Мы остановились у командного пункта, откуда командир батальона руководил по радио экипажами. Очередной танк мчался, по трассе, подняв огромное облако пыли (на упражнение отводится определенное время, надо поторапливаться). Точнее, танк не было видно, гудел его мотор где—то внутри пылевого облака, которое оседая и нарождаясь, по мере движения танка, неслось по препятствиям. Ротмистров с нескрываемым удивлением смотрел за этой картиной. Когда танк, закончив упражнение, остановился, а командир подбежал с докладом к комбату, тот кивком головы показал на маршала, чтобы, как положено, докладывал старшему по званию.
Капитан (это был командир роты, к сожалению, не помню его фамилию) онемел от неожиданности — маршал в нашей глуши! Потом все же собрался и доложил, как положено. Он стоял худой, высушенный беспощадным солнцем, форменная рубашка на нем была как кожаная от пропитавшего ее и застывшего в ней пота. Панама и лицо офицера, как единое целое, были покрыты толстым слоем пыли. Мелькали только белки глаз, да зубы при докладе.
Ротмистров был восхищен тем, что произошло на его глазах, он воскликнул:
— Кто вел машину?
— Я сам, товарищ маршал.
— Как же вы ведете машину по препятствиям в таком облаке пыли? Вы же ничего не видите!
— А мы привычные, товарищ маршал! — блеснув зубами, ответил офицер.
— Нет, это поразительно! — воскликнул маршал.
— В средней полосе или где—нибудь в Германии на отлично оборудованных танкодромах умудряются выполнять эти упражнения на «удочку». А вы здесь на отлично! При такой ограниченной видимости блестящее время показываете. Надо здесь провести сборы — привезти сюда тех из курортных условий, пусть посмотрят настоящих мастеров вождения.
Ротмистров на некоторое время умолк, соображая, как же отметить лихого танкиста и сказал:
— Прежде всего, объявляю вам благодарность. Товарищ майор (к комбату), запишите в личное дело капитана благодарность от меня и укажите полностью мое звание. И еще — хотите учиться в академии?
— Мечтаю! — ответил капитан.
— Считайте, что вы зачислены слушателем, вызов получите к началу учебного года. Товарищ майор, напишите мне фамилию, имя, отчество и адрес капитана.
— Так надо же экзамены сдавать, — вдруг спохватился капитан.
— Вы их уже сдали. Я все сам видел. Нам нужно давать образование именно таким мастерам, как вы. Я начальник академии, я вас зачислю своим приказом!
Маршалу показали свое искусство еще несколько экипажей. Он раздал все что у него было — снял с руки часы и вручил их сержанту, механику—водителю. Другому офицеру за неимением иных подарков отдал свою фуражку. У меня сохранилась фотография, когда маршал вытирает пот с подклада фуражки перед тем, как вручить ее старшему лейтенанту.
— Снимешь генеральский шнурок и носи на здоровье! — сказал он растроганно. — Если бы не учения, остался бы с вами на весь день.
Мы возвращались оба довольные: Ротмистров тем, что видел, а я тем, что так все удачно получилось. Вот тут я и решился задать Ротмистрову нескромный вопрос:
— Извините, товарищ маршал, если вам будет мой вопрос неприятен.
— Спрашивайте, не стесняйтесь!
— Когда я служил в Москве, много было шума по поводу вашей статьи в «Военной мысли». Чем все же завершилась та дискуссия?
Ротмистров усмехнулся:
— Измесили меня тогда писаки и начальство. Зачем дал противнику пишу для размышления. Я считал, кто первым ударит тот и победит. Теперь понимаю, что был не прав и не критики меня в этом разубедили. Теперь я понимаю — победителя вообще не будет. Просто кто первым ударит — умрет вторым, через некоторое время, даже без ответного удара. Да и ответить успеет — ракета через океан летит 30 минут. После того, как первый запустит ракеты, они будут обнаружены через 5 минут и на ответный пуск есть еще 20–25 минут! Этого достаточно, чтобы взаимно уничтожить друг друга! А зачем? Какой смысл в войне без победы?..
Понимая, что я не профессиональный «стратег», чтобы делать такие, ко многому обязывающие оценки, и что мои академические знания обветшали, я освежил их, перечитав специальную литературу. С особенным интересом и удовольствием проработал книгу А. А. Свечина «Стратегия».
