Долго хранилась у разинцев память о мальчике. Пушку Ивана Заброды теперь называли "Баширкина пушка".
РАЙСКАЯ ЯГОДА
Недолго пробыл в Самаре Разин. Дальше - на Север, к Симбирску пошёл походом.
Идёт вверх по Волге Разин. А в это время следом за ним поднимается струг с виноградом. Это астраханцы решили послать атаману гостинец.
- Пусть отведает отец атаман. Пусть и казаки ягодой этой побалуются.
Виноград отборный - райская ягода. Грозди одна к одной.
Добрался струг до Царицына. В Царицыне Разина нет. Ушли отряды уже к Саратову.
Филат Василёнок - старший на струге - подал команду трогаться дальше в путь.
Добрался струг до Саратова. В Саратове Разина нет. Ушли отряды уже к Самаре.
Призадумался Филат Василёнок. Лето жаркое. Дорога дальняя. Портиться стал виноград. Половина всего осталась.
- Ну и прытко идёт атаман!
Подумал Филат, всё же решил догнать Разина.
- Налегай, налегай! - покрикивает на гребцов.
Налегают гребцы на вёсла.
Прибыли астраханцы в Самару. В Самаре Разина нет.
- О господи! - взмолился Филат Василёнок. - За какие такие грехи наказал ты меня, несчастного?
От винограда и десятой доли теперь не осталось. Гребцы за дорогу к тому же устали. В струге возникла течь.
Думал, думал Филат Василёнок, крутил свою бороду. В затылке и правой и левой рукой чесал. Прикидывал так и этак. Ясно Филату, не довезёт он Разину гостинец в сохранности.
Решил Василёнок дальше не плыть. "Эх, была не была - раздам виноград я самарцам! Детям, - подумал Филат. - Вот кому будет радость".
Так и поступил.
Для самарцев виноград - ягода невиданная. Собрались к берегу Волги и мал и стар.
Раздавал Василёнок виноград ребятишкам, приговаривал:
- Отец атаман Разин Степан Тимофеевич жалует.
То-то был праздник в тот в день в Самаре! Виноград сочный, вкусный. Каждая ягода величиною с грецкий орех. Набивают ребята рты. Сок по губам, по щекам течёт. Даже уши в соку виноградном.
Вернулся Василёнок в Астрахань. Рассказал всё, как было. Не довёз, мол, виноград Разину. Раздал его в Самаре ребятам.
- Как! Почему? - возмутились астраханцы.
Обидно им, что их гостинец не попал к Степану Тимофеевичу. Наказали они Филата. А к Разину послали гонца с письмом.
Написали астраханцы про струг с виноградом, про Филата, про самарских ребят. В конце же письма сообщили: "Бит Филат Василёнок нещадно кнутами. А будет воля твоя, отец атаман, так мы посадим его и в воду*. Отпиши".
_______________
* П о с а д и т ь в в о д у - вид казни: человека сажали в
мешок и бросали в реку.
Ответ от Разина прибыл.
Благодарил Степан Тимофеевич астраханцев за память, за струг. Написал и о Филате Василёнке. Это место астраханцы читали раз десять. Вот что писал Разин:
"А Филатке Василёнку моя атаманская милость". Далее шло о том, что жалует Разин Филата пятью соболями, то есть пятью соболиными шкурками, казацкой саблей и шапкой с малиновым верхом. "Дети, - значилось в разинском письме, - мне паче себя дороже. Ради оных и бьёмся мы с барами. Ради оных мне жизни своей не жалко".
ДЕЛО БЫЛО В КРУТЫХ ЖИГУЛЯХ
Дело было в крутых Жигулях. Избили товарища разинцы.
Началось всё с того, что собрались они на высокой круче. Смотрели оттуда на даль и ширь. Простором речным любовались. Потом незаметно завязался у них разговор. Слово за слово. Шутка за шуткой. Где на серьёзе, где просто с ухмылкой. Кончилось тем, что заспорили разинцы вдруг, что бы сделал каждый из них, если бы стал царём. Вот до чего додумались.
- Я бы досыта ел, - заявил один.
- Я бы досыта спал, - заявил второй.
- Я бы вёдрами брагу пил, - прозвучал и такой ответ.
Кто-то сказал:
- Я бы в кафтане ходил малиновом.
Пятый тоже мыслишку под хохот вставил:
- Ой, братцы! Если бы только я стал царём, я бы на персидской княжне женился.
Потом ответы пошли посерьёзнее.
- Я бы всё поменял местами. Простых людишек боярами сделал, бояр превратил в холопов.
- А я бы, как батька наш Степан Тимофеич, волю любому и землю дал.
- Я бы дворянство извёл под корень.
Увлеклись, размечтались не в шутку разинцы. Начинают уже говорить и о том, что не под силу царю любому, будь ты хоть первым из первых царь. В голову лезут любые фантазии.
