Таково стало всеобщее мнение об Элайасе Роди.
А тот только улыбался, потирал руки и негромко говорил:
– Хм!
И это междометие имело глубокий смысл.
Оно означало, что все идет по плану; и что план, разработанный им, исполняется даже лучше, чем он ожидал.
А план был прост. Элайас Роди решил завоевать всеобщую популярность, чтобы исполнить самое свое горячее желание.
Отказ вождя семинолов казался особенно неприятным, потому что не оставлял никакой возможности для дальнейших переговоров.
Роди достаточно хорошо знал индейцев, чтобы понимать, что они не меняют своих решений.
Это упрямство много раз приводило к гибели тех, кто пытался их принуждать, и Роди в бессильном гневе скрежетал зубами, когда Олуски объявил о решении индейского совета.
Но появившаяся на его губах предательская улыбка свидетельствовала о новом плане, который «губернатор» хранил про себя, пока не наступит нужный момент.
Получив отказ Олуски, Элайас Роди решил обуздать свой вздорный нрав и настолько овладел своим порывистым характером, что сам этому удивлялся. Отсюда его изменившееся поведение относительно других поселенцев. Все они, до одного человека, стали его преданными последователями и готовы были выполнить любую его просьбу.
В своей макиавеллиевской политике он не уставал исподволь внушать всем свой замысел захвата индейских земель на холме. И делал это так искусно, что большинству слушателей эта мысль казалась их собственной, и они в свою очередь высказывали ее Элайасу.
Распространилось всеобщее мнение, что краснокожие – захватчики, что они не имеют права пользоваться территорией, которая так нужна колонии. Это мнение, хотя и не выражавшееся вслух, было очень глубоким и почти во всех случаях искренним.
К нескольким здравомыслящим и беспристрастным поселенцам, на которых не действовали речи Элайаса, он подошел по-другому: обещал значительное увеличение их собственности или пространно рассуждал о неизбежном наступлении цивилизации. И если не добился их одобрения, то сделал так, что остальным их возражения казались ограниченными и эгоистичными.
Удержались только немногие упрямые и честные люди; с ними Элайас ничего не смог поделать. Они отказывались от всех его предложений, разоблачали его ложные аргументы и высмеивали его доказательства; но их было мало, и они не пользовались влиянием.
Пока Элайас совершал свою мирную революцию в общественном мнении, кончилась осень и началась зима – если такое слово можно использовать там, где не бывает зимы в полном смысле этого слова. Закончилось и пребывание индейцев на холме. С приближением прохладной погоды племя Олуски снова упаковало свое добро, разобрало жилища и вместе с женами, детьми, лошадьми и скотом покинуло летний лагерь.
Вновь на фоне неба видны были только голые столбы.
Холм снова стал необитаем.
Но вскоре на вершине холма началась новая энергичная деятельность.
Вместо индейцев, с их раскрашенными перьями и примитивными украшениями, появились белые, столяры, плотники и другие ремесленники, вместе со своими помощниками-неграми.
На земле возвышались груды леса, камня и других строительных материалов, воздух звенел от веселых голосов рабочих.
И вскоре на том месте, где недавно стояли вигвамы индейцев, появился роскошный каркасный дом – большое сооружение, искусно построенное и великолепно отделанное.
Этот дом принадлежал Элайасу Роди!
Он получил согласие поселенцев на свой пиратский замысел. Только немногие выступили против. Но Элайас, воспользовавшись поддержкой большинства, наконец-то исполнил свое желание и захватил землю.
Глава XVII. САМОУВЕРЕННОСТЬ
Постоянный поселок племени Олуски выглядел гораздо внушительней временного лагеря из вигвамов у залива Тампа.
Восточной резиденцией семинолов служил город, построенный задолго до того, как испанцы высадились во Флориде, и здесь жило много поколений индейцев.
Вождь, вернувшись после долгого отсутствия, с удовольствием вступил под родительскую крышу.
Он был вдвойне доволен, потому что привел с собой своего племянника Вакору, который, думая о красивой двоюродной сестре, с готовностью принял приглашение.
