Молящийся — теперь это злокозненный бог — идет к двери, чтобы охранять иле. Нескольких тех, кто стоял на пороге, он выгнал. А затем запер дверь, встал изнутри перед ней и «охранял ее», судорожно сжимая деревянный жезл, эмблему Эллегуа.
Если бы я захотел, то из дому выйти не мог бы. Гигант у двери перевоплотился в злокозненного Эллегуа. И горе тому, кто приблизился бы к выходу, или кто захотел бы выйти из дому. Возможно, что не ушел бы живым.
Итак, бог-стражник стоит у закрытых дверей. И ни смерть, ни другое несчастье не может, не смеет вступить в дом сантеро. И только теперь сантеро может с песней обратиться к тому, которому посвящен нынешний обряд, нынешний день, — к божественному Чанго. Чанго почитается как господин огня, как владыка громов и молний, как бог тропических бурь, которые летом и осенью иногда налетают на Гавану. Чанго — громовержец, могучий, сильный, решительный. Символом Чанго является обоюдоострый деревянный топор, который во время танца молящиеся сжимают в руке. Чанго является также покровителем всех трех священных барабанов бата, которые сопровождают сегодняшний обряд. Итак, бата приветствуют своего владыку.
Затем верующие начинают танец в честь Чанго. Те, которые этому божеству посвящены, одеты для танца в красные брюки и красную куртку. Не трудно угадать, что цветом Чанго является красный. Танцы имеют выраженно воинственный, мужской характер, а барабаны безостановочно бьют, и песнь повторяется, и все больше молящихся погружается в нечеловеческий транс, в страшную одержимость.
Церемония в честь Чанго, некогда могущественного короля и легендарного богатыря африканских йорубов, а ныне бога афрокубинцев, продолжается. В кольце оставшихся танцоров мы видим теперь и женщин. И они уже падают, подкошенные трансом, на пол. Прямо посреди круга танцующих кричит, корчится будущая мать. Никто на беременную не обращает внимания. Танец продолжается. Круг не смеет, не может остановиться, пока обряд не кончится завершающей песней. Мой спутник, а потом и я вступаем в движение, втянутые в круг танцующих. В комнате уже почти вообще ничего не видно.
Шаг простой, ритм не меняется, песня имеет несколько фраз, запомнить их нетрудно. Танцуем вместе, поем сто или, может, тысячу paз ту же мелодию все в том же страшно одинаковом ритме. Сначала я еще пытаюсь наблюдать, обращать внимание на дальнейший ход обряда. Но что это со мной делается?
Как будто монотонный ритм, слова давнего гимна лишают меня сознания. Я уже не способен наблюдать, делать выводы. Я уже не наблюдатель, я участник. И нет мира, кроме этого круга людей, кроме этого кольца, соединенного в священном танце, Шаг, еще шаг, кольцо крутится, а с ним все та же песня. Песня, которую я с той невероятной ночи доныне не забыл…
«…О, Чанго всевладеющий, побеждающий во всех битвах мира…» Что было дальше, уже не помню…
Когда несколько часов спустя на утреннем воздухе улицы в гаванском квартале Монте я начал возвращаться с «земли богов» в мир людей, я так ослабел, что мы с моим спутником должны были вызвать такси, чтобы добраться домой.
После этой первой встречи с африканскими богами на Кубе я участвовал еще во многих и многих других обрядах. Но уже никогда, к счастью, ни на меня, ни на молящихся они не действовали так, как тогда, когда транс — святая одержимость — привел, как мне казалось, молящихся на грань безумия.
Откуда, собственно, берется в этих поразительных обрядах такая страшная сила? Где, по какому острию проходит грань безумия? Этого страшного транса, которым славили афрокубинцы того, о ком песня (никогда не забуду ее) говорит: «О, Чанго всевладеющий, королей побеждающий во всех битвах мира. О, Чанго, о, Чанго, о, Чанго!»
8 Сентября в регле
Одной из главных богинь оришу афроамериканских лукуми на Кубе является Йемайа. Афрокубинцы почитают ее как владычицу моря. Поэтому священным цветом Йемайа является синий. И этой Йемайа, госпоже моря, принадлежит главнейший, наверное, праздник, который празднуют лукумийцы на Кубе. Как и любой другой оришу афрокубинцев, и Йемайа во времена рабства, когда негры должны были свою первоначальную африканскую религию одевать в католическое одеяние, получила своего христианского двойника — Вирхен де ла Регла, пресвятую деву Марию из Реглы.
