Зато оставшиеся ели, пили и галдели в свое удовольствие: рассказам не было конца. Но главная тема — поединок двух атаманов. Раскрасневшийся от горячей пищи и сури Пак Ту Суни завладел общим вниманием:
— Вы думаете, простой человек мог увидеть врага у себя за спиной и так, в одно мгновение, его сразить? Нет, не мог. Обыкновенный не мог. Но я-то был рядом, все видел и понял, в чем дело, в чем секрет. И я прямо говорю: у Микау Иванычи есть невидимая, ни для кого не заметная вторая пара глаз, на затылке. Он настоящий четырехглазый — Нэ нуни!
— A-a… Вон как, ясно, ясно! Нэ нуни, Нэ нуни… Четыре глаза. Четырехглазый, — корейцы переглядывались и согласно кивали друг другу. Русским дружинникам тут же перевели слова рассказчика.
Вряд ли Михаил Иванович Янковский мог предполагать, что с того далекого, действительно не совсем обычного для это почетное прозвище «Нэнуни» сохранится за ним на всю жизнь. Корейцы же по-своему окрестили и полуостров, назвав его «Нэнуни сом» — «Остров Четырехглазого».
КИТЫ И ТИГРЫ
За лето «Нэнуни» достроил свой дом-крепость — прочное, на высоком каменном фундаменте здание с аршинной толщины стенами. По тем временам оно действительно было неприступным бастионом. Массивные, окованные железом двойные дубовые двери запирались изнутри на мощный засов. В окнах — чугунные прутья. На просторном чердаке — мансарде — слуховые окна — бойницы. На дворе сторожевые собаки. В доме все вооружены. Не очень умелых Михаил Иванович по воскресеньям регулярно обучал стрельбе.
Он возглавил отряд самообороны всех окрестных хуторов и деревушек русских и корейских переселенцев. Была налажена разведка, и теперь они всегда были готовы дать отпор. Слух об этом прокатился далеко за Синие горы и хозяйничанье темных людей заметно пошло на убыль. В сентябре 1880 года на новый хутор перебралась из Владивостока и Ольга Лукинична с детьми. Отпраздновали новоселье.
За домом под старыми липами Ольга устроила цветник, начала разводить розы и георгины. Неподалеку разбили огород. Забор вокруг него соорудили из лозы тальника. Ивовые колышки выбросили листья и веточки, плетень на глазах начал тянуться ввысь.
Михаил Иванович любовно подобрал в горах дички вишни, груши и абрикоса. В полуверсте от дома, на высоком берегу речушки, подыскал солнечную площадку с плодородной землей, поднял целину и рассадил деревца правильными рядами. На следующий год привил европейскими сортами, доставленными даже не за три, а за десять морей, из Одессы. Все привились и цвели, хотя плодоносили далеко не каждый год.
Начал осуществлять свою главную мечту о коннозаводстве. Приобрел лучших по экстерьеру четырех монгольских, четырех маньчжурских и двух корейских кобылок. А первым стражем и производителем этого «исторического» косяка стал родившийся во владивостокском морском интендантстве полукровный рыжий жеребчик Атаман. Производитель был тоже невелик ростом, но, гордо разгуливая рядом с крохотными азиатскими кобылицами, издали казался даже великаном!
В первый же год завезли несколько коров, быка, коз, овец, кур, уток, гусей. Кое-как подготовили птичник, коровник, конюшню, и все же большинство живности осталось зимовать во дворах и пригонах.
Гек ограничился небольшой заимкой на берегу бухты. А залив Петра Великого был его плодородным «полем», китов там водилось множество. Но вся китобойная флотилия вольного шкипера состояла из легкой парусной шхуны, гребного вельбота и шлюпки, а команда — он сам, два матроса, да два гребца.
В субботу, после бани, Гек заглянул на хутор соседа.
— Ну как, Михаил Иванович, идем завтра вместе за китом? Ты ведь давно собирался, я помню.
Михаил Иванович вопросительно посмотрел на жену.
— Плывите, плывите, завтра воскресенье, я тут управлюсь. А вы хоть отдохнете немного от дел. Давеча сами говорили: «интересно бы сходить с Геком на кита…»
Тихим и ясным утром «Анна» послушно бороздила голубые воды залива. Соседи стояли рядом на мостике, шкипер не отрывался от подзорной трубы. Вокруг островов Желтухина, Карамзина, Моисеева киты встречались часто, но главное заключалось в том, чтобы заметить спящего. У Гека не было еще ни гарпунной пушки, ни стальных линий, ни быстроходного катера. Нужно было подкрадываться на гребной лодке, все операции выполнялись вручную.
