Сразу после вечернего чая — а затем вновь уже перед отходом ко сну — Мэвис и Фрэнсис о чем-то шептались, но это было сделано так осторожно, что младшие ничего не заметили и не заподозрили никакого подвоха.
Детям очень понравилось их новое жилище — по счастью, оно нисколько не походило на легкомысленную приморскую виллу, чего они опасались вначале. В прошлом это был обыкновенный дом мельника, который его теперешняя хозяйка для пущей важности стала именовать виллой. С задней стороны к нему примыкала старинная ветряная мельница, сложенная, как и сам дом, из толстых, потемневших от времени бревен и тоже покрытая красной черепичной крышей. Сейчас мельница уже не использовалась по своему прямому назначению, а служила всего лишь складом, где хранились рыбацкие сети, тачки, клетки для кроликов, пчелиные ульи, различные детали упряжи, мешки с кормом для хозяйских кур и всякий старый хлам. Среди прочего здесь имелся и огромный ларь, перенесенный на мельницу из соседней конюшни, где в нем, по всей видимости, держали овес; в углу были свалены грудой с полдюжины сломанных стульев, а венчала это непрочное сооружение рассохшаяся деревянная колыбель, в которой не качали детишек с тех пор, как мать нынешней хозяйки дома вышла из младенческого возраста.
В любое другое время старая мельница явилась бы для детей настоящим подарком судьбы — чем-то вроде сказочного дворца, полного удивительных вещей и могущего послужить идеальным местом для игр; однако сейчас их мысли были заняты только русалками. Мэвис и Фрэнсис договорились уже на следующее утро отправиться к морю на поиски этих таинственных существ.
Им удалось проснуться очень рано и, быстро одевшись, выбраться из дома незамеченными. В целях конспирации они не стали умываться — плеск воды мог разбудить остальных членов семейства — и даже не причесались, хотя уж что-что, а это можно было проделать без особого шума. По дороге к морю им не встретилось ни души, не считая хозяйского кота, возвращавшегося домой после ночных похождений (при этом у него был усталый и порядком помятый вид), да еще маленькой птички-овсянки, сидевшей на дереве в сотне шагов от мельницы и хвастливо объявлявшей всему свету о том, что она будто бы «ела камни». Когда дети подошли к ней поближе, овсянка раздраженно вспорхнула с ветки и, перелетев на другое дерево, принялась с удвоенной силой похваляться своими весьма подозрительными гастрономическими пристрастиями.
Желание найти русалку было так сильно, что Фрэнсис на какое-то время даже забыл о другой своей мечте — о давней мечте увидеть море. Накануне они приехали сюда уже затемно, и по пути не могли разглядеть ничего кроме нескольких огоньков, мерцавших в окнах соседних ферм. И вот сейчас, когда они с Мэвис, свернув с дороги на узкую песчаную тропу, обогнули вершину прибрежного холма, он замер на месте при виде чего-то бесконечно громадного, занимающего все пространство до горизонта — чего-то серо-голубого с проблесками красных и золотых искр там, где его поверхности касались первые лучи восходящего солнца.
— Мэвис, — сказал он каким-то глухим, сдавленным голосом, — Мэвис, это же море!
— Да, — Мэвис также была взволнована, хотя голос ее звучал более естественно.
— Оно совсем не похоже на то, что я ожидал увидеть, — пробормотал Фрэнсис и вдруг припустил бегом вниз по береговому откосу.
— Тебе оно не нравится? — спросила сестра, пускаясь за ним вдогонку.
— При чем здесь «нравится — не нравится»? Это не та вещь, о которой можно говорить, что она всего-навсего нравится… Когда они спустились вниз, песок и мелкая галька были еще влажными после ночного прилива; на довольно просторном пологом участке берега между подошвой утеса и линией прибоя остались многочисленные ямы с водой, расщелины и просто лужи, над которыми здесь и там поднимались круглые верхушки больших камней и отдельные остроконечные скалы, покрытые зелеными водорослями и гроздьями маленьких желтоватых раковин каких-то моллюсков.
— Да, это и впрямь чудесно, — сказал Фрэнсис. — Именно чудесно. Я уже начинаю жалеть, что мы не взяли с собой малышей — представляю, как бы они радовались. Все-таки с нашей стороны получилось не очень порядочно…
— Иначе было нельзя, — откликнулась Мэвис. — Представь, как бы мы вчетвером с Бернардом и Кэтлин стали ходить по берегу в поисках русалок. Много ты их найдешь в такой-то компании!
