Но Шептицкий-Олесницкий во время поездки теряет свой паспорт, и это обстоятельство помогает русской контрразведке, хотя и с опозданием, выяснить, кто именно скрывался под именем адвоката Олесницкого.
Неудивительно, что когда в 1914 году русская армия вошла во Львов, митрополита Шептицкого выслали вглубь России как военнопленного, чтобы он не мог продолжать заниматься шпионажем в разгар военных действий.
Верная прислужница Ватикана — иерархия греко-католической церкви в дальнейшем все больше разворачивала наступательные действия против свободолюбивого галицийского населения и в первую очередь против прогрессивной интеллигенции.
Вдохновитель этого наступления — митрополит Андрей Шептицкий остается на протяжении многих десятилетий неизменным руководителем «черной армии» вплоть до осени 1944 года — кануна окончательного разгрома гитлеровской армии, когда гроб с ею телом проносят по улицам Львова По мнению Ватикана, граф Шептицкий выполнил свою жизненную миссию безупречно.
Благодаря тонкой политической тактике Шептицкого, руководимая им греко-католическая церковь всячески скрывала свои настоящие планы и, стремясь к популярности в народе, прикидывалась даже защитницей ущемленных национальных интересов. Больше того, граф Андрей Шептицкий, который долго был вице-маршалом галицийского сейма, выступает в Австро-Венгрии Габсбургов и в Польше маршала Пилсудского как арбитр-примиритель угнетенных с угнетателями. Если Шептицкому не хватало политических аргументов, он призывал на помощь авторитет господа бога и, прикрывая свои действия ссылками на волю провидения, тормозил рост народного недовольства. Но делал он все это достаточно деликатно; не забывая о своем положении представителя Ватикана, который руководит действиями тысяч греко-католических священников, Шептицкий умело прикидывался справедливым архипастырем.
Он срывался лишь тогда, когда события непосредственно угрожали его интересам. Например, когда во Львове прогремел выстрел студента Сичинского, убившего наместника Галиции графа Андрея Потоцкого, самого близкого друга графской семьи Шептицких.
Студент Львовского университета Мирослав Сичинский явился 12 апреля 1908 года во время обычного приема в кабинет к графу Потоцкому и, направив в него дуло револьвера, крикнул: «Вот тебе за выборы, за Мярка Каганца!»
Выстрел Сичинского, как протест против злоупотреблений польской администрации и кровавых выборов в Западной Украине, застал врасплох восседавшего на высоком кресле на Святоюрской горе митрополита Андрея Шептицкого. Но не страдания и нищета украинского народа заставили его сказать тогда свое слово по поводу того, что произошло, а исключительно интересы австро-венгерской монархии и ее верных служителей, разных польских графских родов, которые столетиями угнетали украинское крестьянство Галиции. Вот почему в очередной проповеди митрополита Шептицкого, посвященной убийству Потоцкого, живой граф защищал убитого графа и вместе с сотнями своих подручных — каноников — в послании к верующим греко-католикам выступил против «политики без бога» и старался заклеймить поступок Сичинского.
Митрополит Андрей Шептицкий метал громы и молнии против тех единомышленников Сичинского, которые, как он сказал в своем послании, «хотели бы служить делу народа окровавленными руками». Митрополит Андрей Шептицкий не хотел видеть крови на руках магнатов, он не замечал окровавленных рук австрийских уланов после расстрела демонстрации крестьян в селе Холоив на Бродщине. Шептицкий побаивался только одного: как бы не подняли оружие против его класса угнетенные украинцы.
И в то же самое время, когда польские магнаты, заседая во львовском суде, приговаривают Мирослава Сичинского к смертной казни через повешение, целая армия священников греко-католической церкви, подчиненных Шептицкому, пытается, правда безуспешно, внедрить его слова о всемерном послушании в сознание народа. Они стремятся внушить народу, что нельзя выступать против угнетателей, которые расстреливают народ, ибо это будет «политика без бога»…
26 июня 1908 года в палате господ австрийского парламента с большой речью по поводу причин, вызвавших убийство графа Андрея Потоцкого, выступил известный украинский писатель и общественный деятель Василь Стефаник. В его речи была вскрыта противоречивость политической тактики митрополита Шептицкого.