Регла расположена на другой стороне гаванской бухты и была с древнейших времен центром религиозной жизни кубинских негров. Именно здесь, на берегу моря, состоялись вскоре после прихода первых черных рабов на Кубу первые обряды в честь Йемайа, владычицы моря. И именно здесь, в Регле, где почитание этой африканской богини пустило такие глубокие корни, была Йемайа по крайней мере внешне облечена в лазурные одежды своего христианского близнеца. Я присутствовал при том, когда статуэтку пресвятой девы Марин перед ее самым большим праздником переодевали. Но от девы Марии остались в Регле на самом-то деле только эти одежды. А деревянное тельце статуэтки было покрашено черной краской!
Черная дева Мария из Реглы вскоре стала, собственно, любимейшей святой всех афрокубинцев. Праздник девы Марин из Реглы, или Йемайа, отмечается ежегодно 8 сентября. Однако уже за несколько дней перед этим в честь Йемайа совершаются разные обряды. В эту неделю Йемайа посвящаются новые верующие, верующие-женщины, ибо Йемайа — женская оришу, культ которой служит воплощением святого материнства, от которого идет вся жизнь на земле. Хотя Йемайа является оришу скорее более зрелых женщин, матерей, а молодые девушки бывают посвящены другому оришу — Очун, прекрасной, кокетливой Очун, оришу любви, все же первой, посвященной Йемайа, которую я накануне 8 сентября увидел в одном из домов старой Гаваны, была девочка едва ли четырехлетняя. Мне было жаль ее, ибо она должна была провести почти целую неделю без движения на скамеечке под балдахином синего цвета. И только когда она буквально отсидела свои семь дней под синим флагом Йемайа, посвященная могла быть «отдана своему оришу».
А потом пришел этот великий день. Я приехал на судне в Реглу и искал здание кабильдо. Эта афрокубинская кабильдо имеет для истории и культуры афроамериканцев на Кубе совершенно исключительное значение. В колониальные времена как исконные религии, так и африканская музыка, песни и танцы черных рабов жестоко преследовались. Но потом один из испанских губернаторов Кубы. Эспелета, разрешил неграм по крайней мере один-единственный день радости в печальном году. Его называли Диа де Рейес — День королей. И в этот королевский день негры имели право петь и танцевать как дома, в Африке.
Но они могли претендовать только на один день счастья. Чтобы хорошенько к нему подготовиться, чтобы не потерять ни минуты этой столь редкой радости, рабы основывали своего рода объединения — подготовительные комитеты, как бы мы сегодня сказали, которые называли обычным испанским понятием — кабильдо. Кабильдо, однако, вскоре приобрела в жизни афрокубинцев гораздо более важную роль. Негры в них объединялись в основном по своей первоначальной племенной принадлежности. Так, например, здесь в Регле существовали кабильдо арара, конго, ганга, апапа, бриче. Больше всего кабильдо, однако, объединяла, конечно, негров йорубского происхождения, или лукуми. Кабильдо уже не только организовывала подготовку ежегодного Дня королей, но заботилась и о поддержке бедных или покинутых членов кабильдо, главным же образом она была, конечно, центром тайных религиозных обрядов афрокубинцев.
Большинства традиционных кабильдо на Кубе уже не существует. Регла, самый важный центр тайных религий афрокубинцев, является в этом отношении исключением. Члены реглинских кабильдо объединяются вокруг домов, в которых жили самые прославленные сантеро.
Из домов этих сантеро выходили члены кабильдо, чтобы со своими черными куколками Мариями обойти портовый город. Процессия сперва останавливалась на берегу моря, потом — на реглинском кладбище, затем приветствовала дома, в которых жили знаменитые сантеро, и наконец направлялась в храм, к торжественной мессе, которая единственная из всей длительной церемонии имела католический облик. Последние два года процессии не было, поэтому я 8 сентября начал свой путь по Регле посещением здания католической часовни недалеко от пристани. в которой выставлена «подлинная» черная дева Мария. Причетник зажег все светильники, чтобы я мог сфотографировать черную богородицу, а потом потряс меня вопросом, которого я от причетника все же не ожидал. Он хотел знать, есть ли у нас в Чехословакии оришу. И молимся ли мы также Йемайа. Я ответил ему правдиво, что нет. Но он мне не очень-то поверил…
Хотя месса в храме была торжественной, но, как мне показалось, очень короткой. Ибо настоящие обряды в честь Йемайа совершаются за стенами этого храма. Священник еще благословил различные милагрос — металлические изображения ног, рук, глаз и некоторых других органов тела, которые порядочные люди вслух не называют. Будучи освященными, они могут якобы исцелять верующих, страдающих болезнями соответствующих органов.
