— А так же все пиратское братство, — пренебрежительно ответил дед. — Он мог бы сделать карьеру при дворе, жениться на дочери аристократов, как его брат. Но выбрал стезю разбойника и жену-лавочницу. Итог этого союза передо мной.
Глаза Тины загорелись гневом, она сжала кулаки и не менее упрямо взглянула на графа.
— Моя маменька — дочь банкира! — воскликнула она. — Она получила благородное воспитание, и уж коли говорить откровенно, то аристократкам Кайтена стоит на нее равняться, тогда они не будут казаться сороками, трещащими без умолку в обсуждении моды, кавалеров и друг друга. Не думаю, что придворные дамы ушли от них далеко. Мои родители знают, что такое честь. Я наслышана от моряков, сколь они восхищены доблестью и отвагой папеньки…
— При нападении на торговые корабли и в противостоянии королевскому флоту…
— Недалеко ушедшему от пиратов, а порой и превосходящему Лигу свободных мореплавателей по жестокости и коварству. Я слышала, сколько раз ругался папенька на то, что его людям приходится противостоять нападкам военных кораблей, стоящих на охране границ своих государств, и это нападение на торговые суда и их сопровождение. И вы будете говорить мне о том, что мои родители недостойны уважения. Ваше сиятельство, к черту право по рождению и офицерские мундиры, коли за всем этим скрываются гнилые души. И пусть мой отец был пиратом, но теперь он честный коммерсант и ваш сын, между прочим!
— Молчать! — рявкнул граф, не спускавший с внучки взгляда сузившихся глаз. — Девчонка, — презрительно выплюнул он, — что ты понимаешь в том, о чем говоришь?
— Достаточно, чтобы встать на защиту тех, кого люблю и уважаю! — все больше горячилась мадемуазель Лоет.
— Столь сильно уважаешь, что твои родители были вынуждены обратиться ко мне?! — рассмеялся граф Мовильяр. — Сколь сильна твоя любовь, дитя мое, если ты не в силах услышать просьб тех, кто дал тебе жизнь, насколько велико уважение, если они вынуждены краснеть за тебя перед всем городом? Дочь уважаемого судовладельца дерется на улице с мальчишками, носится в порт и ведет себя столь непотребно, что даже в свой день рождения, зная, что в гости будут родные и знакомые, она сбегает со своим сопляком-другом и возвращается грязная, оборванная и с синяком под глазом? Должно быть, твоя любовь выразилась в том, что твой отец метался по городу, обеспокоенный долгим отсутствием дочери? Или же уважение состояло в бледности матери, которой приходилось прятать свое волнение и развлекать гостей, пока ты влезаешь в очередную авантюру? Скажи мне, Адамантина Лоет, дочь аристократа, пирата и судовладельца, сколь еще могут быть велики твои любовь и уважение к родителям?
— Я… Но…
Тина моргнула, отыскивая ответ, но так и не смогла опровергнуть правдивость слов своего высокородного деда. Она сникла и всхлипнула.
— Платок, — тут же отчеканил граф. — С этого дня мы будем перекраивать дочь пирата в дочь аристократа.
— Чтоб меня разорвало, — буркнула Тина и предалась стыду и отчаянию.
Глава 4
**************
Экипаж графа Мовильяра, запряженный вороной шестеркой, сверкающий позолотой, изящный, как искусная шкатулка, сотворенная руками истинного мастера, въехал в высокие ажурные ворота, украшенные вензелем с витиеватой буквой 'М'. Привратники склонились в низких поклонах, приветствуя хозяина. Карета проехала по алее, по бокам которой росли величественные каштаны, обогнула большую круглую клумбу, усаженную розами, и остановился перед широкой парадной лестницей, ведущей в огромный особняк, больше напоминавший дворец. К карете подбежал мужчина в ливрее, распахнул дверцу, опустил лестницу и склонился перед его сиятельством.
— Наконец, вы сможете познакомиться с вашим родовым гнездом, Адамантина, — с достоинством произнес господин граф, выходя из экипажа. — Здесь родился и рос ваш отец и мой сын, его сиятельство граф Вэйлр Мовильяр, впоследствии сменивший фамилию, данную ему его славными предками на прозвище — Лоет, и променявший титул на паруса своего разбойничьего брига.
Лакей спешно подал руку внучке хозяина, и Тина выбралась из кареты, несмело оглядываясь. Возможно, их дом в Кайтене выглядел не столь богато и внушительно, но поместье графов Мовильяров ее начало подавлять с первой минуты, вызывая желание дать стрекача больше, чем открыть в восхищении рот и произнести столь родное и привычное:
— Гарпун мне в печень.
Граф на мгновение остановился, с легкой насмешкой наблюдая за озирающейся Тиной. После указал кончиком трости на особняк и провозгласил:
— Добро пожаловать домой, дитя мое.