— Есть! Во-он, видишь черный точка? Это он. Сейчас ложимся дрейф, спускаем вельбот.
Шхуна убавила паруса, на воду спустили небольшой бот. Капитан встал на носу, два гребца уселись на средней банке, разобрали весла. Михаил Иванович поместился на корме у руля.
На носу вельбота была установлена катушка с намотанным на нее стосаженным пеньковым тросом. На его конце — острый ручной гарпун. Рядом на треноге — огромное четвертого калибра — шомпольное ружье, заряженное свинцовой пулей размером в куриное яйцо.
— Михаил Иванович, смотри на моя рука. Куда покажу, туда направляй. Когда левый рука кверху, — дай ребятам команда: тихий ход. Ясно? Давай вперед!
Матросы налегли на весла. Гнезда уключин густо смазаны салом, сами уключины обмотаны тряпками: ничто в лодке не стукнет, не скрипнет. Надо подойти неслышно.
Левой рукой Фридольф указывал направление, Михаил правил. Опытные гребцы гнали вельбот ровно и быстро. В такт дыханию дремлющее морское чудовище то высоко вздымало над поверхностью океана блестящий на солнце мокрый горб, то медленно осаживало его вглубь.
Тридцать, двадцать, десять саженей отделяли лодку от черного горба. Гек, не оглядываясь, машет левой рукой — тихо! А правой поднимает на уровень плеча тяжелый гарпун.
Последний, решающий момент. Пригревшись на солнце, кит продремал охотников. Не взметнулся, подняв столб брызг, не скрылся в пучине, завертев опасную воронку.
Шкипер упирается ногами между шпангоутами, собирается в комок, и — бросает! Описав в воздухе дугу, гарпун смаху глубоко впился в приподнявшуюся над водой спину! Гигант вздрогнул, как прижженный каленым железом. Подскочил, почти обнажив огромный корпус, и рванулся, как вихрь. Бешено взвыла завертевшаяся катушка, стремительно разматывая прикрепленный к гарпуну трос. Лодка рывком кинулась вперед.
Но вдруг кит страшно ударил хвостом по воде и сразу круто пошел в глубину. Катушка жужжит и воет, от трения начинает дымить. Линь разматывается с такой быстротой, что рябит в глазах!
Гек схватил топор. Кит оторвался уже на сотню футов, но идет в глубину, и если сейчас заклинит трос, лодку или опрокинет, или стремительно утащит в морскую пучину. Тогда выход один — рубить драгоценный линь и освобождаться. А пока один матрос беспрерывно окатывает из ведра забортной водой дымящуюся катушку, второй вычерпывает и выливает воду обратно в море.
Очень долгими показались Михаилу Ивановичу эта первые, критические минуты. Он цепко держал румпель, стараясь точно выполнять сигналы Гека. А кит то появлялся на поверхности, то снова уходил вглубь.
— Держи мягко, Михаил! Не давай бот вставать боком. Сразу опрокинет! — Едва уловимым движением опытный китобой поправляет раскаленный трос, не дает ему запутаться.
Но вот, израсходовав силы и размотав весь линь, кит начал маневрировать. Прошел час, другой. Кит всплыл, сделал передышку. Вельбот снова бесшумно, против ветра, приближается. Шкипер наводит свою огромную шомполку. Когда кит набрал в легкие воздух и высоко обнажил бок, Гек целится в известную ему наиболее уязвимую точку и нажимает на спуск. Из ствола с грохотом вырывается клуб дыма, кит вздрагивает и… все начинается сначала. И так несколько раз. Но всяким силам есть предел: в конце концов кит ложится на бок и тогда его можно уже буксировать.
К счастью, ветер позволил шхуне все время идти следом за вельботом и вскоре она приняла на борт измотанный экипаж.
— Ну, брат Фридольф. Не дешево достается твой хлеб! Я смотрел, как ты на ходу направлял на валу трос — этак можно и без пальцев остаться.
Китобой усмехнулся, вытянул перед собой мозолистую руку со скрюченными пальцами:
— Мой пальцы уже давно, как крючок…
— Да, черт возьми, опасная работа. Я думал, мы сегодня обязательно будем плавать.