- Я бы скатерть завёл самобранку. Бросил её на землю: "Эй, набегай, людишки!" - любого рода, любого племени - турок, башкир, казак. В обиде никто не будет.
- Я бы дивный построил город. Чтобы стены его - до неба, крыши - из хрусталя. Живите на славу, люди!
- А я бы такое сделал, чтобы люди не знали смерти.
- Я бы придумал живую воду, чтобы поднять из могил погибших в боях казаков.
- Дал бы я людям крылья, чтобы люди выше орлов летали.
Шумно ведётся спор. О красивой жизни народ мечтает. Каждый всесильным себя считает.
И только парень один молча стоял, прислонившись к сосне, смотрел на других удивлённо и глупо глазами хлопал.
- Ну, а ты бы, - полезли к нему казаки, - что ты сделал, если бы стал царём?
- Я-то? - переспросил парень.
- Ты-то.
- Я бы купил корову.
Сбил он ответом разинцев. Хоть и понятны его слова. В жизни парень, видать, намучился. Да не к месту его ответ. Зачем же в такую минуту он с дурацкой коровой сунулся? Сбил у людей фантазии.
Обозлились на парня разинцы.
Дело было в крутых Жигулях. Побили товарища разинцы.
КАЧЕЛИ
Быстро шёл вверх по Волге Разин. Истомились войска в походе. И вот в каком-то приволжском большом селе стали они на отдых.
В первый же день казаки соорудили качели. Врыли в землю столбы - в каждом по пять саженей. Выше деревьев взлетали качели.
Сбежались к берегу Волги и парни, и девки, и всё село.
Визга здесь было столько, смеха здесь было столько, что даже Волга сама дивилась, привставала волной на цыпочки, смотрела на шумный берег.
В полном разгаре отдых. Три дня как кругом веселье.
- Эх, простоять бы нам тут неделю! - поговаривают казаки.
К Волге, к качелям, вышел и Разин.
- А ну-ка, батька!
- Степан Тимофеевич!
- Место давай атаману! Место! - кричат казаки.
Потащили его к качелям:
- Прелесть кругом увидишь!
Усмехнулся Степан Тимофеевич:
- А вдруг как не то с высоты увижу?
- То самое, то, - не унимаются разинцы. - И Волгу, и плёс, и приволжские кручи. Над лесом взлетишь, атаман. Как сокол расправишь крылья.
Залез на качели Разин. Вместе с девушкой местной - Дуняшей. Замерло сердце у юной Дуняши. Вцепилась она в верёвки.
Набрали качели силу: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Разгорячился Степан Тимофеевич. Разметались под ветром кудри. Полы кафтана, как крылья, дыбятся. Глаза чёрным огнём горят.
Всё выше и выше взлетают качели. Режут небесную синь.
- Вот это да! По-атамански, по-атамански! - кричат казаки.
Побелела совсем Дуняша.
- Ух, боязно! Ух, боязно!
- Девка, держись за небо! - какой-то остряк смеётся.
Состязаются весельчаки:
- Отец атаман, бабку мою не видишь?
- Может, ангелов в небе видишь?
- Как там Илья-пророк?
- И ангелов вижу, и бабку вижу. А вона едет в карете Илья-пророк, отвечает на шутки Разин. А сам всё время на север смотрит - туда, куда дальше идти походом. Даже ладошку к глазам подводит.
Заприметили это разинцы.
- Что там, отец атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
- Что видишь, отец атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
Недоумевают внизу казаки. Может, пожар атаман увидел? Может, боярские струги идут по Волге? Или вовсе какая невидаль? Прекратилось вокруг веселье. Обступили качели разинцы.
- Что видишь, отец атаман?
Выждал Разин, когда всё утихло:
- Горе людское вижу. Слёзы сиротские вижу. Стоны народные слышу. Ждут нас людишки. На нас надеются.
Кольнули слова атамана казацкие души.
Замедлили мах качели. Спрыгнул на землю Разин. Подошёл к нему сотник Веригин:
- Правда твоя, атаман. Не ко времени отдых выбран.
- Верно, верно, - загудели кругом казаки. - Дальше пошли походом.
Поднялось крестьянское войско. Сотня за сотней. Отряд за отрядом. Вздыбилась дорожная пыль.
Остались в селе качели. Долго ещё на них мальчишки взлетали в небо. И, замирая на высоте, вслед ушедшим войскам смотрели.
Г л а в а т р е т ь я
СНЯТСЯ БОЯРАМ СТРАШНЫЕ СНЫ
ЕПИФАН КУЗЬМА-ЖЕЛУДОК
Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник - Разин верхом на коне.
В тревоге живут бояре. И в Твери, и в Рязани, и в Орле, и в Москве, и в других городах и сёлах.
Послышится цокот копыт по дороге - затрясутся осинкой боярские ноги.