Девушка закусила губу, за что тут же удостоилась изломленной в нарочитом недоумении брови его сиятельства, расправила плечи и последовала за ним, чувствуя себя преступником, приговоренным к расстрелу. Высокородный дед шел впереди, франтовато помахивая своей тростью, прямой, как жердь, с гордо задранным подбородком. В каждом его движении чувствовалось величие и сознание собственного достоинства.
Еще в дороге он перешел с внучкой на 'вы', приучая ее к обращению, принятому в кругах аристократии. Никакой — Тина, либо — Адамантина, либо — дитя мое. За ругательства несильный удар тростью по колену, как за попытку шмыгнуть носом. За жест в виде указующего перста, этот перст был отбит ладонью его сиятельства. Стоило ссутулиться, и хлопок тут же следовал по спине. Идет, опустив взгляд себе под ноги, палец деда задирает подбородок. А когда Тина сплюнула, и вовсе получила по губам.
А когда после одной из ночевок его сиятельство пришел за внучкой, и она открыла дверь, забыв о фальшивых локонах, свое негодование граф выразил брезгливо опущенными уголками губ и фразой:
— Будет ли предел моему терпению?
— Маменька с папенькой дольше терпели, — буркнула Тина.
— Что посеяли, с того и сняли урожай, — ответствовал дед. — Спрячьте этот позор, Адамантина.
И уже сидя в карете, граф Мовильяр в задумчивости произнес:
— Одного не могу понять, как из троих отпрысков все пороки достались именно девице?
— Судьба, дьявол ее задери, — вздохнула Тина, тут же получив тростью по ноге.
Они вошли в особняк, встреченные вышколенными слугами. Здесь явно не могло быть дядюшки Самеля с его баловством втихаря от родителей. На лицах слуг сохранялось надменное выражение, никто из них не позволил себе разглядывать внучку его сиятельства, и только вслед хозяину и дочери второго сына графа поворачивались головы, и в глазах зажигался интерес.
— Вам покажут ваши покои, Адамантина, — произнес сиятельный дед, поднимаясь по лестнице. — Так же объяснят распорядок и правила этого дома. К вечеру придет портной, чтобы снять с вас мерки. Не желаю, чтобы моя внучка ходила в готовых платьях, вам сошьют наряды по моим указаниям. Мы избежим всех этих новомодных кричащих цветов, излишества бантов и оборок. Скромность не означает бедность. Так же вы познакомитесь с вашими кузенами, ваш дядя Натаэль привезет их к ужину. С ним приедет и Ланс, надеюсь, встреча с братом порадуют вас. Завтра прибудут ваши учителя, и я буду лично следить за вашим обучением. К сожалению, ваша глупость сыграла с вами злую шутку, и я не могу позволить вам покинуть пределы поместья, пока ваши волосы не отрастут настолько, чтобы за прической скрыть недостаток их длины. Никаких фальшивых локон — это дурной тон. Зная ваш живой нрав и предупрежденный вашим отцом о возможной попытке побега, к вам будет приставлена гувернантка. Так же за вами будет следовать лакей, постоянно, пока я не увижу, что вы образумились, и я смогу доверять вам.
— Дышать я хотя бы могу? — возмущенно вопросила Тина широкую спину своего деда.
— Можете, но согласно этикету, — усмехнулся он, не оборачиваясь. — Лишние вдохи придется оставить за ненадобностью.
— Вашу ма…
— Адамантина!
— Прошу прощения, ваше сиятельство.
— И в который раз я уже дарую вам его, дитя мое.
— Вы безмерно великодушны.
— Помните об этом, дитя мое. Иногда я бываю зол и нетерпим, не испытывайте моей выдержки.
— Угу…
— И не мычите, вы человек, а не животное.
— Лопни моя требуха, — в бессилии прошептала Тина и ткнулась носом в спину деда.
Чуть позже мадемуазель Лоет, помытая и переодетая, сидела в столовой и ожидала появления его сиятельства. Столовая была столь огромна и помпезна, что Тина едва удержалась от того, чтобы не ухнуть, подобно сове, чтобы услышать свое эхо. Остановило ее присутствие лакеев, замерших на небольшом отдалении от стола.
От стола… Ох, это был не стол, это было король столов, настоящий столище, как прозвала сей предмет мебели про себя Тина. Будь здесь Сверчок, они бы могли на этом столе сыграть в догонялки. Но самым забавным девушке показалось то, что накрыто им с дедом было на разных концах. То есть, вздумай она о чем-то спросить его сиятельство, должно быть, придется приложить руку ко рту и закричать, чтобы он ее услышал. Ах, нет, как раз этого-то делать и нельзя. Поерзав на стуле, Тина решила на досуге вспомнить правила поведения за столом, которые ей неоднократно втолковывала матушка.