Для тех, кто не знаком со Свечиным, напомню: Александр Андреевич был военный теоретик и историк, окончил Академию Генерального штаба в 1903 году. В первой мировой войне командовал полком, дивизией, был начальником штаба армии, затем Северного фронта. В 1918 году такой опытный генерал царской армии добровольно перешел на сторону Советской власти. Был начальником Всероссийского главного штаба. Позднее посвятил себя научной работе: был профессором академии Генштаба. Тысячи советских высших военачальников его ученики. Он написал много научных трудов, укажу из них такие фундаментальные, как «История военного искусства» и «Стратегия». Широта и глубина его кругозора поразительные. Читать его книги наслаждение. Но они не переиздавались с двадцатых годов. Советская власть отплатила замечательному военному ученому за его преданность — расстрелом в 1938 году. Какие потрясающие, поистине шекспировские страсти, довелось видеть в наш смутный век!
Я так подробно напоминаю о Свечине, желая заинтересовать читателей личностью этого замечательного и достойнейшего нашего соотечественника, ни за что расстрелянного и совершенно забытого. (Был бы я помоложе, написал бы о нем такую же книгу, как о генерале Петрове!).
Для того, чтобы вы поняли, что я вспомнил Свечина не просто так, приведу лишь одну цитату из его «Стратегии», касающуюся проблемы, о которой мы говорим. Вот, к примеру, что он писал о возможности достижения целей на измор, т. е. непосильной для нас гонкой вооружений: «…во времени и в пространстве экономическая борьба может не совпадать с вооруженной борьбой.
Экономическое оружие приобретает особенное значение, если война складывается на измор. К нему всегда особенно охотно обращаются капиталистически сильные англо—саксонские государства». (Надо же, в 20–х годах дать точный адрес и характер грозящей нем опасности!).
И даже такие детали прозревал Свечин: «Уже одно ожидание войны, подготовка к ней деформирует экономику… слишком энергичное насилование естественных форм экономического развития сказывается весьма отрицательно, тормозя общие экономические успехи страны». Если приложить это к современности, то получается: безмерная милитаризация экономики, на которую вынудили нас противники, привела к деформации всей экономики нашей страны и тем последствиям, которые обрекали на проведение перестройки. Далеко видел мудрый, старый стратег!
И еще так же внимательно перечитал я книгу «История учит бдительности», которую издал в 1985 году, будучи начальником Генерального штаба маршал Огарков А. В. Он подарил мне эту книгу в санатории им. Фабрициуса, где мы не раз вместе отдыхали и о многом переговорили в те дни. Николай Васильевич один из крупнейших современных стратегов. Его книга, пожалуй, самое крупное издание за послевоенные годы, обобщающее и развивающее теорию доктрины и стратегии в современных условиях.
После такой подготовки я написал эту главу (опять же, заботясь о том, чтобы не ввести в заблуждение читателей своими не очень может быть компетентными суждениями), решил посоветоваться с маршалом Огарковым. Все эти годы мы поддерживали самые добрые приятельские отношения. Позвонив ему, договорился о встрече и приехал на квартиру в назначенный час 16.7.93 г. Николай Васильевич был не совсем здоров, и Раиса Георгиевна просила меня не утомлять его долго. И потом, когда мы шумно и горячо спорили, она заглядывала, приоткрывая дверь, и делала мне знаки, чтобы мы умерили пыл. Но Николай Васильевич успокаивал жену, а мы продолжали очень острую нашу дискуссию, которая длилась более двух часов.
Я предвидел, что маршалу будет неприятно услышать мое мнение о том, что наши военачальники (а значит и он) не уловили смысл перехода США к стратегии «устрашения». И я не ошибся.
Н6 изложу все по порядку. Сначала я прочитал всю главу. И уже в ходе чтения Огарков не раз порывался возражать. Он даже вставал и начинал спорить. Но я просил его дослушать до конца и только после этого высказать свое мнение. Он неохотно соглашался и опускался в кресло. Я не могу воспроизвести нашу беседу полностью, т. к. на магнитофон не записывал. Изложу только самые ключевые позиции.
Огарков категорически возражал против того, что Советский Союз стремился к распространению коммунизма на весь земной шар. Это не то же, что стремление США к мировому господству капиталистической системы.