Вот они сидят с зажженными трубками в доме, Сансута им прислуживает.
Вакора, глядя на проворную, стройную девушку, занятую домашними делами, нашел ее еще более прекрасной, и то, что она чувствовала его внимание, увеличивало ее прелесть.
– Я доволен, племянник, – говорил Олуски, – доволен, что ты снова среди нас. Я чувствую, что уже не молод: поддержка твоей твердой руки мне в старости очень нужна.
– Я всегда к твоим услугам, дядя.
– Я это знаю. Если бы Олуски думал по-другому, он не был бы доволен. Твой двоюродный брат, Сансута, останется у нас. Ты должна его поблагодарить за это.
– Я ему благодарна.
– А Вакора благодарен за приветственную улыбку на устах Сансуты.
Девушка покраснела, услышав этот тонкий комплимент, и вышла, оставив двух вождей наедине.
– Ты сказал мне, Вакора, что дела в твоем племени идут хорошо и что в вашем доме советов мир и согласие.
– Да, дядя, как и во времена моего отца.
– Это хорошо, без согласия нет настоящей силы. У нас тоже так.
– Но Олуски ничего не говорил мне о бледнолицых с залива Тампа.
– Они по-прежнему наши верные друзья. Несмотря на все твои опасения, Вакора, Роди и колонисты верны своим обещаниям.
– Я рад слышать эти слова Олуски, – был ответ племянника.
– Я тебе не рассказывал, что белый вождь предложил мне продать холм.
– Продать холм? Какой холм?
– Тот, на котором мы ежегодно живем летом. Мы называем его холмом Тампа – из-за залива.
– Правда? Ему нужен и этот холм? – возмущенным тоном спросил молодой вождь.
– Да. Я созвал наш совет и передал его слова.
– И каков был ответ воинов?
– Таков же, как и мой. Отказ.
Вакора облегченно вздохнул.
– Когда я передал этот ответ белому вождю, он не рассердился, но встретил его, как друг.
– Действительно?
– Да. Он настоял на том, чтобы я принял его дары, и сказал, что дружба Олуски стоит больше земли.
– Но ты отказался от подарков? – оживленно спросил молодой индеец.
– Не мог: мой старый друг не принял отказа. Боясь оскорбить его, я согласился.
– Нужно было отказаться, дядя.
– Вакора так говорит, потому что подозрителен. Олуски не сомневается в том, что эти люди – друзья.
– Да, дядя, я подозрителен и всегда буду подозрителен по отношению к белому человеку. Белый человек ничего не дает, если не ожидает десятикратной прибыли. Он дает краснокожему стекляшки, а взамен требует золото.
– Во многих случаях это так, но не в этом. Белый вождь сделал мне ценный подарок, а в обмен просил только дружбу.
– Так он сказал. Но что он имел на самом деле в виду?
– Я вижу, что не убедил тебя. Я тебя не виню; но хотел бы, чтобы ты хорошо подумал, прежде чем осуждать. Целый народ не может отвечать за дела отдельных плохих людей.
– Я подумаю об этом. Если ошибаюсь, признаю это и поверю во все хорошее, что ты говоришь об этих людях.
– Ты говоришь, как настоящий мужчина, Вакора, и Олуски рад это слышать.
Беседу прервало появление индейца, одного из воинов племени.
– Что нужно Марокоте? – спросил Олуски.
– Поговорить с Вакорой, вождь.
Вакора пожелал выслушать его в присутствии дяди.
– Марокота должен говорить с Вакорой наедине, если Олуски это разрешит.
Олуски сделал знак племяннику, который, встав, направился вслед за воином к выходу.
– Вакора должен отойти со мной подальше, – сказал индеец.
– Иди, я следую за тобой.
Марокота пошел вперед и остановился только на некотором удалении от здания.
– Вакора верит Марокоте?
Молодой вождь вздрогнул, услышав этот вопрос, который его проводник задал напряженным тоном.
– Да, я тебе верю.
– И он будет служить Олуски, нашему вождю?
– Всей своей жизнью!
– Сансута дорога Олуски!
