В той зеленой, прекрасной стране жилось хорошо. Голодно после того, как уехал отец, но хорошо. Сперва отец присылал немного денег, а потом пришли вести, что он пропал без вести.
Потом он почти двенадцать лет прожил в Нью Йорке, там ему с самого начала приходилось трудно. Почти каждый день он дрался со сверстниками, а они - крепкие уличные мальчишки - были так же привычны к дракам, как и он, однако у них отсутствовала его врожденная быстрота и сила, приобретенная в работе с кузнечным молотом и тяжким фермерским трудом. Он отколошматил их всех.
Всех, кроме Пегана Райса, парнишки постарше, который избил его четыре раза. Но Тома били не напрасно, он учился уличной драке. У Пегана была привычка опускать левую руку после удара, которая сослужила ему плохую службу. Однажды Том во время драки улучил такой момент и ответил правой. Удар пришелся Пегану в подбородок. Расчет оказался верным: противник Шанаги рухнул, как подкошенный. Пеган встал, Том сделал ложный замах, Райс обманулся и ударил левой, а Шанаги снова пробил его оборону и попал в лицо. После этого Пегана Райса он больше не видел.
Шанаги стал посыльным у Джона Моррисси, разнося приказы игрокам и игорным домам, уличным женщинам и букмекерским конторам, где тратил деньги народ попроще.
И все же два-три раза в неделю час или два ему удавалось поработать с Маккарти, а иногда и целый день. Несмотря на тяжелую работу, а может быть благодаря ей, в кузнице ему нравилось. И нравился Маккарти. Старый ирландец был честным и прямым человеком, не тронутым царившим в городе разложением нравов.
Когда он не работал с Маккарти, Шанаги часто посещал салуны и притоны.
Такие люди как Моррисси, которые контролировали голоса ирландцев, были важными персонами в Таммани-холле, а Моррисси, обладая врожденной хитростью, старался стать самой важной персоной. Он был вызывавшим восхищение кулачным бойцом и политиком, занимавшимся делами ирландских эмигрантов. Он находил им работу, улаживал проблемы. Его головорезы или, как их называли, "толкачи" наводили страх на голосующих за оппозицию, охраняли собственных избирателей, подделывали бюллетени и занимались разными темными делишками.
Все решала личная популярность Моррисси.
Шанаги исполнилось тринадцать лет, когда он повстречал старого занакомого. Он шел по Файв Пойнт, шагая по середине мостовой, как и положено хозяину района, когда увидел Мейд O'Килларни. Кобыла была запряжена в повозку мясника.
Он подошел к обочине и остановился. Стараясь не обращать на себя внимания, Том внимательно осмотрел лошадь. Тот же шрам над копытом, тот же окрас. Это она.
Спокойно стоящая лошадь вдруг сделала шаг вперед и вытянула морду к нему. Том погладил ее, а когда из дома вышел посыльный, развозивший мясо, прокомментировал: - Хорошая лошадка.
- Проворная, - сказал посыльный. - Слишком проворная.
Шанаги запомнил название фирмы, написанное на борту повозки, помахал на прощание рукой и отправился дальше. Но завернув за угол, бросился бежать.
Он знал, что Моррисси сидит в своем игорном доме и поспешил именно туда.
Том вошел в комнату и увидел, что Моррисси сидит за столиком в компании незнакомых людей, перед ним стояла кружка пива, в кулаке зажата сигара.
- Сэр? Мистер Моррисси? - Старик Моррисси не любил, когда его прерывали. Он резко обернулся, однако увидев Тома, смягчился. - В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Мне надо поговорить с вами, сэр. Как можно скорее.
Моррисси изумленно уставился на Тома. На протяжении полутора лет, с тех пор, как он впервые увидел мальчишку, тот никогда не осмеливался заговорить первым. Он не путался под ногами, делал, что велено, и держал язык за зубами.
- Что такое?
- Наедине, сэр. Я должен поговорить с вами один на один.
Моррисси отодвинулся от стола. - Надеюсь, вы извините меня, джентльмены.
Взяв пиво в одну руку, сигару в другую, он проводил Тома к уединенному столику, уселся и знаком показал Шанаги, чтобы тот занял место напротив. Так в чем же дело, малыш? Как ты знаешь, я занятой человек.
- Сэр, я только что видел Мейд O'Килларни.
- Кого? Что это за Мейд? Или кто это?
- Лошадь, сэр. Скаковая лошадь. Она развозила мясо в Файв Пойнт.