— Сегодня еще хорошо. Разве я не рассказывал тебе, как попал один раз? Когда начинал охота, опыта было мало — подошли слишком близко. Бросил гарпун, попал, а кашалот как трахнул хвостом, лодка рассыпался на щепка, вдребезги! И все моментально поплыли на вода. Оба гребца сразу утонули. А я, как кошка, поймал одну доску от вельбота и плавал на море несколько часов. Хорошо, что было тихо, только вода был очень холодный.
— А как же шхуна, почему она тебя сразу не подобрала?
— Они нас потеряли. Когда на море один голова торчит, далеко не увидишь… Потом, когда нашли, я даже говорить не мог…
«Анна» вошла в бухту и бросила якорь. На берегу уже копошились люди. Под установленными на камнях котлами раскладывали костры, приводили в порядок засолочные чаны.
К берегу великана потянул вельбот. И несмотря на то, что гребли теперь в две пары весел, приближались медленно. Гек картинно сидел верхом на огромном горбе кита и дымил трубкой.
Вытягивали тушу специальным воротом, вкопанном шагах в тридцати от линии прибоя. И сразу приступили к разделке. Отделили ус, извлекли многопудовую печень.
Жир рубили на куски, бросали в котлы, перетапливали и сливали в бочки. Бордовое мясо резали на кубики и пласты, засаливали в деревянных чанах. Гек командовал и, засучив рукава, азартно работал сам.
Взглянуть на кита прибежала из-за перевала и Ольга Лукинична. Михаил Иванович, помогая очищать скелет, с увлечением рассказывал об охоте, ни словом не упомянув об опасности.
Занятый разделкой, капитан обернулся к ним:
— Гоните сюда телега, берите мясо. Оля, это мясо первый день — как говядина. Жарьте сразу гора котлеты. Уберите на ледник, будете кормить всех несколько дней! Знаешь, Михаил Иванович, я из ребра буду строить ворота, а из позвонки делать табуретка.
Фридольф обладал незаурядной фантазией и вкусом. От его дома к морю тянулась аллея высаженных из леса, расцветавших в мае бело-розовым цветом грушевых деревьев. И при входе в эту аллею со стороны моря он действительно построил экзотические, выполненные в восточном стиле, целиком собранные из китовых ребер ворота. А в конце аллеи, рядом с домом, поставил оригинальную беседку. В ней, вокруг стола, крышкой которому служила лопатка кита, расположились похожие на винные бочонки желтоватые китовые позвонки — табуретки.
* * *
Янковские украсили веранду своего дома лозами дикого винограда. Он быстро потянулся вверх, вполз на крышу, затеняя крыльцо от солнечных лучей.
Это лето принесло им первые радости. В косяке Атамана появилось четыре длинноногих жеребенка, забавно прыгавших возле своих маленьких мам. Они паслись в общем табуне неподалеку от дома, только на ночь возвращаясь в пригон в сотне шагов от усадьбы: конюшня стояла еще неотстроенной.
К осени молодежь заметно подросла, быстро догоняя маток. Это радовало: первый опыт скрещивания с русским конем наглядно оправдывал надежды. К ласковым разномастным жеребятам успели привязаться все, особенно Ольга Лукинична и дети. Все новорожденные получили клички.
Но в ноябре на полуостров пожаловал тот, кто считал себя полновластным хозяином всего живого в этом крае. Да он и был здесь хозяином на протяжении веков. Охотничьи племена гольдов, орочей тазов, удэге издревле почитали тигра божеством, не смели поднимать на него свое примитивное оружие. Напротив, ему молились, приносили жертвы. Перед гигантской оранжево-полосатой кошкой трепетало население Кореи и Маньчжурии. Верховный правитель Страны Утренней Прохлады вынужден был издать указ: выделить из лучших воинов королевской гвардии специальные команды храбрецов-богатырей для борьбы с тиграми! Но и это не спасало сельских жителей от кровавых набегов: хищники, как в собственную кладовую, вторгались в человеческие жилища.
Янковские услышали тревожное ржание и топот своего косяка во дворе, выбежали на крыльцо. Следом за лошадьми бежал бледный, запыхавшийся воспитанник Андрей.
— Михаил Иванович! Тетя Оля! Сейчас какой-то громадный, похожий на кошку зверь схватил за огородом Рыжика! Задавил и прямо в зубах утащил на сопку в лес!
