите в протокол, изымите, как положено, вызовите налоговую!» — «Слушай, Саня, не лезь в наши дела, мы сами знаем, как с жуликами разбираться». Я говорю: «Знаете что, друзья мои! Эти деньги люди мне давали. Верните!» И тут вижу — на стеллаже сумка лежит, с которой я ехал. Вытащил её — вот и деньги. Они: «Ты чего, собираешься бандитам деньги возвращать? Ах ты, мудак!»
Я взял деньги, поехал к бандитам. За столом сидят Утёнок, Вольф и ещё ясеневские. Вольф изумлён: «Никогда в жизни такого не видел. Кто бы подумал, что менты способны деньги отдать. Такого в истории ещё не бывало! Мужики, приколитесь, чего делается! Саня, тебя в психдом отправят!» Я говорю: «Пересчитайте!» Они: «Да ты что! Даже если чего-то не хватает, мы согласные!»
А Кореец появился сам по себе через несколько дней — придумал историю, как сбежал от похитителей. Я тем временем установил с одним руоповцем оперативный контакт, и он мне рассказал, что Корейца никто не воровал. Он вместе с сотрудниками третьего отдела сам организовал своё «похищение», чтобы с воровского общака собрать деньги и с ментами их поделить. Вот почему руоповцы операцию сорвали! А Пичуга мне передавал большое спасибо, потому что это он за деньги отвечал, даже если бы выяснилось, что менты их обманули.
— А Корейцу ничего не было за попытку похитить деньги? Свои воры ему не отомстили?
— А откуда они знают? Я же им не говорил.
— Ты Пичуге не сказал?
— А почему я должен ему говорить? Что я, к нему нанимался? Он вор, а я офицер ФСБ. У меня задача была найти и освободить заложника.
И в другой ситуации эти деньги нужно было бы изъять. Я же предложил тогда руоповцам изъять деньги под протокол. Они не захотели, потому что если под протокол, то придётся сдать всё в казну.
Кореец тесно был связан с РУОПом. У него в бригаде был такой Илья Литновский. Кореец занимался, среди прочего, и заказными убийствами. И Илью этого он хотел подписать на убийства, а тот испугался и сказал, что убивать не будет и уйдёт из бригады. И ушёл, устроился в Ясенево в сервис — иномарки ремонтировать. Кореец ему говорит: «У меня ещё никто из бригады просто так не вышел. Сделаешь то, что я тебе скажу».
И вот однажды Литновский возвращается со своей матерью с рынка около одиннадцати часов утра, его задерживают сотрудники РУОПа, подбрасывают ему в сумку гранату и сажают в тюрьму. Мне об этом рассказал оперативный источник. Я взял ситуацию на контроль — велел источнику рассказывать, что будет дальше.
Илью посадили в «Матросскую тишину». Туда к нему приходят сотрудники РУОПа и говорят: «Или ты будешь убивать, или получишь большой срок. Если согласишься, сделаем так, чтобы тебе дали условно и выпустили». Он отказался. Тогда его начали кидать по камерам. Это очень плохо в тюрьме.
И вот начался суд. Я приехал. Судья мне говорит: «Я знаю, что гранату подбросили. А что я могу сделать? Руоповцы требуют, чтобы я дала ему три года. Я дам полтора. Ну не могу же я его отпустить». — «Но человек же не виноват. И вы это знаете!" — „Да, — говорит, — знаю. Он у нас тут не первый. У нас потоком идут подброшенные наркотики, патроны, гранаты. Что мне, милиционеров сажать?“