Справа стоял стеллаж в три полки, заполненные большими банками и коробками. В бетонной стене слева от меня виднелась ещё одна дверь, к которой я подошёл, но решил пока не открывать. Лучше для начала разведать обстановку, а потом уже двигаться дальше. Перед дверью были ещё полки со строительными материалами, досками, банками с гвоздями и заклёпками, рулонами брезента.
Я вернулся к полкам с продуктами и нашёл напротив них ещё одну дверь, отличавшуюся от остальных, деревянных и с железными петлями. Эта дверь была металлической, похожей на дверцу холодильника, и на ней красной краской было выведено:
Я не боюсь замкнутых пространств; вообще-то они нравятся мне даже больше, чем кафетерии или бейсбольные поля. Но в этом слове таилась какая-то обречённость. Здесь люди собирались прятаться, когда наступит конец света.
На дверь была накинута цепочка. Я взялся за крючок и, потянув, вынул его из паза. Он, позвякивая, повис на цепочке, словно тело повешенного, раскачивающееся на верёвке. Ручка оказалась холодной на ощупь, но дверь легко открылась. Под ней шёл небольшой порожек, я переступил через него и оказался в странном потайном месте. На стене я нашарил круглый выключатель, повернул его, и помещение залилось светом. А затем я слегка прикрыл дверь, стараясь её не захлопнуть.
* * *
В бомбоубежище оказалось много всего: металлическая кровать, отдушина вентилятора, через которую поступал пахнущий землёй воздух, унитаз у низенькой перегородки, телефон в стиле пятидесятых годов без гудков в трубке, полки со всяким мусором и книгами в бумажных обложках, электрическая плитка.
Но, когда загорелся свет, я первым делом обратил внимание на стену с мониторами. Всё остальное показалось мне просто несущественным по сравнению с ними.
— Не может быть! — пробормотал я, дотрагиваясь до выпуклого стеклянного экрана, примерно с фут по диагонали, вставленного в металлический каркас, слегка заржавевший в одном углу. И не один экран, а ещё целых шесть.
Всего потухших мониторов было семь — один посередине и шесть вокруг центрального, под которым располагались четыре кнопки: одна чёрная, а другие с буквами
Положив рюкзак на пол, я достал из него бутылку с водой и наполовину её опустошил. Палец мой протянулся к кнопке
* * *
Мне холодно лежать на скользком полу, но я так ослаб, что не могу подняться. Длинный коридор освещён белым светом. Я один, но ко мне издалека приближается какая-то тень. Тут я понимаю, что это медицинская каталка, колёса которой вращаются с противным скрипом. На каталке лежит чьё-то тело. Вот она приблизилась настолько, что можно увидеть пятна крови, проступающие через простыню. Я хочу подняться, но не могу.
— Уилл?
На каталке сидит Мариса, смотрит пустым взглядом и улыбается.
— Я хочу, чтобы меня обожали.
— Вставай, Уилл. Просыпайся.
— Тревога! Нарушитель! Тревога! Нарушитель!
Я подскочил на кровати и резко встал, ещё не до конца осознавая, где нахожусь. Где же я? Ах да: фургон, тропа, форт Эдем, Бункер, подвал.
Я заснул на кровати, а не на полу в освещённом коридоре, и Мариса не проезжала мимо меня на каталке. Но скрипучий звук не был сном. Одно из колёс слегка щёлкало и как будто вихляло. Наверное, это расшатавшаяся магазинная тележка.
Времени, чтобы спрятаться, уже не было, как и не было времени и смысла выключать свет в бомбоубежище — тот, кто спустился в подвал, уже включил основное освещение. Через приоткрытую дверь я увидел колеблющиеся тени. Тележка не только оказалась реальностью, она ещё и вполне бодро катилась по подвалу и остановилась у полок, где хранились стройматериалы. Я вспомнил, что там находится дверь, которую я пока не рискнул открывать.
* * *
Я попробовал догадаться, о чём он говорит, по губам, но это было бесполезно. Он говорил с паузами, словно обдумывая каждую фразу и решая, продолжать ли дальше. Тишина становилась невыносимой; я вынул диктофон, набрал имя «Бен Дуган» и включил аудиозапись. Теперь, когда я смотрел на его лицо и слушал его голос, у меня складывалось впечатление, что я слушаю его на самом деле, как будто он как раз сейчас сидит передо мной. Но голос Бена временами прерывался голосом доктора Стивенс.
Так когда это случилось с тобой в первый раз? Постарайся вспомнить.
Не помню. Я забыл.
Что именно ты забыл?
Не могу ответить на этот вопрос. Я забыл, что забыл.
Ну хорошо, а есть какие-то догадки? То, о чём ты не хочешь задумываться или вспоминать. Тебе иногда бывает неприятно думать о чем-то. Так вот, когда появляется похожее чувство, какие мысли тебя посещают? Чего из того, что тебе не нравится, ты боишься?
Мне не нравится грязь. Ну, то есть сырая земля.