— Это верно, — согласился Фрэнк, — кроме того, Кэти еще вчера, когда мы ехали в поезде, собиралась стрелять по русалкам из лука, а Берни — тот вообще ни во что не верит — сразу объявил их простыми тюленями.
Рассуждая таким образом, они присели на камень и быстро стянули с ног ботинки и чулки.
— Настоящую русалку мы, разумеется, здесь не найдем, — сказал Фрэнсис, — но что-нибудь интересное, может быть, попадется.
— Во всяком случае надо поискать — а там мало ли что… Осторожнее, Фрэнк, эти камни, наверно, ужасно скользкие.
— Знаю без тебя, — он пробежал босиком по узкой песчаной полосе, затем по гальке и, перебравшись через большой валун, впервые в жизни окунул ноги в море. Не важно, что это была всего лишь неглубокая лужа, — ведь еще час-другой назад, во время прилива, она составляла одно целое с безбрежным морским простором.
— Бр-р, однако, вода не очень, — заметила, присоединяясь к нему, Мэвис — эй, не шагай так широко, тут настоящий каток.
— Знаю без… — отозвался Фрэнсис и, поскользнувшись, с громким плеском опустился как раз в самый центр лужи.
— Ну вот, теперь придется идти домой и переодеваться, — сказала Мэвис с укоризной, но без всякого злорадства. — А ведь я предупреждала.
— Глупости, — фыркнул ее старший брат. — Подумаешь, поскользнулся. Это все пустяки, я нисколечко не промок.
С этими словами он поднялся из лужи; вода ручьями стекала с его костюма.
— Только представь, каково тебе будет, если ты простудишься, — попыталась уговорить его Мэвис. — Это значит весь день сидеть дома, а то и лежать, не вставая с постели; и потом еще эти горчичники, порошки, микстура, жиденькая каша три раза в день и никаких сладостей. Представляешь? Пойдем лучше домой, Фрэнки, все равно мы не найем здесь никакой русалки. Сейчас чересчур светло и солнечно — в такое время магия обычно не действует.
— Нет, сперва давай доберемся до того места, где кончаются скалы. Я хочу взглянуть на прибой и на водоросли, когда они колышутся в воде, как на картине с Владычицей моря.
— Ладно, только не подходи близко к краю. Мама говорила, что там сразу у берега начинается большая глубина.
И они направились к дальнему краю скалистой площадки. При этом Мэвис двигалась неторопливо и осторожно, а Фрэнсис бодро шлепал напрямик, благо, успев уже основательно промокнуть, он теперь немногим рисковал даже в случае повторного падения в воду. Если вам когда-либо доводилось совершать прогулки по берегу моря во время отлива, мне нет нужды подробно описывать вам все, что увидели здесь двое детей: толстые подушки буро-зеленых водорослей, мягко пружинящие под ногами, и другие, блестящие и гладкие водоросли, тонкой пленкой облегающие поверхность больших камней, а также раковины мелких морских моллюсков, некоторые из которых имеют очень острые края и могут сильно порезать босые ноги неосторожного пешехода (к счастью, наши герои удачно избежали этой участи).
— Ну, хватит, — сказала наконец Мэвис. — Мы забрались достаточно далеко. Тебе теперь придется бежать всю дорогу от моря до дома, чтобы согреться и не подхватить простуду.
— Я уже начинаю сомневаться, стоило ли затевать эту утреннюю прогулку, — мрачно заметил Фрэнк.
— А ты что, и впрямь рассчитывал встретить здесь русалку? — спросила Мэвис и засмеялась, хотя настроение у ней было далеко не веселое; более того, ее сильно расстроило нечаянное купание Фрэнка, из-за которого они не могли больше продолжать эту увлекательную игру. Однако, будучи хорошей сестрой, она ничем не выдала своего огорчения.
— Разумеется, мы зря пришли сюда в такую рань, — продолжил Фрэнсис. — Для встречи с русалкой надо выбрать лунную ночь и, став лицом к морю, прочесть заклинание:
«Владычица моря,
Услышь меня в тайных глубинах,
Где царствуешь ты воплоще…»
Ой, подожди, моя нога за что-то зацепилась.
Мэвис поймала своего брата за руку и помогла ему удержать равновесие; в ту же секунду они явственно расслышали голос, донесшийся откуда-то снизу. Этот голос, который показался детям нежнейшим и мелодичнейшим голосом на свете, произнес лишь две коротких фразы:
— Спасите ее. Мы очень скоро умираем в неволе.