Все гурьбой кинулись в поле, где с утра бродил косяк. Нашли клок шерсти, немного крови. Больше ничего. Снега еще не было, но на оттаявшей утром земле Михаил Иванович разглядел круглый, размером в тарелку, след. Тигр!
Попытался проследить, но крови было всего несколько капель, а в лесу след и совсем затерялся. С тяжелым сердцем он повернул домой. Жена бежала навстречу.
— Ну что? Нашли что-нибудь?
— Нет, Рыжика, Оля, искать нечего. Но я нашел следы — унес тигр. Боюсь — это только начало. Снега-то нет, как его найти?
Ольга отвернулась. Она не любила показывать свои слезы даже мужу. Грустные они вернулись домой. А Андрей успел рассказать о беде Лизе и Шуре, и теперь ревели все хором…
Опасения хозяина подтвердились. Рыжика тигру хватило всего на два дня. На третий он так же безнаказанно уволок Белку. И эта охота ему очень понравилась. Брать глупых и беззащитных домашних животных оказалось куда легче, чем скрадывать чутких кабанов, оленей, коз. Те часто срываются из-под самого носа, а старый кабан еще и клыки показывает!
Третьего жеребенка, а за ним по очереди и двух маток он взял ночью уже прямо во дворе, в ста шагах от дома. Всякий раз собаки, поджав хвосты, поднимали дикий лай, но с места не трогались. И пока хозяева выбегали с оружием на шум, тигр спокойно успевал уволочь свою жертву, легко перемахивая полутораметровую ограду с лошадкой в зубах. Вламываясь в недостроенную конюшню, он одним ударом лапы перебивал лошади шейные позвонки и волок ее без сопротивления.
Михаил Иванович невольно вспомнил слова адмирала: «двуногие и четвероногие хищники могут доставить вам немало хлопот». Да, с двуногими вроде бы справились, но вот четвероногие, кажется, в самом деле могут похоронить его мечту. А снега все нет!
«Нэнуни» ходил мрачный. Ольга Лукинична при нем не плакала, но осунулась на глазах. Он знал, что жена почти не спит.
И вдруг — в полнолуние — долгожданная пороша!
Михаил Иванович посветлел. Проверил под вечер винчестер, отобрал самые надежные патроны. Ольга Лукинична вышла из кухни.
— Где думаете его караулить?
— Спрячусь под стеной конюшни в сено. Для приманки привяжу во дворе Пегашку.
— Последнего нашего жеребеночка?
— Сейчас при полной луне на снегу светло. Замечу его загодя, схватить жеребенка не дам, не беспокойся.
Он взял под мышку тулуп и вышел. Вывел жеребенка, привязал к коновязи посреди пригона. Бросил под неосвещенную луной стену конюшни охапку сена, накинул на плечи тулуп, сел. Стояла тихая, светлая, еще не очень морозная ночь. Отчетливо виден стоящий в двадцати шагах Пегашка. Пригорюнясь, он лениво жевал клок сена.
«…Нет, сегодня вору незаметно не подкрасться. Увижу».
И только подумал, как краем глаза заметил какую-то тень и вздрогнул. А в воздухе молнией сверкнуло длинное изогнутое тело. Огромные лапы простерты вперед, хвост — змеей!
На мгновение почудилось: сказочный дракон спрыгнул с луны. Но тут жалобно, пронзительно проверещал Пегашка, и охотник отчетливо расслышал хруст раздробленных позвонков. Еще миг, и тигр, как кошка с мышью, с жеребенком в зубах бежал крупной рысью к ограде.
Пусть полная луна, но ночь есть ночь. Посадить на мушку на бегу трудно. Стрелку показалось, что поймал переднюю лопатку, — он выстрелил. Тигр сразу бросил добычу, глухо рыкнул и плавно перемахнул через ограду. Пегашка не шевелился, вокруг головы по снегу растекалось темное пятно.
Михаил Иванович выскочил через калитку в заборе и увидел след хищника. Разбрасывая неглубокий снежок, он уходил к лесу саженными прыжками. Справа от этих огромных лунок на серебрящемся под луной снегу словно рассыпана гречиха… Он наклонился, взял на ладонь. Кровь! «Стрелял в левый бок. Значит, прохватил навылет… Ага, перешел на шаг, видно, задело как следует!» Он повернул к дому.