Моррисси вставил сигару в рот. - Скаковая лошадь тянет мясницкую повозку? Должно быть, она не так уж хороша. Может сломала что-нибудь?
- Не думаю, сэр. Она выглядела прекрасно, только неухоженная. Я хорошо ее знаю. Она необычайно резвая, и даже если находится не в лучшей форме, от нее можно иметь жеребят, сэр.
- Ладно, парень. Не торопись и расскажи мне все подробно.
Как давно это было? Шанаги, подложив руки под голову, смотрел на шелестящую вверху листву. Десять лет назад? Давно, очень давно.
Медленно и подробно он рассказал Джону Моррисси о Мейд, как присутствовал при ее рождении, как объезжал ее на тренировках и участвовал в первых скачках.
- Мейд выиграла, - объяснял он, - потом опять выиграла. Она победила еще дважды с другим жокеем, затем ее владелец проигрался в карты. Он потерял Мейд и ее продали какому-то американцу.
Моррисси стряхнул пепел. - Ты не ошибся?
- Уверен. Первые подковы ей выковал мой отец. Я играл с ней мальчишкой. Нет, я не ошибаюсь, да и она меня вспомнила.
- Сколько ей сейчас?
- Пять лет... чуть больше.
Через два дня Моррисси его вызвал.
- Том, мой мальчик, как тебе понравится ездить на мясницкой повозке?
- Как скажете.
- Тогда считай, что у тебя новая работа. Будешь развозить мясо и проверишь лошадь. Как я понимаю, все доставки должны быть закончены к полудню. Когда освободишься, отведешь лошадь к Фенвею. Завтра суббота. Утром выведи ее на дорожку и немного поработай. Легонько. Понаблюдай, как она двигается, не случилось ли с ней чего. Там будет Локлин, он хорошо разбирается в лошадях. Он будет за вами присматривать. Сейчас никаких рекордов, потому что жила Мейд в плохих условиях и обращаться с ней надо заботливо. Но не вздумай ее вычесывать и скрести. И ни слова никому, ты понял? Ни слова!
Воскресное утро было холодным, с привкусом тумана в воздухе. Он вывел Мейд на дорожку, и Локлин ободряюще махнул рукой.
- Один круг, парень. Посмотрим, как она двигается. Может мы что-то имеем, а может нет.
Когда они выехали на дорожку, Мейд вспомнила. Голова ее вздернулась, она закусала удила. - Не сейчас, малышка. Успокойся... Успокойся!
Мейд пустилась в галоп и прошла один круг. Когда Шанаги натянул поводья возле ворот, его уже ждал Локлин.
- Хорошо идет. Немного застоялась, вот и все.
Том сделал еще один круг, на этот раз чуть быстрее. Мейд натягивала поводья, стремясь пуститься вскач, и ему приходилось сдерживать кобылу.
- Как она себя вела? - спросил Локлин, когда они вернулись к началу дорожки.
- Она боец, мистер Локлин. Она любит выходить из-за спины, и если в ней что-то осталось от прежних времен, она сможет мчаться, как вихрь.
С неделю он развозил мясо на повозке, запряженной другой лошадью, очень похожей на Мейд. После полудня он работал на ипподроме. У Мейд было врожденное желание к соперничеству, она любила скачки и любила побеждать. Шанаги не знал, что задумал Моррисси, но догадывался, что тот задумал заработать на этой лошади кучу денег.
- Том, - сказал однажды Моррисси, - некоторое время не показывайся на Барклай-стрит. - Он прикурил новую сигару. Туда приходит играть один человек, который мнит себя знатоком лошадей. У него есть своя кобыла. Этот человек хвастается, что она лучшая в мире, а мой друг хочет поймать его на слове.
Как-то утром Том должен был доставить мясо на Барклай-стрит. Он остановился, чтобы взять пакеты с мясом из повозки, когда увидел Моррисси. С ним было несколько человек, и Том услышал, как один из них сказал: - Что? Да моя кобыла выиграет у любой из них. Повторяю: у любой!
В голосе говорившего слышались высокомерные нотки, однако Шанаги не обернулся, хотя ему очень хотелось.
- Боб, - произнес другой голос, - ты все время болтаешь о своей драгоценной кобыле. Мы слышим от тебя много, но ничего не видим. По-моему, ты просто треплешься.
- Ничего подобного! Она выиграла шесть последних скачек и выиграет следующие шесть! Если хочешь поставить на кого-нибудь другого, выбирай себе лошадь!
