Другой американский антрополог, Эдвард Т. Холл в 50-60-е годы описывал, как движения тела во времени и пространстве применяются в различных культурах для того, чтобы выразить сообщение, которое не выражается словами. Это вызывает серьезные сложности в мультинациональных компаниях, так как немцы и американцы имеют противоположный взгляд на открытую дверь офиса. Немец думает, что дверь сначала нужно закрыть, а затем открыть, в то время как американец воспринимает закрытую дверь как отказ.
Но двери — это мелочи. Настоящая драма заключается в том, что язык тела говорит гораздо больше, чем наша речь. «Осознание того, что существуют значимые части нашей личности, которые не поддаются нашему сознательному контролю, но которые отлично заметны всем окружающим, может показаться пугающим, — писал Холл. — Подсознательное открыто для всех, за исключением самого человека, который прячет от себя те части, которые в его ранние годы вызывали неодобрение важных для него людей».
Другие знают о нас больше, чем мы сами знаем о себе. Через наш язык тела другие люди получают доступ к знаниям на миллионы бит, хранящимся в нашем мозгу, но никогда не доходящих до нашего сознания. В конце концов, язык является довольно новым изобретением в нашей биологической эволюции. Задолго до того, как стало важно выяснить, могут ли другие люди выражать себя в благовоспитанной манере, было гораздо важнее знать, умеют ли они себя вести.
Эксформация важнее информации. Гораздо важнее знать, что происходит в головах людей, чем понимать слова, которые они говорят.
Некоторые современники Бейтсона находили это странным. В 1980 году научный историк Стивен Тумлин в связи с публикацией последней книги Рассела, «Разум и природа», писал, что «во многом Рассел является последним философом, которого Бейтсон мог выбрать себе в союзники». Рассел не вполне является сторонником выходящей за рамки эпистемологии, которую сформулировал Бейтсон. И потому Тумлин не может понять, почему Бейтсон воспринимает Рассела с таким энтузиазмом. Тем не менее существует глубокая внутренняя связь между идеями Бейтсона по поводу шизофрении — и в более широком смысле слова о любом общении между людьми — и открытием парадокса лжеца Рассела.
Это не значит, что на идеологическом уровне Тумлин ошибался, считая энтузиазм Бейтсона по поводу Рассела странным, ведь Рассел в своих изучениях «лжеца» искал совершено другое, нежели Бейтсон. Для Рассела парадокс лжеца был патологической вещью, своего рода болезнью основ математической логики, бедствием, от которого нужно было избавиться. В 1931 году, когда Гедель показал, что парадокс Рассела был не более чем указанием на гораздо более глубокие материи, которые начинают открываться, Рассела это совершенно не заинтересовало.
Для Бейтсона «лжец» был входом в эпистемологическое описание явлений повседневного языка: того, что мы не можем принимать сказанные слова только с точки зрения их номинальной ценности, и что мы должны знать контекст, если хотим их понять.
На самом деле то, чего Рассел и Бейтсон хотели получить из своего взаимного интереса к парадоксу лжеца, находилось в противоречии друг с другом. Общего же у них было то, что ни один из них не выказывал никакого особого интереса к работам Курта Геделя.
С помощью Курта Геделя и позже Григория Чаитина было ясно доказано, что следствия парадокса лжеца присутствуют везде, где мы пытаемся описать мир ограниченным и формальным языком.
Любой язык, любое описание, любое сознание состоит из информации, которая является результатом эксформации. Огромные количества информации должны быть отсеяны, прежде чем мы обретем сознание. Поэтому в окончательном анализе это сознание и его проявления могут быть поняты и осознаны только тогда, когда они привязаны к тому, что отсеяло всю эту информацию — к телу.
Мы никогда не воспринимаем большую часть того, что проходит сквозь нас. Наше сознание является только ничтожной частью истории. Когда дети учатся говорить «я лгу», они уже знают: самая большая ложь заключается в том, что «Я» в своей невероятной помпезности полагает, что тело позволяет ему лгать.
Новом Орлеане начало предлагать услугу по размещению в рекламе и на телевидении информации, которая действует на подпороговом (подсознательном) уровне — сообщений, которые не воспринимаются сознанием, но являются достаточно влиятельными для того, чтобы окупаться. Сообщения, которые действуют подсознательно — или «пре-сознательно» — отсюда и название «Precon».
Другое предприятие, которое базировалось на той же идее, носило название «Subliminal Projection Company». Начало его было положено на пресс-конференции в Нью-Йорке. Радио- и телестанции на всей территории США начали продавать рекламное время, в котором использовалось подпороговое восприятие. Компании, которые стояли за этой технологией, уверяли, что с их помощью можно достичь массового повышения продаж, так как зрителей, которые оставались в неведении, что они слышали или видели то или иное объявление, тем не менее заставляли приобретать продукт, который в нем рекламировался.