«На проповеди в великую пятницу, — говорил Василь Стефаник, — греко-католический митрополит граф Андрей Шептицкий сравнивал смерть Потоцкого чуть ли не со смертью Христа, а акт Сичинского называл не только «преступлением перед богом, но и против собственной общественности, против отчизны». Каждому бросается в глаза такой факт: с одной стороны, ни митрополит Шептицкий, никто из других «князей русской церкви» не выступил против заповеди «не убий», когда во время выборов в 1897 году убили Стасюка, когда во время забастовок 1902 года убили Скочилиса, когда во время беспорядков, в связи с избирательной реформой, убили 6 крестьян в селе Лядском, когда во время последних выборов в парламент убили 3 крестьян в Горуцке и когда во время последних выборов в галицийский сейм убили Марка Каганца, того самого Каганца, смерть которого была едва ли не решающей для выстрела Сичинского.
С другой же стороны бросается в глаза этот протест митрополита по поводу смерти Потоцкого, причем лишенный каких бы то ни было слов осуждения по поводу тех обстоятельств, какие являлись политической подоплекой для этой смерти. Сопоставление этих двух фактов приводит нас к мысли, что церковь не всегда выступает против нарушения заповеди «не убий» или что не каждое убийство является нарушением этой заповеди. В свою очередь, такая мысль приводит к дальнейшим размышлениям, в результате которых будут разбиты иллюзии относительно того, что церковь является опекуном униженных и обездоленных».
Все честные, прогрессивные люди Украины, мнение которых выражал Василь Стефаник, еще в те далекие дни 1908 года видели и понимали, кого защищал Шептицкий.
Не забыли и не простили этих успокоительных речей даже украинцы, живущие за океаном, — те трудящиеся украинцы, которых голод и безысходная нужда погнали за куском хлеба с родной земли в пасть канадским и американским монополистам.
Через два года, в 1910 году, митрополит Шептицкий, объезжая Америку и Канаду, приехал в канадский город Ванкувер. На заводах и фабриках Ванкувера работало немало украинцев. Во время первой же проповеди, которую митрополит произнес перед рабочими-украинцами города, его забросали тухлыми яйцами.
— Предатель! На тебе кровь Каганца! — кричали рабочие Ванкувера Шептицкому и сорвали выступление сиятельного «князя церкви», не желая слушать его религиозную демагогию.
Этот убедительный случай выразительно определяет цену легендам, распространявшимся украинскими националистами о «благородной миссии» Шептицкого, который будто бы «спасал украинский народ». Все эти легенды имели одну цель — замаскировать, прикрыть преступную тактику графа-митрополита, каждый шаг которого был рассчитан на обман народа.
С одной стороны, митрополит жертвовал часть денег, которые он получал от эксплуатации собственных прикарпатских лесов, на построение больниц и бурс-общежитий для украинской школьной молодежи; с другой стороны, он через управителей беспощадно эксплуатировал рабочих на своей фабрике бумажных изделий «Библос» во Львове. Не случайно именно на этой фабрике так часто вспыхивали забастовки рабочих. Среди управителей именин митрополита, которые принимали участие в удушении забастовок и восстаний лесорубов в прикарпатских лесах, не раз видели и руководителя поместий «князя церкви», офицера австрийской службы, вожака украинских националистов, террориста и немецкого шпиона Мельника. Именно такие подручные митрополита, как Андрей Мельник, во многом определяли политическую тактику Шептицкого — стяжателя и буржуа, переодетого в мантию католического иерарха.
Клерикальная и прочая реакционная пресса в Галиции восхваляла заслуги Шептицкого в организации и финансировании музея украинского национального искусства во Львове, расположенного на улице Мохнацкого. Но она замалчивала подлинные цели коварного слуги Ватикана.
