У ворот сержант охраны вежливо остановил его и осведомился, куда он направляется.
— Я пошлю с вами пару своих ребят. Лучше перестараться, чем потом горевать.
Девушка постаралась отговорить их от того, чтобы брать с собой солдат, но сержант был непреклонен. В конце концов она согласилась и, нервничая ещё больше, повела их вдоль улицы, потом свернула в один переулок, затем другой, третий. Жители деревни, которые попадались им по дороге, отводили глаза и торопливо уходили в сторону. Хоуг нес в руке свой докторский саквояж. Поверх крыш он все ещё мог видеть храм, в котором размещалась миссия, это успокаивало его, и он был рад, что его сопровождали солдаты, понимая, что идти без них было бы опрометчиво. Чень Син шел рядом, помогая себе длинным посохом.
В этой юной леди кроется больше, чем она хочет показать, подумал он, сильно взволнованный этим своим приключением.
Ещё одна узкая улочка. Она остановилась у двери в высокой ограде и постучала. Сначала открылось зарешеченное окошко, потом сама дверь. Увидев солдат, здоровый слуга толкнул было дверь назад, но она повелительным тоном приказала ему впустить их.
Сад за оградой был маленький, ухоженный, но не сказать чтобы роскошный. У ступеней, которые вели на веранду небольшого домика с панелями содзи, девушка разулась, сняв деревянные сандалии, и попросила их сделать то же самое. Хоуг неуклюже нагнулся и стал натужно стаскивать с себя высокие сапоги. Она тут же приказала слуге помочь ему, и тот мгновенно подчинился.
— Вам обоим лучше подождать здесь, — сказал Хоуг солдатам, стесняясь дырок на носках.
— Есть, сэр. — Один из провожатых проверил ружье. — Пойду только взгляну, что там у них сзади. Ежели что, кричите.
Девушка отодвинула в сторону панель-сёдзи. На футонах лежал Ори Риёма, сиси, участвовавший в нападении на Токайдо, простыня под ним намокла от пота, прислужница обмахивала его веером. Её глаза широко раскрылись, когда она увидела Хоуга, а не досточтимого Врачующего Великана-Целителя, как ожидала, и она немного отшатнулась, когда англичанин тяжело вступил в комнату.
Ори был без сознания, в коме — его мечи лежали на низкой подставке рядом, в такояме стояли свежие цветы. Доктор Хоуг присел перед ним на корточки. Лоб юноши был очень горячим, лицо пылало, жар достиг опасной черты. Причина стала ясна Хоугу сразу же, как только он снял повязку, покрывавшую плечо и верхнюю часть руки.
— Господи Иисусе, — пробормотал он, уловив носом пресловутый запах и увидев размеры вздувшейся от гноя багровой припухлости и черный цвет отмерших тканей — гангрена вокруг пулевого ранения.
— Когда его подстрелили?
— Она нет знает точно. Три или четыре недели.
Он ещё раз посмотрел на рану. Потом, не обращая внимания на устремленные на него со всех сторон взгляды, вышел, сел на краю веранды и уставился в пространство.
Все, что мне сейчас нужно, это мой прекрасный гонконгский госпиталь с его прекрасно оборудованными операционными, мои чудесные сестры, усвоившие школу Найтингейл, и бочонок везения впридачу, и я мог бы спасти этого несчастного юношу. Проклятые ружья, проклятые войны, проклятые политики...
Господи святый, я пытался лечить огнестрельные ранения всю свою жизнь врача, терпя поражение в большинстве случаев, — шесть лет с Ост-Индской компанией в кровавом Бенгале, пятнадцать лет в Колонии, годы «опиумной войны», год добровольцем в Крыму, самый кровавый из всех, в составе гонконгского госпитального отряда. Будь прокляты ружья! Господи, и кто их только выдумал!
Выпустив гнев наружу вместе с руганью, он, попыхивая, раскурил сигару и выбросил спичку. В тот же миг шокированный слуга бросился вперед и подобрал этот оскорбляющий глаз предмет.
— О, прощу прощения, — извинился Хоуг, не замечавший до сих пор безупречной чистоты дорожки и всего сада. Он глубоко затянулся, потом прогнал из головы все, кроме раненого юноши. Наконец он принял решение, поднял руку, готовясь отшвырнуть окурок, остановился и передал его слуге, который пошел его зарывать.