- Ба! - в голосе Суини сквозило презрение. - У меня нет лошади, и ты это прекрасно знаешь. Однако мне кажется, что кроме слов и тебя ничего нет. Могу спорить, что эта дохлятина перескачет твою кобылу.
- Что?
Мейд, в шорах и с сеткой от мух, с поникшей головой стояла в ожидании Тома и вяло подгребала копытом дорожную пыль.
- Не будь идиотом, Суини, - запротестовали остальные, - эта кляча свое отбегала. Во любом случае такое животное вряд ли сможет перейти даже на рысь. Все, что она может, - это тянуть повозку.
Из игорного дома вышел Локлин. - Что такое? Что происходит?
- Суини только что поспорил, что вот эта водовозная кляча победит Уэйд Хэмптон Боба Чайлдерса. Он, конечно, шутит, но...
- Какие, к дьяволу, шутки, - сердито сказал Суини. - Я совершенно серьезно! Боб болтает о своей кобыле, будто это единственная лошадь в мире. По-моему, с его стороны это пустые разговоры.
Локлин пожал плечами. - Ты же не станешь утверждать, что эта кобыла победит скаковую лошадь! Ты, должно быть, свихнулся, но если ты серьезно, я ставлю двадцать к одному, что Уэйд Хэмптон выиграет.
- Двадцать к одному? Согласен.
Суини в нерешительности замялся. - Ну... Не знаю...
- Пошел на попятную, Суини? - спросил Боб Чайлдерс. - Сам же говорил, что все это пустые разговоры.
- Будь я проклят, если откажусь от своих слов! Я сказал, что спорю, значит, спорю! Двадцать к одному. У меня есть тысяча долларов, которая утверждает, что эта лошадь выиграет.
- Тысяча долларов? - В разговор впервые вступил Моррисси. - Это большие деньги, Суини.
- У меня они есть, и я их ставлю, - упрямо повторил Суини. - Боб, ты с Локлином можешь либо принять пари, либо заткнуться.
- Подумай, что ты делаешь, Суини. Ведь у Боба скаковая лошадь, а ты поставил на старую, закостенелую дохлятину. Черт возьми, если она когда-то и бегала, то только в далекой юности. Брось этот спор.
- Он слелал ставку, и я ее принимаю, - сказал Локлин. - Я ставлю все, что у меня есть, но с одним условием: скачки состоятся завтра. - Локлин повернулся к Чайлдерсу. - Боб, - сказал он мягко, - это будут самые легкие деньги, которые мы заработаем. Я знал, что Суини дурак, но не знал, что его дурость дошла до таких пределов. Я получу тысячу за вложенные двадцать, и все это в течение нескольких минут. - Он помолчал. - Сколько поставишь ты, Боб? Можешь взять с него сколько угодно, потому что он слишком упрям, чтобы отказаться. Ты знаешь Суини, он только и делает, что проигрывает.
- Ну... - нахмурился Чайлдерс, - я должен подумать.
- Со Суини мы с тобой сдерем кучу денег, такой уж он бестолковый. Другого такого шанса у нас не будет. Думаю, его можно расколоть тысяч на двадцать-тридцать. Я могу достать еще двадцать, а если ты выложишь шестьдесят, мы его обчистим. Это не спор, а конфетка.
- Это уйма денег, - пробормотал Чайлдерс.
- Конечно. Нам за год столько не получить. Черт возьми, ты зарабатываешь столько же у себя в салуне за три года. Если человек дурак, давай отберем у него деньги, пока это не сделали другие.
- А как Моррисси? Он с нами?
Локлин пожал плечами. - Пока он ни с кем. Бьюсь об заклад, что когда он увидит, сколько мы имеем, ему тоже захочется разбогатеть на дармовщинку, но Джон не игрок. Он заправляет игорными домами, но сам никогда не садится к столу.
Это было десять лет назад или даже больше. Шанаги вспомнил день скачек. Он выехал на Мейд, нарочно забросанной пылью и неухоженной, словно это и вправду была тягловая лошадь. Но Шанаги нервничал, потому что скрыть ее породу было невозможно.
Уэйд Хэмптон стартовала хорошо и на дальнем повороте обгоняла Мейд на три корпуса. Затем Том перестал сдерживать Мейд, и она радостно, предвкушая победу, понеслась вперед. Когда они прошли под финишной лентой, Мейд выигрывала полкорпуса.