Шептицкий хорошо знал, что в давние времена украинское население Галиции боролось за свои права и через церковь, придерживаясь православной веры отцов. Церкви Закарпатья сохраняли ценнейшие памятники украинского народного искусства, отображавшие те времена, когда на этих землях еще не было ненавистного ватиканского влияния. Такие памятники естественно напоминали доуниатские времена и были большой помехой латинизации. Вот почему Шептицкий решил перевезти все эти памятники в музей, находящийся во Львове, и заменить живопись на стенах сельских храмов новыми католическими изображениями. Где бы Шептицкий ни побывал, отовсюду он свозил в «национальный музей» памятники византийского восточного искусства, а в то же время в села отправлялись лубочные иконы святой Терезы, Йосафата, Антония и других католических святых, изготовленные в Ватикане. В музей украинского национального искусства, находившийся под эгидой митрополита, были ввезены ценнейшие памятники гак называемого Манявского скита и других православных монастырей — последних твердынь в борьбе с ненавистной народу унией.
Шептицкий достиг своей цели. Свезенные в музей памятники были изолированы от народа, их могла видеть разве только небольшая кучка специалистов и «благонадежных» любителей украинской старины. Народ не имел доступа к ним. И действительно, очень трудно допустить, чтобы гуцулы из Коссова, или бойки с Ужокского перевала, или даже учителя Тернопольщины могли позволить себе такую роскошь, как поездка во Львов для посещения музея, созданного митрополитом в центре польской колонизации на восточных окраинах буржуазной Польши.
* * *
В годы первой мировой войны граф Шептицкий, как уже упоминалось, по распоряжению русских военных властей был вывезен в глубь России и на правах почетного арестанта находился в русских монастырях. С первых же дней Февральской революции выпущенный на волю, он с новой энергией начал осуществлять давнишние планы Ватикана. Приехав в Петроград, граф Шептицкий обосновался временно на Фонтанке у заклятого врага советской власти тайного английского агента польского епископа Цепляка.
В эти дни нарастающего революционного движения в России в тихих покоях старого особняка на Фонтанке «украинский» митрополит и ревностный папист, иезуит Цепляк (которого позже советская власть осудила за контрреволюционную работу) находят общий язык и действуют во имя общих интересов Ватикана.
Как только Шептицкий возвратился в Галицию, он немедленно поспешил на помощь гибнущей австро-венгерской монархии. Выступая как член палаты господ в венском парламенте 28 февраля 1918 года, он заверял австрийское правительство, что «украинцы смогут как можно лучше обеспечить свое национальное развитие под эгидой Габсбургской монархии».
Но, несмотря на эту защиту, насквозь прогнившая австро-венгерская монархия все-таки развалилась…
Еще в момент ее распада миллионы украинцев Галиции могли бы под революционным водительством добиться для Западной Украины государственного самоопределения, освободить ее из-под австро-польского гнета и воссоединить со всей украинской землей. Но именно такие враги освободительного движения, как Шептицкий, вместе с украинской буржуазией направили стихийный энтузиазм немалой части молодежи по другому пути. Молодежь, загнанная в так называемую Украинскую галицийскую армию, была обманута своими вожаками-предателями. Они повели ее под буржуазно-националистическими знаменами, мало чем отличавшимися от черно-желтых австрийских знамен, под которыми только что воевали Украинские сечевые стрелки. Нет ничего удивительного в том, что Украинская галицийская армия потерпела полный крах в борьбе с польской армией за Львов: ее вдохновители украинские буржуазные националисты не только не пожелали попросить поддержки у украинцев за Збручем, боровшихся за справедливое дело всего украинского народа, но считали их своими политическими врагами. В осуществлении этой антинародной политики непосредственное участие принимал и митрополит Шептицкий, который благословил галицийскую молодежь на бесславный контрреволюционный поход на Киев…
Пока галицийские сечевики тысячами гибли от сыпного тифа на Большой Украине, во Львове укрепляли свою власть пилсудчики. И совсем не случайно во всех польских шовинистических альбомах рядом с генералом Иосифом Талером, который привез из Франции для завоевания Западной Украины экипированный и вооруженный американцами «польский экспедиционный корпус», красуется изображение Бильчевского, самого близкого коллеги Шептицкого. Этот бывалый иезуит римско-католический архиепископ Бильчевский благословлял польских шовинистов-колонизаторов на борьбу с галицийскими украинцами в то самое время, когда греко-католический митрополит Андрей Шептицкий, также подвластный Ватикану, гнал обманутые украинскими националистами вооруженные отряды к Днепру подавлять революцию на Украине.