— Чень Син, скажи ей, мне очень жаль, но, буду я оперировать или нет, я думаю, её брат умрет. Мне очень жаль.
— Она говорит: «Если умирать — карма. Если нет помощь, он умирать сегодня, завтра. Пожалуйста, попробовать. Если он умирать, карма. Она просит помощь». — Чень Син тихо добавил: — Мудрый Целитель Врач Ученый, этот юноша важный. Важный попробовать, хейа?
Хоуг посмотрел на девушку. Её глаза не мигая смотрели на него.
— Додзо, Хо Ге-сама, — произнесла она.
— Очень хорошо, Юки. Чень Син, скажи ей ещё раз, я ничего не обещаю, но я попробую. Мне понадобится много мыла, много горячей воды в чашах, много чистых простыней, много простыней, разорванных на бинты и тампоны, полная тишина и кто-нибудь с крепким желудком в качестве помощника.
Девушка тотчас же указала на себя.
— Сёдзи симасу. — Я сделаю это.
Хоуг нахмурился.
— Скажи ей, это будет очень неприятно, много крови, много вони, жуткая картина. — Он наблюдал, как она внимательно выслушала китайца, потом ответила с явной гордостью:
— Гомэн насай, Хо Ге-сан, вакаримасэн. Ватаси самурай дэсу.
— Она говорит: «Пожалуйста, извинить, я понимаю. Я самурай».
— Я не знаю, что это значит для вас, милая юная леди, и я никогда не думал, что женщины могут быть самураями, но давайте приступим.
Хоуг быстро понял, что одним из главных качеств самурая являлось мужество. Ни разу она не замешкалась, пока он проводил чистку, срезая пораженные участки ткани, выпуская смердящий гной, ополаскивая рану; когда кровь, пульсируя, заструилась из задетой скальпелем вены, она промокала это место тампонами снова и снова, пока он не остановил ток и не устранил повреждение, — широкие рукава кимоно для горничной, в которое она переоделась, были закатаны и закреплены, чтобы не мешали ей, как и концы шарфа, которым она подвязала волосы, и то и другое быстро намокло от пота и перепачкалось в крови.
Целый час он работал без перерыва, мурлыча себе что-то под нос время от времени, наглухо перекрыв уши и ноздри для всего, что пыталось проникнуть к нему извне, сосредоточив все чувства на операции, которую ему приходилось повторять уже в тысячный раз, на тысячу больше, чем хотелось бы. Хоуг резал, шил, чистил, перевязывал. Наконец он закончил.
Он неторопливо потянулся, чтобы прогнать боль из затекшей спины, вымыл руки и снял с себя вымазанную в крови простыню, которая служила ему фартуком. Ори перед операцией положили на самый край веранды, а доктор встал около него с другой стороны, спустившись в сад:
— Не могу оперировать на коленях, Юки, слишком неудобно, — объяснил он девушке.
Все, что от неё требовалось во время операции, она исполняла без колебаний. Обезболивающее больному, которого Хоугу представили как Хиро Итикаву, давать не понадобилось, настолько глубока была его кома. Раз или два Ори вскрикнул, но не от боли, просто какой-то дьявол посетил его в кошмарных видениях. И раз или два он пробовал сопротивляться, но силы в нем не было.
Ори глубоко вздохнул. Доктор Хоуг встревоженно взял его за кисть. Пульс едва прощупывался, дыхание тоже было почти неуловимым.
— Ладно, — проговорил он себе под нос. — По крайней мере, пульс у него есть.
— Гомэн насай, Хо Ге-сан, — произнес мягкий голос, — аната кангаэмасу, хай, ийе?
— Она говорит: «Извините меня, досточтимый Мудрый Ученый, вы думаете да, нет?» — Чень Син закашлялся. На время операции он отошел подальше от веранды и встал к ним спиной.
Хоуг пожал плечами, глядя на неё, размышляя о ней, спрашивая себя, откуда она черпает такую силу, где она живет и что произойдет теперь. Она стала заметно бледнее, черты лица отвердели, подчиненные железной воле. Его глаза прищурились в улыбке.
— Не знаю. Он в Божьей воле. Юки, ты номер один. Самурай.
— Домо... домо аригато гозаймасита. — Она низко поклонилась, коснувшись головой татами. В действительности её звали Сумомо Анато, она была невестой Хираги и сестрой Сёрина, а не Ори.
— Она спрашивает, что ей теперь следует делать?