Моррисси предупредил его: - Слушай, парень, если станешь выигрывать, не давай ей показать себя полностью, понял? Мы используем ее еще раз.
Мейд выиграла, и Суини, Локлин и Миррисси поделили между собой шестьдесят тысяч долларов.
Шанаги рассказал о скачках Маккарти, и старый кузнец бросил работу и выпрямился.
- Да, я слыхал об этом. Значит, ты тоже приложил сюда руку? Как тебе не стыдно? Это же чистое надувательство. Вам всем должно быть стыдно. Если б только об этом узнали их старухи-матери!
- Но мистер Локлин тоже потерял много денег, - запротестовал Шанаги.
Маккарти сплюнул. - Если ты в это веришь, ты, должно быть, еще больший простак, чем я думал. Ты видел деньги Локлина? А кто-нибудь вообще их видел?
- Все закладные были у Галлагера. Он сказал...
- Как же, Галлагер! Он сам один из них! Поверь, парень, Локлин был приманкой, он уговаривал Чайлдерса. Локлин много говорил, однако на деле был в доле с остальными. А что касается Моррисси, то он-то все и придумал. Они сделали вид, что Моррисси здесь не при чем, поэтому его никто не подозревает. Это хитрый мужик, не забывай это. Выставил свою кандидатуру в сенат штата, и можешь быть уверен, его изберут. Не связывайся с ним, парень, не то попадешь за решетку!
За подготовку Мейд и скачки Моррисси дал ему пятьсот долларов. Это было больше денег, чем его бедный отец видел за всю свою жизнь. На эти доллары Шанаги приоделся и снял хорошую комнату. Три сотни он положил в банк, который порекомендовал Маккарти.
Он скакал на Мейд еще три раза прежде чем стал слишком тяжелым для жокея. К шестнадцати годам он был ростом пять футов девять дюймов - таким он и останется на всю жизнь - весил около ста шестидесяти фунтов, но выглядел сухим и жилистым. Иногда он проводил тренировочные бои с самим Джоном Моррисси, и старый ирландец был в бою беспощаден. Шанаги имел преимущество в росте и длине рук, однако ему пришлось учиться уходить от ударов, входить в клинч и легко перемещаться по рингу.
Хотя Шанаги был средневесом, удар его по силе не уступал тяжеловесу, и несколько раз его выставляли на бой с ничего не подозревающими деревенскими парнями, превосходящими его по комплекции и росту. Конечно, Шанаги побеждал.
О Бобе Чайлдерсе и его семье он ничего не слышал, однако через несколько месяцев, выходя на Файв Пойнт, увидел похожего на Боба юношу и решил, что это его сын. Тот стоял на углу вместе с двумя спутниками.
- Тот самый, - сказал один из них, показывая на Тома. - Он был жокеем.
Плотный парень, который был похож на Чайлдерса позвал его: - Эй, ты! Иди сюда!
Шанаги помедлил. Он понимал, что на них не следует обращать внимания, но что-то в тоне этого парня показалось ему оскорбительным. - Хочешь поговорить, - ответил он, - подойди сам.
- Я подойду, и будь ты проклят!
Теперь Шанаги был уверен, что это сын Боба Чайлдерса. Это был крепкий и сильный молодой человек, намного превосходивший по весу Тома. Шанаги стоял и ждал, не выпуская из поля зрения двоих его друзей. Когда Чайлдерс приблизился, Том заметил, Что эти двое тоже двинулись к нему. Значит, предстоит драка не с одним, а сразу с тремя. Чайлдерс ступил на тротуар.
- Вы все - шайка воров, - сказал он, - сейчас я тебя проучу!
- Твой отец ставил на скаковую лошадь и проиграл, - сказал Шанаги. Он сам напросился. Нечего было бахвалиться.
- Бахвалиться? - Парень угрожающе поднял увесистый кулак. - Я проучу...
Шанаги давно понял принцип, который гласил: "Если собираешься драться, не трать время на разговоры". Когда молодой Чайлдерс подошел к нему почти вплотную, Шанаги быстро сделал шаг вперед и ударил левой в голову, а правой в живот. Удар поймал противника на встречном движении и оказался для него совершенно неожиданным. Физически сильный, Чайлдерс мало дрался и всегда много говорил, прежде чем поднять кулак. На этот раз он произнес лишь "у-уф", зашатался и сел. Шанаги развернулся, нырнул в переулок, добежал до конца и, резко свернув, поднялся по пожарной лестнице на последний этаж ближайшего дома.