Ветер ударит в окна - боярское сердце замрёт и ёкнет.
Боярин Епифан Кузьма-Желудок боялся Степана Тимофеевича Разина не меньше других. А тут ещё барский холоп Дунайка рассказывал ему что ни день, то всё новые и новые страсти. И, как назло, всегда к ночи.
Много про Разина разных слухов тогда ходило. И с боярами лют, и с царскими слугами крут. И даже попов не жалеет. А сам он рождён сатаной и какой-то морской царицей. В общем, нечистое это дело.
- Пули его не берут, - говорил Дунайка.
- Пушки, завидя его, умолкают.
- Перед ним городские ворота сами с петель слетают.
- Ох-ох, пронеси господи! - крестился боярин Кузьма-Желудок.
- А ещё он летает птицей, ныряет рыбой, - шепчет Дунайка. - Конь у него заколдованный - через реки и горы носит. Саблю имеет волшебную. Махом одним сто голов сбивает.
- Ох, ох, сохрани господи!
- А ещё, - не умолкает Дунайка, - свистом своим, мой боярин, он на Волге суда привораживает. Свистнет, и станут на месте струги. Люди от погляда его каменеют.
- Ох, ох, не доведи свидеться!
Живёт боярин, как заяц, в страхе. Потерял за месяц в весе два пуда. Постарел сразу на десять лет. На голове последних волос лишился.
Молился боярин Епифан Кузьма-Желудок, чтобы беда прошла стороной. Не услышал господь молитвы.
И вот однажды ночью случилось страшное. Открыл бедняга глаза - Разин стоит у постели.
Захотел закричать боярин. Но понимает - не может.
И Разин молчит, лишь взглядом суровым смотрит. Глаза чёрным огнём горят.
Чувствует боярин, что под этим взглядом он каменеет. Вспомнил слова Дунайки. Двинул рукой - не движется. Двинул ногой - не движется.
- О-о!.. - простонал несчастный. Но крик из души не вышел.
Утром слуги нашли хозяина мёртвым.
- С чего бы?
- Да как-то случилось!
Не понимают в боярском доме, что с барином их стряслось.
- Что-то рано господь прибрал.
- Жить бы ему и жить.
- Может, выпил боярин лишку?
- Может, что-то дурное съел?
- Сон ему, может, недобрый привиделся? Уж больно всю ночь стонал.
...Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник.
ВЕРХНИЙ ЛОМОВ, НИЖНИЙ ЛОМОВ
Стояли они по соседству. Два небольших городка - Верхний Ломов, Нижний Ломов.
Когда разинцы брали города, они поступали так. Собирали на площадь народ. Приводили сюда воеводу. Люди и решали его судьбу.
Разинский сотник спрашивал:
- Карать или миловать?
Если люди кричали: "Карать!" - воеводу тут же при всех казнили.
Если кричали: "Миловать!" - отпускали его, не тронув.
Так было в Саратове, в Самаре, в Чёрном Яру, в Царицыне. Так поступали восставшие и в других городах.
Оба Ломова взял разинский атаман Михаил Харитонов.
Ворвались разинцы в Нижний Ломов. Собрали народ. Привели воеводу.
Вышел вперёд Михаил Харитонов:
- Карать или миловать?
Кто-то крикнул:
- Карать!
Но тут же десятки других голосов:
- Миловать!
- Миловать!
- Миловать!
Отпустил атаман Михаил Харитонов воеводу. Видать, не все воеводы звери. У иных и что-то людское есть. Если люди кричат помиловать - тут уж верховный суд.
Ворвались разинцы в Верхний Ломов. Да что-то замешкались - дело было к исходу дня, не сразу людей собрали. Сидел воевода пока под запором, ждал своей участи.
Вспомнил Харитонов утром про арестанта, дал команду собрать народ. Собрались горожане на площади.
Пришёл Харитонов. Ждёт, когда казаки приведут воеводу. И вдруг прибегают, докладывают разинцы:
- Атаман, нет воеводы. Сидел под запором, а ноне пусто.
- Как - пусто? Бежал?!
- Нет, не бежал, атаман.
- Может, от страха помер?
- Нет, страх его, чёрта, не взял. Однако в живых его тоже нет.
- Как нет?!
- Людишки без нас сами подняли его на вилы. Проголосовали уже людишки.
ПРИЮТ И ПОКОЙ
Охватило крестьянское возмущение всю Волгу, от понизовых до самых северных её городов. Разин идёт по центру, а слева и справа и забегая вперёд, словно реки в разлив по весне, растеклись и поднялись сотни других отрядов. Восстали крестьяне и на Ветлуге, и на Хопре. Бьют тревогу бояре в Тамбове и Пензе. У Тулы и даже под самой Москвой загоны восставших бродят. Владимир и Суздаль не знают покоя. Украина вот-вот за бояр возьмётся.