— Если речь о её брате, то пока ничего. Пусть скажет прислуге, чтобы ему клали холодные полотенца на лоб и смачивали повязки чистой водой, пока не спадет жар. Если... как только жар спадет — надеюсь, это случится к утру, — юноша будет жить. Возможно. — Обычно за этим всегда следовал вопрос, как велика вероятность того, что он выживет. На этот раз такого вопроса он не услышал. — Ну, я пойду. Скажи ей, пусть пришлет за мной провожатого завтра рано утром... — если он ещё будет жив, хотел он закончить, но решил промолчать.
Пока Чень Син переводил, он начал мыть инструменты. Девушка знаком подозвала к себе слугу и что-то ему сказала. «Хай», — ответил тот и поспешно удалился.
— Мудрый Целитель Врач Ученый, прежде чем вы уйдете, госпожа говорит, конечно, хотеть ванну. Да?
Доктор Хоуг уже собирался отказаться, но вместо этого поймал себя на том, что согласно кивает. И он не пожалел, что согласился.
В сумерках Бебкотт сидел на веранде миссии, с удовольствием потягивая виски. Он очень устал, но был доволен тем, как прошли операции. Бриз, тихо ласкавший сад, нес с собой приятный запах моря. Когда его глаза невольно нашли то место в кустарнике, где три недели назад был пойман и покончил с собой одетый с ног до головы в черное убийца, раздались мерные удары колокола в храме, и до него донеслось приглушенное расстоянием гортанное песнопение монахов: «Оммммани-и падми-и хуммммм...» Он поднял глаза и увидел приближающегося к нему Хоуга.
— Боже милосердный! — вырвалось у него.
Хоуг вышагивал, облаченный в цветную, подпоясанную ремнем юкату, на ногах у него были тапочки-носки и японские деревянные сандалии. Под мышкой он сжимал большую, оплетенную соломой бутыль саке и улыбался во весь рот.
— Добрый вечер, Джордж!
— Вы выглядите очень довольным собой, где вы были?
— Больше всего мне понравилась ванна. — Хоуг поставил бутыль на буфет, плеснул себе в бокал виски. — Бог мой, в жизни не знал ничего лучше. Вы не поверите, как прекрасно я себя сейчас чувствую.
— Как она? — сухо спросил Бебкотт.
— Никакого секса, старина, меня просто выскребли начисто, засунули почти в кипящую воду, потом мяли, молотили и массировали, а потом переодели во все вот это. А мою собственную одежду тем временем постирали, отутюжили, почистили сапоги и сменили носки. Как в сказке. Она дала мне саке и вот эти... — Он порылся в рукаве и показал Бебкотту две овальные монеты и свиток, исписанный иероглифами.
— Бог мой, да вам щедро заплатили, это золотые обаны — на них вы можете пить шампанское по меньшей мере неделю! Сержант передал мне, что вас вызвали к больному на дом. — Они оба рассмеялись. — Это был какой-нибудь даймё?
— Вряд ли. Это был юноша, самурай. Не думаю, чтобы я ему очень помог. Вы можете прочесть, что здесь написано?
— Нет, но Лим может. Лим!
— Да, масса.
— Бумага что?
Лим взял свиток в руки. Его глаза расширились, потом он внимательно перечел написанное ещё раз и сказал Хоугу на кантонском:
— Здесь говорится: «Мудрый Целитель Врач Ученый оказал великую услугу. Именем всех сиси Сацумы, предоставьте ему любую помощь, о какой он попросит». — Лим показал на подпись, его палец дрожал. — Извините, господин, имя я не могу разобрать.
— Почему ты так напуган? — спросил Хоуг, тоже на кантонском. Беспокойно поеживаясь, Лим объяснил:
— Сиси — это мятежники, бандиты, на которых охотятся бакуфу. Они плохие люди, хотя и самураи, господин.
— Что там такое, Рональд? — нетерпеливо спросил Бебкотт. Хоуг рассказал ему.
— Бог мой, бандит? Что случилось?
Хоуг жадно плеснул себе ещё виски и начал подробно описывать женщину, юношу, рану и то, как он срезал омертвевшую ткань.
— ...похоже, беднягу подстрелили недели две-три назад, и...
— Господи всеблагой и милосердный! — Бебкотта вдруг осенило, и он вскочил на ноги. Хоуг вздрогнул от неожиданности и расплескал свой виски.
— Вы спятили? — раскипятился Хоуг.
— Вы можете показать дорогу туда?