Вакора снова вздрогнул. Слова Марокоты звучали загадочно. Его проводник продолжал:
– Сансута прекрасна!
– Мы все это знаем. Ты пришел, чтобы сказать мне это?
– Бледнолицые восхищаются красотой индейских девушек.
– Ну и что?
– Один из бледнолицых приметил красоту Сансуты!
– Ха!
– Его глаза радуются ее виду; ее щеки горят, когда она видит его.
– Как его зовут?
– Уоррен Роди.
– Как ты это узнал?
– Марокота – друг Олуски и хочет, чтобы вождь был счастлив. Сегодня посыльный Уоррена был в городе – негр, Хромоногий.
Молодой вождь молчал. Марокота следил за ним, не мешая ему думать.
Придя в себя, Вакора спросил:
– Где Марокота видел негра?
– В старой крепости.
– В старой крепости? Что он там делал?
– Марокота пошел по следу – хромая нога и палка – и увидел; как он входил в старую крепость. А там его ждали.
– Кто?
– Его хозяин!
– Уоррен Роди?
Марокота кивнул.
– Я слышал их разговор, – сказал он.
– О чем они говорили? – спросил молодой вождь.
– Вначале я не мог разобрать – они говорили шепотом. Немного погодя рассердились. Уоррен обругал Кривоногого и ударил его. Черный человек произнес проклятие, вскочил на стену крепости и спрыгнул по другую сторону от той, где лежал я.
– А ты слышал, о чем они говорили до ссоры?
– Слышал, как бледнолицый сказал, что Хромоногий исполнил его поручение только частично и должен вернуться и закончить дело. Черный отказался. Именно из-за этого тот, другой, рассердился и ударил его.
– Это очень странно, Марокота. Тут какое-то предательство, которого я не понимаю. Негра нужно найти и расспросить.
– Ну, масса индеец, это сделать нетрудно! Хе! хе! хе!
Если бы сам демон тьмы явился перед двумя индейцами, они не были бы так поражены, когда услышали эти слова: потому что произнес их сам Хромоногий. Черный, казалось, обрадовался эффекту, который произвело его неожиданное появление, и какое-то время продолжал радостно хихикать.
– Да, и чего же вам нужно от бедного негра? Вы его нашли! Хе! хе! хе!
Вакора строго повернулся к нему.
– Я намерен держать тебя, пока ты не расскажешь всю правду!
– Правда, масса индеец, это то, что всегда говорит старый негр. Он не может с этим ничего поделать, потому что такой у него характер. Правда и невинность – единственное его богатство, хвала Господу!
И произносилось это набожное высказывание с дьявольским видом.
Вакора оборвал попытки негра уйти от ответа и приказал немедленно сообщить, чего хочет Уоррен Роди, с каким посланием он отправил негра и к кому.
Но Хромоногого, однако, остановить так легко не удалось.
– Ну, масса индеец, я не возражаю против того, чтобы кое-что вам рассказать, но не люблю говорить при других. Отошлите его, – он указал на Марокоту, – и старый Хромоногий все вам расскажет. Он и так собирался это сделать, когда шел сюда.
Со вздохом вождь отпустил Марокоту и, велев негру идти за собой, прошел еще немного дальше от поселка.
После этого состоялся долгий и, очевидно, интересный разговор. Хромоногий, как обычно, яростно жестикулировал, а молодой вождь, сложив руки на груди, слушал его рассказ.
Расстались они поздно. Негр заковылял в направлении развалин, а Вакора вернулся в дом своего дяди.
Глава XVIII. ЛЮБОВНОЕ СВИДАНИЕ
Как уже говорилось, старая крепость представляла собой развалины. Когда-то она принадлежала испанцам, но после того, как испанцы покинули эту территорию, крепость пришла в полное запустение.
На следующее утро после разговора Вакоры с Хромоногим два человека стояли в тени руин. Это были Сансута и Уоррен Роди. Девушка выбралась из дома отца незаметно для немногих рано встающих жителей поселка и, осторожно оглядываясь, добралась до крепости. Таким образом объяснилось присутствие Уоррена Роди так далеко от залива Тампа и появление Хромоногого.