…Несколько лет назад во Львове были найдены следы прямого участия митрополита Андрея Шептицкого в подготовке новой интервенции капиталистических государств против Советской России. В домашних вещах одного разоблаченного украинского фашиста была обнаружена ночная полотняная рубашка. Когда ее опустили в химический раствор, выяснилось, что на ней написано послание известных украинских буржуазных националистов — Костя Левицкого и бывшего диктатора Западно-Украинской народной республики Евгена Петрушевича.
Эти предатели написали симпатическими чернилами на ночной сорочке, которую в 1922 году повез из Вены во Львов их агент для передачи так называемой «межпартийной раде», такое послание о поездке митрополита Андрея Шептицкого в Америку:
«Ставим вас в известность, что митрополит Шептицкий уведомляет из США, что его работа На политической арене протекает с неизменным успехом. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не оставлена, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится к нам непосредственно или через других лиц, чтобы мы приняли участие в этой интервенции…»
Кость Левицкий и Евген Петрушевич, самые близкие друзья митрополита, не удовлетворялись тем, что в дни первой мировой войны отправили на верную смерть за австро-венгерские интересы почти целое поколение галицийской молодежи. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы иностранных интервентов. Еще в 20-х годах этого столетия они заискивали перед теми панами, которые ныне стали хозяевами украинских националистов.
Левицкий и Петрушевич писали дальше на ночной сорочке:
«Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к явному выступлению на нашей стороне… Но дошло уже до того, что английская Лига национальностей в Лондоне издает в самое ближайшее время на свои собственные деньги брошюру, желая признания самостоятельности Восточной Галиции… Нам удалось заинтересовать английские финансовые круги галицийской нефтью».
Однако надежды на новую империалистическую интервенцию в Россию провалились и «генерал от Христа» Андрей Шептицкий, не порывая своих англо-американских связей и знакомств, в дальнейшем склоняется все больше на сторону немецкого фашизма. Эта его ориентация яснее обнаружится несколько позже.
* * *
Советский народ узнал из доклада В. М. Молотова на VI Всесоюзном съезде Советов в 1931 году о таких фактах антисоветской деятельности Ватикана:
«Картина международной жизни была бы, пожалуй, неполна, если бы я не упомянул еще об одном государстве, которое до сих пор в нашем представлении больше сочеталось со средневековьем, чем с современной жизнью. Легко догадаться, что дело идет о Ватикане, пытающемся за последние годы активно вмешиваться в международную жизнь — вмешиваться, конечно, в защиту капиталистов и помещиков, в защиту империалистов, в защиту интервентов и поджигателей войны. Давно уже известно, что католические патеры подбираются из людей, способных к разведывательной работе для генеральных штабов. Теперь эти господа проявляют особое усердие отнюдь не в молениях «о мире всего мира», а в организации антисоветских кампаний по заказу и за плату от господ капиталистов. Если во главе некоторых антисоветских кампаний за последнее время открыто становится сам папа римский, то понятно, что не трудно найти, например, в той же Англии для одной грязней антисоветской кампании епископа кентерберийского, а для другой не менее гнусной политической кампании против республики рабочих и крестьян — епископа дергемского.