Фрэнсис посмотрел вниз и успел заметить нечто живое — отчасти белое, отчасти зеленое и темно-коричневое, — стремительно исчезнувшее под камнем, на котором стояла Мэвис. Теперь уже никто не держал его за ногу.
— Ну и дела, — растерянно пробормотал он, только сейчас наконец переведя дыхание. — Ты слышала?
— Еще бы не слышать!
— Это не могло померещиться нам двоим одновременно. Жаль, что мы не узнали, кого именно надо спасать, где и каким образом…
— Как ты думаешь, чей это был голос? — спросила Мэвис.
— Русалки, конечно, чей же еще?
— Значит, волшебство все-таки началось…
— Русалки — это не волшебство, — сказал Фрэнк со знанием дела. — Это обычные живые существа, ничуть не волшебнее летучих рыб или каких-нибудь там жирафов.
— Но она появилась, когда ты читал стих про Владычицу моря.
— Да, но Владычица моря вовсе не была русалкой, — уверенно заявил Фрэнсис. — Они обе живут под водой, но Владычица — это одно, русалка — совсем другое, и не надо смешивать две совершенно разных вещи. Идем, нам давно уже пора быть дома.
— А почему бы ей иногда по собственному желанию не превращаться в русалку? — предположила Мэвис. — Ведь она наверняка может изменять облик.
— Гм, пожалуй, ты права. Почему бы и нет, в конце концов? Представь, если с нами и впрямь говорила Владычица моря, обернувшаяся русалкой — с ума можно сойти! Тогда меня больше ничто уже не удивит… Хотя, погоди, тут выходит загвоздка — ведь их было две: одну мы только что слышали, а вторая находится где-то в неволе. Какая же из них Владычица? Я всегда полагал, что Владычиц не может быть больше одной…
Беседуя таким образом, они вернулись к тому месту, где осталась их обувь. Мэвис присела на камень и, подняв с земли свои вывернутые наизнанку чулки, задумчиво произнесла:
— Я, конечно, не думаю, что нам это померещилось, однако я слышала о всяких научно доказанных чудесах вроде обмана слуха и зрения. И потом, ведь бывают такие фокусы — взять хотя бы индийских факиров, — когда сразу многим зрителям чудится одно и то же. Помнишь, дядя Фред рассказывал нам о фокусе, который называется… как же он называтся?
— Не важно, как он там называется, — сказал Фрэнсис, возившийся со шнурком ботинка, — но я твердо знаю одно: если мы и дальше будем делать вид, будто ничего особенного не случилось, мы потеряем, возможно, единственный в жизни шанс прикоснуться к настоящей — не научной и не факирской, а самой настоящей волшебной магии. Вспомни, как поступают в таких случаях люди из книжек. Они просто говорят: «Похоже, тут не обошлось без какого-нибудь колдовства!» и больше не ломают над этим голову, притворяясь, будто их мучают ужасные сомнения. Магия действует только тогда, когда в нее верят, иначе это была бы не магия, а… а… словом, черт знает что!
— Тетя Дороти однажды сказала мне, что волшебство похоже на карточный домик, — вставила Мэвис. — Стоит в нем хоть чуточку что-то нарушить, и чудо сразу же исчезает.
— Вот-вот, именно это я и пытался тебе втолковать. Мы ведь с самого начала чувствовали, что в этом деле замешана магия. Неужели теперь, когда чудо действительно произошло, мы упустим такую шикарную возможность? Да ни за что на свете!
Они закончили обуватьсяи и поднялись на ноги.
— А как насчет младших? — спросила Мэвис. — Расскажем им обо всем?
— Придется, — сказал Фрэнсис. — Было бы свинством оставить их в стороне. Впрочем, они все равно не поверят.
— Остается еще узнать самое главное: кого мы, собственно, должны спасти? — напомнила Мэвис.
На сей счет Фрэнсис, как это ни странно, не испытывал особого беспокойства; он почему-то был твердо уверен, что со временем — и даже очень скоро — им все станет известно. Однако он предпочел пока не сообщать Мэвис об этой своей ни на чем не основанной уверенности, а просто сказал:
— Бежим к дому!
И они побежали.
Кэтлин и Бернард встретили их у ворот, приплясывая от возбуждения.