— Не зачисляйте нас даже в тихие агрессоры. Не мы, а история, объективный ход развития человечества обусловили победу социализма на всей планете в будущем.
Я напомнил:
— Но лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» за все годы существования коммунистической партии, да и сегодня, там, где компартии сохранились, этот призыв не снят, он действует.
Огарков согласился:
— Действует и приведет в конце концов к победе социалистической системы. То что произошло с нашей странной в 80–90 годы, явление временное, случайное. Произошло не в результате победы в третьей мировой войне, а как следствие крупного предательства в ходе этой войны. Война продолжается. В победном для нас завершении я не сомневаюсь. Разумеется, произойдет это не так быстро, но произойдет.
— Какими же силами мы одержим победу? Государство развалили на микро—республики. Нет армии, способной отстоять отечество.
— Есть народ. В нем вся сила. Современные войны ведут уже не только армии, а народы. Народ и необходимую армию создаст, вспомните Минина и Пожарского.
— Значит, вы тоже считаете, что третья мировая война идет?
— Да, считаю.
— Но тогда, пусть даже, как вы говорите, временное, но все же крупное поражение на современном этапе мы потерпели? Это же очевидно.
— Да, согласен, но еще раз подчеркиваю: война продолжается.
— Если мы на этом этапе потерпели крупное поражение, значит были допущены с нашей стороны какие—то ошибки? На мой взгляд, главная из них в том, что наше руководство не отреагировало на новую стратегию устрашения. Она была с одной стороны открытая: нас все время пугали. И план «Дропшот», наверное, с этой же целью выпустили из сферы строгой секретности. Нас заставляли дойти до полного изнеможения в области экономики, в результате непосильной гонки вооружений. А вот вторую часть плана, или может быть другого специального плана идеологически—психологической войны они умело скрыли, а мы не разгадали.
Николай Васильевич и с этим не согласился:
— Они готовились к атомной, как говорится «горячей войне», наращивали свой потенциал, пользуясь приоритетным владением атомным оружием. Они готовились мощными ударами, в короткий срок уничтожить нас. Но тоже крупно просчитались — упустили время. С точки зрения военной — действовали нерешительно, не смогли использовать своего преимущества. А мы добились оттяжки войны. Вот вы пытаетесь провести аналогию с 1941 годом, говорите о схожести ситуаций. Может быть, это и так. Но выход из такой же ситуации мы нашли иной. Если Сталину не удалось оттянуть войну, как он хотел, года на два, чтобы подготовить страну и армию, то нам это удалось. Мы, благодаря правильной, реалистической политике, используя настроения народов, которые еще не забыли страданий и ужасов минувшей войны, развернули, да и с помощью компартий других стран, — активнейшую борьбу за мир. Стратегическая инициатива в этой борьбе была на нашей стороне. Агрессивные круги США не решались на нападение. Вы сами приводили цитату из выступления Монтгомери — они в таких условиях боялись, что, одержав победу на Востоке, проиграют на Западе, в своих странах. Потому что может в них произойти тоже, что в ходе второй мировой произошло в Чехословакии, Венгрии, Румынии и в других странах, выпавших из капиталистической системы. Пользуясь оттяжкой, мы добились паритета в ядерном вооружении. Вот после этого где—то в начале семидесятых годов они поняли о невозможности ведения атомной войны. Следовательно, мы одержали крупнейшую стратегическую победу — спасли свою страну и весь мир от ядерной катастрофы.
— Но цитаты из документов, которые я приводил, о стратегии устрашения, относятся к концу 50–х, началу 60–х годов.
— От слов до осуществления на деле всегда большая дистанция, тем более в такой грандиозной затее. До того, как твердо установился паритет в атомных вооружениях, они не отказывались от намерения нанести удар первыми.
Соглашаясь в этом плане с маршалом, я все же приводил и другие аргументы:
— Но после установления паритета они начали осуществлять свою новую стратегию — с одной стороны, устрашение, с другой — политическая война. Теперь из формулы Клаузевица, да и Ленина «Война есть продолжение политики иными (вооруженными) средствами», вроде бы, выпадает «вооруженная борьба».
Огарков улыбнулся:
— По Клаузевицу, может быть, выпадает, а Ленин не говорил, что война ведется только силой оружия, он видел дальше Клаузевица и говорил, что война бывает экономическая и идеологическая. Что мы и наблюдаем.