Вот перед храмом стоит негритянка с тележкой и продает камни. Камни? Да, каждому оришу на домашний алтарь кладутся камни, которые имеют точно определенную форму и цвет. Камни для Йемайа ищутся, конечно, на дне моря. Эти торговцы, следовательно, ищут в море камни с требуемой поверхностью, формой и цветом, а когда какой-либо такой камень найдут, везут его потом в Реглу, где всегда достаточно интересующихся предметами, которые связаны с культом госпожи моря. На берегу бухты я вижу группу верующих. Сегодня праздник Йемайа, следовательно, день ритуального очищения. Женщины очищаются омовением морской водой, другие очищаются листьями растения, которое здесь называют параисо, Другие верующие приносят на берег мора его владычице в качестве жертвы особый жертвенный напиток, приготовленный только для данного случая. А иная женщина теперь входит в море с черной куклой, такой, какую у нас выдают как приз в наших ярмарочных тирах, и моет ее. Я напрасно искал объяснения у нескольких своих знакомых. Но, наконец, узнал, что эта женщина, как и другие, которые таким образом взывают к Йемайа о милости, — близнец. Ее сестра (или брат) умерла. Черная куколка как раз олицетворяет умершую. Ибо, согласно поверью, вода моря, которым владеет могучая Йемайа, помогает живому и мертвому. Каждому, кто верит, каждому, кто владычице моря приносит жертву. Каждому, кто в ее честь в домах сантеро поет, танцует, играет на священном барабане бата.
И так я сразу после обеда, а потом и несколько последующих дней стал искать в Регле дом, в котором поют и танцуют для Йемайа. Со своим другом доктором Гессом из Лейпцигского университета мы на мотоцикле (маленький магнитофон спрятан в сумке) проезжали Реглу и искали место, где совершают обряд в честь Йемайа. Только на третий день на самом конце Реглы мы нашли дом — кабильдо, в который смогли войти. Его называют домом Пепы. Ибо здесь жила сантеро, которая принадлежала к самым знаменитым в Регле — Пепа де ла Лома… Пепа давно мертва, но в ее доме по-прежнему собираются члены кабильдо, главным церемониймейстером которой она являлась.
Я опять стою в самом темном углу комнаты, чтобы ни я, ни моя светлая кожа не беспокоили верующих, а потом предо мной снова раскрывается эта знакомая картина лукумийских обрядов: перед алтарем, на котором стоит черная богородица кабильдо, сидят три барабанщика. Они играют на священных барабанах бага. Никакой другой инструмент не может вступить на праздник Йемайа.
Слышится монотонный ритм трех барабанов и мелодия обрядовой песни, поющейся главным церемониймейстером, а потом рефрен, повторяемый хором, всеми верующими.
Барабаны и песня вначале приветствовали главных лукумийских оришу. Теперь обряд посвящен только Йемайа и, следовательно, только женщинам. Мужчины прижались к стенам комнаты. Йемайа, мать моря, мать матерей, милосердна. Танцы в честь ее так же радостны и так же веселы. Танцующие в эти минуты изображают жизнь моря. Кольцо женщин поднимается и опускается так, как ветер поднимает и опять опускает волны на море. Вверх, вниз, вверх, вниз, и все тот же неизменный, бесконечный круг, Барабаны без устали приветствуют Йемайа.
А потом наступает кульминация обряда. Бата начинают звучать знакомым ритмом, женщины выпрямляются и поют приветствие в честь Йемайа, приветствие, форма которого не менялась, вероятно, уже целую тысячу лет.
Да, уже тысячу лет той же песней и тем же языком восхваляют лукуми там, дома, в Африке, и здесь, на Кубе, в Новом Свете, божественную Йемайа, матерь моря, матерь матерей.
Барабаны говорят
И вот так я через несколько дней после возвращения на Кубу встретился в доме сантеро не только с первыми настоящими оришу, но и с подлинной, нефальсифицированной драматической музыкой афрокубницев. А барабаны-владыки этих священных обрядов — меня потом на Кубе сопровождали, собственно, весь тот год. Лишенные своего божественного послания светские барабаны афрокубинцев доминируют ныне и в музыке карнавальных шествий, царят в танцевальных залах; даже и тридцать часов езды в поезде из Гаваны на самый восток Кубы, которые я провел в самом дешевом, малокомфортабельном вагоне, моему черному соседу удалось пробарабанить.