— Где вы пропадали?! — еще издали закричали они. — Почему ушли без нас? Эй, Фрэнки, да ты весь мокрый!
— Плмолчите, сам знаю. Подумаешь, упал в море, — ответил им старший брат, проходя через ворота во двор.
— Могли бы и нас разбудить, — сказала Кэтлин обиженным, но не очень сердитым голосом. — Впрочем, вам же хуже: из-за этой прогулки вы пропустили кое-что очень важное.
— Что такое?
— Есть новости, — сообщил Бернард. — Великие, грандиозные новости! Сенсация — высший класс!
— Какие еще новости? Ну-ка, послушаем.
— Прямо не знаю, сказать вам или нет… У вас, наверное, и без того куча своих дел, — Бернард был явно раздражен тем, что его не взяли в первый поход к морю. Оно и не удивительно: всякий другой на его месте — даже вы или я — был бы, пожалуй, раздражен ничуть не меньше.
— Брось выделываться, — сердито сказал Фрэнк, хватая Берни за ухо. Бедняга завопил благим матом, в ответ на что из распахнутого окна гостиной послышался голос мамы:
— Дети, дети, сейчас же перестаньте! Что у вас там за гвалт?
— Ничего, мама, все в порядке, — откликнулся Фрэнсис. — Ладно, Берни, не будь таким вредным, выкладывай свои новости.
— У меня болит ухо! — такова была единственная информация, которую они смогли выудить из упрямца Бернарда. Стоит ли говорить, что информация эта не показалась им столь уж ценной.
— Хорошо, — сменил тактику Фрэнсис, — у нас тоже есть кое-какие известия, но мы вам ничего не скажем, верно, Мэвис?
— Нет, нет, погодите! — заволновалась Кэтлин. — Давайте не будем ссориться в первый же день. Наша новость в том, что эти люди вчера и в самом деле поймали русалку. Теперь они будут показывать ее за деньги, если прежде она не умрет от расстройста или не знаю еще от чего. А теперь рассказывайте, что у вас.
Фрэнсис разжал пальцы, до последней минуты державщие многострадальное ухо Бернарда, и повернулся к Мэвис.
— Вот тебе и недостающая деталь… — медленно произнес он. — Где они держат русалку?
— Она сейчас в цирке. В Бичфилде открылась ярмарка, и там есть цирк-шапито. Так что же ваша новость? — нетерпеливо спросила Кэтлин.
— После завтрака, — бросил Фрэнк и обернулся на голос, звавший их к столу. — Да-да, мама, сейчас будем! Не дуйся, Берни, — когда мы расскажем тебе наш секрет, ты и думать забудешь о своем идиотском ухе. Значит, решено: встречаемся на мельнице через минуту после завтрака. Там и обсудим все детали. Уже идем, мама!..
— Ты был прав, когда говорил о двух русалках, — шепнула ему Мэвис. — Они обе, конечно, не могут быть Владычицами моря… Но тогда которая из них?
— В любом случае мы должны спасти ту, что попала в плен, — ответил Фрэнк. — Не забывай: они умирают в неволе.
Глава III. Спасение
Главный вопрос, волновавший всех детей, заключался в следующем: «Отправится ли мама в цирк вместе с нами, или она будет занята и разрешит нам идти одним?» От этого зависело очень многое. Однажды так уже было: прошлым летом, когда они всей семьей отдыхали в Бэкингемшире, родители отпустили их посмотреть передвижной зверинец, предварительно взяв с них обещание ни в коем случае не трогать зверей руками. Они сдержали данное слово, хотя из-за этого и случился весьма обидный конфуз, когда дрессировщик на глазах у всей публики предложил им погладить ручного волка, который выглядел ничуть не страшнее обычной овчарки. «Нет, спасибо», — вежливо отказались они. «Что, перетрусили? — засмеялся дрессировщик. — Тогда бегите скорее домой и спрячьтесь за мамочкину юбку». При этом все вокруг расхохотались самым что ни на есть оскорбительным образом. В цирке, разумеется, дело должно обстоять по-другому — лошади и прочие звери находятся там достаточно далеко от зрителей, и дети надеялись, что им не придется еще раз давать подобное опрометчивое обещание. Если же мама решит пойти с ними, ее присутствие создаст дополнительнве сложности, которых — как они прекрасно понимали — и без того будет немало при попытке вызволить русалку из плена. Оставалось только надеяться, что у мамы в тот день найдутся неотложные дела, и она отпустит их на представление одних.