— А? Ну... ну... да, наверное. А что...
— Пойдемте скорее. — Бебкотт бросился с веранды, крича на бегу: — Сержанта караула ко мне!
Маленький отряд спешил по узкой улочке: Хоуг впереди, все в той же юкате, но успевший переобуться в сапоги, следом Бебкотт, вместе с ним сержант и десять солдат, все при оружии. Редкие прохожие, некоторые с фонарями в руках, торопливо уступали им дорогу. В небе светила полная луна.
Они прибавили шагу. Пропустили поворот. Хоуг чертыхнулся, вернулся назад, огляделся и нашел-таки полускрытый проход на нужную им улицу. Они опять пустились бегом. Ещё один поворот. Он остановился и вытянул руку. В двадцати шагах перед ними была та самая дверь в ограде.
Сержант и солдаты тут же бросились вперед, обогнав его. Двое прислонились спиной к стене, прикрывая остальных, четверо врезались плечом в дверь, мигом сорвав её с петель, и весь отряд хлынул в ворота, Хоуг и Бебкотт за ними следом; оба врача уверенно держали в руках выданные им ружья, оба прекрасно умели с ними обращаться — общее для всех европейцев качество, без которого в Азии было не обойтись.
Вдоль по дорожке. Вверх по ступеням веранды. Сержант отодвинул сёдзи. Комната была пуста. Без колебаний он повел своих солдат в следующую, потом в следующую. Никаких признаков человеческого присутствия ни в одной из пяти сообщавшихся между собой комнат. Не найдя никого ни на кухне, ни в маленьком деревянном флигеле, они снова собрались в саду.
— Рассредоточиться, ребята. Джонс и Берк пойдут туда, вы двое — вон в ту сторону, вы двое — туда, а вы двое останетесь стеречь здесь, и, ради Создателя, всем глядеть в оба.
Солдаты парами углубились в сад, прикрывая один другого: урок, который преподал им первый ночной убийца, был хорошо усвоен.
Осмотрели каждую пядь. Прошли вдоль всей стены, сняв ружья с предохранителей.
Ничего. Когда сержант вернулся назад, он был покрыт потом.
— Чтоб мне задавиться, сэр! Голо, как... Ни шепотка, чёрт побери, ни шороха. Вы уверены, что это то самое место, сэр?
Хоуг показал на темное пятно на веранде.
— Вот здесь я оперировал.
Бебкотт выругался и огляделся. Дом был окружен другими домами, но только крыши виднелись над оградой и ни одно окно не смотрело в эту сторону. Прятаться больше было негде.
— Должно быть, они исчезли сразу, как только вы ушли. Хоуг вытер пот со лба, втайне радуясь, что она ускользнула и не
попалась в ловушку. После того как его повели мыться, он, к своему глубокому сожалению, больше не видел её. Прислужница передала ему деньги и свиток — и то и другое было аккуратно упаковано, — вместе с ними бутыль, сказала, что её госпожа пришлет за ним завтра утром, и поблагодарила его.
Что же касалось её брата, то тут Хоуга раздирали самые противоречивые чувства. Юноша был просто пациентом, он был врачом и хотел, чтобы сделанная им операция увенчалась успехом.
— Мне даже в голову не пришло, что этот парень мог быть одним из убийц. Правда, это ничего бы не изменило, я говорю об операции. По крайней мере, теперь мы знаем его имя.
— Ставлю тысячу обанов против гнутой пуговицы, что это не его имя. Мы даже не знаем, был ли он её братом. Если он действительно сиси, как это утверждается в свитке, можете быть уверенны, что имя фальшивое; коварство и обман вообще почитаются японцами с незапамятных времен. — Бебкотт вздохнул. — Я тоже не могу утверждать наверняка, что это был тот самый дьявол с Токайдо. Просто интуиция. Какие у него шансы?
— Переезд никак не пошел бы ему на пользу. — Хоуг задумался на мгновение, такой приземистый и ещё больше похожий на лягушку рядом с великаном Бебкоттом, хотя ни тот ни другой не замечали этой разницы в росте. — Я взглянул на него перед самым уходом. Пульс был слабый, но ровный. Мне кажется, я удалил бОльшую часть мертвых тканей, но... — Он пожал плечами. — Я не поставил бы больших денег на то, что он выживет. Хотя, с другой стороны, кто знает, а? А теперь... теперь расскажите мне про то нападение во всех подробностях.