Я тут же подхватил:
— Вот—вот — наблюдаем. Вы в своей книге пишете (я открыл нужную страницу и процитировал) — «В последние годы высокопоставленные деятели США и стран НАТО развернули против СССР особенно широкую подрывную компанию в идеологической области. Страшась честного идейного соревнования с социализмом, реакционные силы империализма перешли, по сути дела, к прямой психологической войне против СССР и его союзников, не гнушаясь никакими способами и приемами, пытаются возбудить ненависть к социализму, к коммунизму. Этим преступным целям служат на Западе печатные издания, кинофильмы, передачи радио и телевидения». Я бы добавил к вашим словам — не только на Западе, но и внутри нашей страны многие газеты, журналы, кино, радио и особенно телевидение постепенно переходили, а потом полностью проводили линию наших противников. Вот вы все понимали, все видели, а что противопоставили этой стратегии политической войны?
Огарков некоторое время помолчал, подумал и, вздохнув, сказал:
— Вот в этом плане нас постигли неудачи. И не потому, что мы не понимали сути происходящего идеологического наступления. Правильно говорят о времени правления Брежнева — застой. Главный застой был в мышлении. Министр обороны Устинов по сути дела был не военный человек — производственник. Он умело гнал промышленность на создание всех видов вооружений. И добился больших результатов. А теперь вот выясняется — способствовал этим перекосу, милитаризации экономики, чем, не желая того, как бы помогал нашим противникам, стремившимся вовлечь нас в беспредельную гонку вооружений. Андропов, возглавив государство, по характеру своей предыдущей должности председателя КГБ, был прекрасно осведомлен и понимал ситуацию, сложившуюся в результате идеологических операций США. Но и враги наши поняли, какую опасность представляет для них такой широко осведомленный, решительный и энергичный человек, каким был Андропов.
Соглашаясь с Николаем Васильевичем, я сказал:
— Как—то странно получилось — был здоровым человеком, ну, немного прибаливал. А как только стал генсеком, прожил всего несколько месяцев. Просто не верится, что так быстро его болезнь скрутила. Что—то в этой трагедии нечисто, у вас таких подозрений не появлялось?
— Вполне возможно. Андропов уже начал решительные противодействия. Вы, наверное, помните на закрытом заседании Верховного Совета СССР приводились документы, оставшиеся после смерти Андропова, в которых он прямо говорит о проникновении во все сферы руководства страны агентов влияния. Ну, а после него уже пошло сначала прикрытое, а потом открытое предательство главы государства и партии господина Горбачева. Так что соглашаюсь с вами, Владимир Васильевич, что идеологическая война идет. Но не согласен с тем, что мы потерпели полное поражение. Как в ходе Великой Отечественной случались опаснейшие стратегические катастрофы — когда гитлеровцы к нефти Кавказа вышли, вы правильно об этом в своем «Полководце» написали. И когда до Сталинграда они дошли, тоже сложилась катастрофическая обстановка. Но выстояли и победили. Так и в нынешней ситуации успех наших противников временный. Страна существует. Народ существует. А люди начинают понимать, кто их обманывает, кто предал. Кто и зачем пришел на нашу землю. Разумеется, процесс прозрения не быстрый, не простой — но он, как говорится, пошел и приведет к определенным историческим последствиям. Народы не только нашей страны убеждаются на своем повседневном житье—бытье — социалистическая система уже давала им и принесет в будущем более упорядоченную, обеспеченную во всех отношениях жизнь. Они уже вкусили и сыты капиталистическими законами джунглей. И Монтгомери, мудрый старик, он прав — еще неизвестно, чем закончится победа на Востоке. На Западе, в том числе и в США, идут очень глубокие процессы. Вспомните, какой огромной силищей обладала Германия — весь мир перед ней дрожал. А чем кончилось? Социализм пришел не только во многие страны Европы, но и в саму Германию. И если бы не предатели в нашем руководстве, наша система совершенствовалась бы и укреплялась. Посмотрите на Китай — нашли способ обновления и очищения социалистической системы. И какие успехи. И это только начало. Я уверен, социалистическая система как самая прогрессивная и самая подходящая для существования человека, в конечном счете, как ей и предопределено ходом истории, восторжествует на всей планете.