– Я очень благодарен тебе, Сансута, за то, что ты пришла ко мне.
– Боюсь, я поступила неправильно.
– Неправильно? О чем ты?
– Я обманула отца, моего доброго отца; но это в последний раз!
– В последний раз?
– Да, я решила, что это будет наша последняя встреча. Если бы отец узнал, что я обманула его доверие, я бы не вынесла.
– Ты сомневаешься в моей любви к тебе, Сансута? Разве она не загладит гнев Олуски?
– Уоррен!
Укоризненный тон, которым девушка произнесла его имя, привел молодого Роди в себя. Он сменил тактику.
– Но зачем говорить о гневе Олуски? Лучше поговорим о моей любви. Неужели ты в ней сомневаешься?
Индианка тяжело вздохнула.
– Сансута тебе верит, но она несчастна.
– Несчастна! Почему?
– Потому что из индейской девушки получится плохая жена для белого джентльмена.
Странная улыбка появилась на лице молодого человека. Однако он промолчал.
– Если бы Сансута не думала о тебе, ее бы не было здесь утром. Но больше она тебя не увидит.
– Ну, послушай, дорогая, ты тревожишься без всяких причин. Разве я не говорил, как люблю тебя? Что я всегда тебя любил? Разве мы не выросли вместе? Что может быть естественней моей любви?
– Но твой отец…
– Он не станет возражать. Зачем ему это? Разве он не лучший друг Олуски?
– Да, они друзья, но все же…
Уоррен видел, что девушка встревожена и нервничает. Он не стал терять времени на успокоительные речи.
– В конце концов, дорогая, нам не обязательно рассказывать о нашей любви. Подождем, пока не будем уверены в согласии родителей. Если на это потребуется время, будем пока думать только о себе. Ты еще не сказала мне то, что я жажду услышать.
– Что именно?
– Ты не сказала, что твое сердце принадлежит мне.
В груди девушки явно шла тяжелая борьба! Дочерний долг и угрызения совести боролись с чувством, вызванным льстивыми речами негодяя.
В такой борьбе всегда побеждает любовь.
Этот случай не стал исключением. Негромко прошептав имя юноши, Сансута положила голову ему на плечо.
Он обнял ее за талию.
Признание было сделано. Кости брошены!
Оба вздрогнули, услышав какой-то шорох поблизости, похожий на подавленный вздох. Уоррен, обладавший зрением рыси, обшарил взглядом кусты, но ничего не увидел.
Успокоив девушку сладкими словами, он повел ее дальше.
Как только они отошли, на том месте, где они только что были, показался человек, затем появился и другой.
Тот, что стал виден первым, согнулся от горя, а на его лицо будто легла тень, черная, как ночь.
Это был вождь Вакора.
Гневно и презрительно он швырнул второму несколько монет. Вторым был не кто иной, как негр Хромоногий.
– Убирайся! Вакора может использовать тебя для получения новостей. Но его горе ты не увидишь! Прочь!
Негр подобрал монеты, отвратительно улыбнулся и заковылял прочь.
Вакора еще некоторое время постоял, погруженный в мрачные мысли, затем, повернувшись спиной к старой крепости, побрел в поселок.
В этот и во многие следующие дни племянник старого вождя был подавлен и неразговорчив.
Много часов подряд он словно не замечал окружающего.
Потом, внезапно вздрагивая, быстрыми шагами выходил из жилища, шел через весь поселок и скрывался в соседних лесах. Там, в глубине, он бродил и появлялся снова через много часов, как всегда, мрачный и замкнутый.
Казалось, он не торопится вернуться к своему племени. День за днем под какими-то надуманными предлогами откладывал он отъезд.
Однако он следил за Сансутой с той ревнивой заботой, с какой мать следит за больным ребенком. Каждый ее взгляд, каждое слово и каждый поступок привлекали его пристальное внимание.
Девушка дрожала, когда ловила на себе взгляд молодого вождя. Его строгая внешность пугала ее. Она подозревала, что он знает ее тайну, хотя никогда ни словом, ни поступком он этого не выдал.