Барабаны здесь владычествуют. Об этом спору быть не может. И Куба поет, танцует под них. И эта светская, народная музыка сегодняшней Кубы не отрекается, конечно, от своих африканских родичей. Со своими богами четыре столетия назад черные рабы впервые принести сюда на Кубу с собой и свои музыкальные инструменты, свои мелодии и ритмы, рожденные некогда в родной Африке.
Этот натиск музыки черных рабов был так силен, что почти перекрыл все то, что европейская, испанская музыка дала до этого кубинским поселенцам, и в значительной степени «обафриканил» народную испанскую музыку Кубы.
Настоящих, подлинных песен афрокубницев мы, конечно, ни по радио, ни на улице не услышим. Они звучат только там, на тайных церемониях конго, арара и главным образом наиболее крупной афрокубинской группы — йорубских лукуми. Лукуми, а также и остальные афрокубинские группы используют во время своих религиозных обрядов целый ряд самых различных музыкальных инструментов. Но на наисокровеннейшие религиозные обряды лукуми имеют, однако, доступ только барабаны. Только три священных барабана бата — настоящая «святая троица» афрокубинской обрядовой музыки. Олобата (барабанщики) барабанят исключительно руками.
Любой другой способ игры считается грехом, осквернением бата. При тайных обрядах я никогда не слышал, чтобы барабанщики начинали играть одновременно. Каждый барабанщик ударяет в барабан всегда сначала одной, а потом другой рукой, а после него то же делает следующий олобата. Барабаны, как прочно убеждены верующие, говорят, выговаривают слог за слогом. Речь барабанов — я несколько раз это проверял — негры действительно понимают, естественно, это не испанский язык, но собственный, исконный язык этих бывших кубинских рабов — язык лукуми.
Эти говорящие барабаны бата используются, конечно, исключительно при закрытых религиозных обрядах. Бата, вообще говоря, в представлениях афрокубинцев не являются только музыкальными инструментами. Они сами являются составными частями этой мистерии, они, как лукуми, действительно верят, сами наполнены некоей особой божественной тайной. Эту священную тайну, которая живет в барабанах и овладевает ими, афрокубинцы называют анья.
Барабаны бата считаются, следовательно, священными, живыми существами. И только когда я понял, что в представлениях лукуми священные барабаны живут, я понял смысл всего того, что мне о бата рассказывали мои лукумийские информаторы. Именно поэтому бата не могут быть изготовлены как прочие музыкальные инструменты. Сначала «боги» должны определить, какое дерево пойдет на тело инструмента. А для этого понадобится ворожба, гадание на раковине. Изготовитель барабанов не смеет использовать огонь или тепло для сгибания дерева. Огонь осквернил бы бата. А мастера, который нарушил бы этот закон барабанов, оришу Ойа может, пожалуй, наказать и смертью.
И вот все три барабана закончены. Однако великую тайну анья не могут передать новым барабанам ни изготовители, ни верующие. Она может перейти в бата только из других барабанов, которые уже наполнены этой священной силой. Во время особого обряда, который лукуми поэтически называют «передача голоса», анья переходит при освящении барабанов в мертвые до этого времени тела новых инструментов.
На живых, священных барабанах могут, естественно, играть только глубоко верующие олобата, которые свою веру доказали рядом испытаний. На бата имеют право барабанить исключительно мужчины (женщины, как верят лукуми, являются нечистыми и могли бы, следовательно, силу барабанов ослабить), Но и на мужчин, которые заботятся о священных, живых барабанах, вера налагает многие ограничения. Если они, например, хотят ремонтировать свой барабан, то должны предварительно подвергнуться обряду очищения и должны, естественно, в такое время уклоняться от всякого общения с женщинами. Итак, мы уже знаем, что в барабанах бата живет, обитает великая могучая анья. А афрокубинцы мне о ней позже довольно много рассказывали, главным образом о том, как эта тайна великая проявляется и как действует. Так, существуют, например, барабаны, которые сами говорят. И существуют, напротив, барабаны, которые якобы, наоборот, не слушаются ударов барабанщика. Анья — священная тайна барабанов, часто вселяется, как утверждают, в душевно не вполне нормальных людей, и они потом, хотя в жизни никогда и не барабанили, играют лучше, чем наилучшие барабанщики. Анья делает барабаны почти богами. Богами во всем и всюду подобным настоящим оришу. Поэтому верующие обрызгивают стенки барабанов кровью жертвенных животных.