Хорошо, уже что-то. Тебе не нравится просто смотреть на землю или не нравится копать её?
Не знаю. Я вроде бы никогда не копал землю.
Нет, Бен, ты копал землю. И до сих пор жив.
Не помню.
И что в земле тебе кажется особенно страшным?
А можно воды?
Нет, Бен, никакой воды, пока не скажешь. Мы беседуем уже довольно долго. Ты должен признаться мне, Бен. Что тебя так пугает в земле?
Не помню.
Постарайся вспомнить.
Не могу.
Далее сеанс продолжался в том же духе: «Постарайся вспомнить» — «Нет, не помню. Дайте воды» и тому подобное. Я слушал этот диалог уже несколько раз. Я вынул из ушей наушники и развернул батончик «Clif».
Бен Дуган на экране нагнулся и подобрал что-то с пола, чего я не видел. Потом встал, держа эту вещь в руках.
«Что он там делает?» — спрашивал я себя, откусывая батончик; я словно смотрел телевизор.
Он отвернулся от камеры и поглядел на стену, сжимая в руках какой-то предмет. С этого предмета что-то капало, оставляя на полу лужицы. Бен подошёл к выведенным на стене цифрам и что-то сделал, чего я из-за его спины не увидел.
— Что ты делаешь, Бен Дуган? — спросил я вслух.
Он повернулся, уронив странный предмет на пол перед камерой, и пропал из поля зрения. Цифра 1 исчезла; вместо неё виднелась огромная синяя клякса с кобальтовыми потёками. На полу валялась большая кисть.
Что вообще происходит? Зачем закрашивать цифры? Всё это походило на зловещий фильм о зомби, которые сами стирают себя из жизни.
Вот, я отметил свой номер.
Теперь я готов встретить свой конец.
Я переключился на общую комнату, нажав кнопку с буквой Г (Главный зал, как я догадался). Все сидели на диване и в креслах в дальнем углу. Когда вошёл Бен, все встали и окружили его. Похоже, ему задавали вопросы, только я их не слышал.
— Звук, звук, полцарства за звук! — пожаловался я в пустоту.
Бен немного отошёл от остальных, и тут я впервые увидел его. Я сразу догадался, что этот высокий тёмный человек тут главный, хотя он стоял на самом краю кадра и был едва заметен. Он потрепал Бена по плечу и отвёл его в сторону, что-то нашёптывая на ухо — то, что касалось лишь их двоих. Из-за окружавшей меня тишины эта сцена казалась ещё более зловещей. Оба они подошли к двери, открывшейся в темноту, и Бен Дуган скрылся из виду.
Тут загорелся один из мониторов без кнопок управления. Я аж подпрыгнул от неожиданности, отшатнулся, споткнулся о рюкзак и упал на пол. До сих пор я думал, что шесть остальных мониторов неработающие, что они лишь пялятся в темноту своими пустыми экранами. Но вот один из них ожил. Я встал на ноги и приблизился, всматриваясь в изображение комнаты, которую раньше не видел.
Первое, что меня поразило, — это то, что помещение было оформлено в мрачно-синих, угрожающих тонах. Пол, стены, одинокий стул — всё это было выкрашено в темно-синий, «морской» цвет, но выкрашено грубо, словно краску наносили, шлёпая по стенам голыми руками.
Второе, что привлекло мое внимание, — это шлем, висевший на спинке стула. Он был сделан из кожи или из чего-то, похожего на кожу, и из него торчали трубки с проводами, уходящими к потолку. Всё в этой комнате как будто приказывало: «Сядь на стул, надень шлем и делай, как я говорю!» Стул здесь был поставлен специально, чтобы на него садились и надевали на голову шлем.
У меня возникло ощущение, что я смотрю на что-то, не существующее в действительности, как будто это видеоигра или фильм. Но я знал, что это не так, — сцена была реальной, и происходила она совсем недалеко от меня. Мне снова очень сильно захотелось выбраться из Бункера миссис Горинг, выбежать в лес и устремиться прочь по тропе. Но у этого плана были существенные недостатки: я находился за много миль от города и не слишком хорошо ориентировался на местности. Я даже почти никогда не выезжал на природу, не говоря уже о том, чтобы выжить в глухомани. Увиденное меня пугало, но перспектива оказаться одному в лесу пугала едва ли меньше. И была ещё одна причина остаться: любопытство. Меня распирало любопытство, и мне хотелось во что бы то ни стало узнать, что здесь происходит на самом деле. Сбежать, не прикоснувшись к истине, казалось почти невозможным.
В комнату вошел Бен Дуган, сел на стул и взял шлем, глядя куда-то в сторону. Потом он поднял голову и сказал что-то, чего я не услышал. Но мне показалось, что я понял смысл по выражению его лица.
Я не могу.
Он посидел ещё немного, но вскоре сдался и надел шлем. Тот закрывал его уши, лоб и глаза, оставляя видной лишь нижнюю половину лица.