Не стоит думать, что мадемуазель Лоет ела, как говорил ее папенька, чавкая и залезая в чужую тарелку. Тина была аккуратна, умела пользоваться ножом и вилкой, знала, для чего существуют салфетки и никогда не разговаривала с набитым ртом. Однако дома не было строгих правил, и за столом часто велись беседы. Чета Лоет не стремилась следовать этикету, и на их столе стояло два три блюда, этого вполне хватало для насыщения. Прислуга не стояла за спиной, и хозяева прекрасно обслуживали себя сами.
Сейчас же весь этот столище был уставлен супницами, соусницами, огромными блюдами. Одних напитков Тина насчитала десять штук, а после задумалась, не тайный ли пьяница ее дед, папеньки обычно хватало одного бокала вина. На столе в особняке Лоетов стоял графин, но бывало, что к нему вовсе не притрагивались. После того, как девушка рассмотрела поверхность стола между двумя сервированными местами, она обратила внимание на саму сервировку. С ее языка едва не сорвалось ругательство, когда она вдруг поняла, что не помнит и половины ножей и вилок, лежавших перед ней. Приборов было столь много, словно граф и его внучка собирались засесть в столовой на неделю.
Тина представила, как через несколько дней прислуга выкатывает из дверей столовой вначале круглого, как шар его сиятельство, а следом шарик поменьше — саму Тину. Воображение столь живо нарисовало ей эту картину, что девушке пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не засмеяться. Но тут воображение дорисовало, что сиятельный шар не просто катится, подвластный рукам лакеев, но еще и вещает:
— Дитя мое, вы должны катится ровно, не задевая углов, и не подпрыгивайте. Только невежи подпрыгивают, как мячики. Вам пристало катить свое тело с достоинством.
Это стало последней каплей, и мадемуазель Лоет, отчаянно хрюкавшая в ладошку, расхохоталась в полный голос.
Она старалась унять смех, очень сильно старалась. Кусала кулаки, представляла деда, но он выходил непременно круглым, с маленькими толстыми пальчиками рук, торчащими из тела и ботинками, дергающимися, словно пытающимися идти по воздуху, и это доводило Тину до исступления. Лакеи уже не просто поглядывали на нее, теперь они не сводили взгляда с внучки хозяина, сползшей под стол, колошматящей кулачком по полу и подвывающей:
— Не могу-у-у… У-у-у…
Его сиятельство зашел именно в тот момент, когда Тина наполовину выбралась из-под стола. Он приподнял брови, рассматривая внучку, девушка заметила деда, покраснела и хотела пояснить, что она нечаянно, но вновь хрюкнула и уползла с хохотом под стол.
— Однако, — произнес граф, направляясь к своему столу. Лакей спешно подскочил к нему, помог сесть, и его сиятельство ледяным тоном велел. — Поднимите мадемуазель Адамантину и помогите ей утвердиться на стуле. И приготовьте веревку, если моей внучке будет трудно сидеть, вы привяжите ее к стулу.
Услышавшая его слова Тина, от возмущения перестала смеяться и, оттолкнув руки лакеев, вернулась на свое место.
— Прошу меня простить за неуместный смех, — произнесла она, не глядя на графа.
— Поясните причину столь… бурного веселья, дитя мое, — потребовал его сиятельство.
— Не стоит об этом говорить, — еще пуще покраснела Тина.
— Отчего же, — его сиятельство откинулся на спинку кресла, — мне крайне любопытно узнать причину вашего смеха.
Мадемуазель Лоет опустила голову, глядя на свои руки, лежавшие на коленях, не решаясь дать ответ.
— Адамантина, поднимите голову, — слегка раздраженно потребовал господин граф. — Расправьте плечи и смотрите на меня, когда я задаю вам вопрос. Что стало причиной для вашего веселья?
Девушка поджала губы и вдруг подумала, что кричать вовсе не приходится, и она прекрасно слышит своего деда.
— Мне казалось, что на таком расстоянии невозможно услышать друг друга, если не кричать в полный голос, — заметила Тина.
— Здесь прекрасная слышимость, дорогая, — чуть заметно улыбнулся его сиятельство. — Так вам показался стол большим?
— Чрезвычайно, — живо отозвалась мадемуазель Лоет, горячо кивнув.
— Вы просто не видела королевский обеденный стол, дитя мое, — теперь граф улыбался уже искренне. — Сравнение будет таким же, как если бы вы поставили рядом стол из столовой в особняке вашего отца и этот.
— Ого! — округлила глаза Тина.
— Подобные восклицания недопустимы, Адамантины, — строго заметил граф Мовильяр. — Невероятно — вполне заменит это ваше простонародное "ого". Это и стало причиной вашего веселья?
— Нет, — была вынуждена сознаться девушка, вновь опустив глаза.
— Так что же тогда? — его сиятельство расправил салфетку и положил себе на колени, сделав знак лакею, что он может наполнить его тарелку.
Мадемуазель Лоет вновь испытала неловкость, поерзала на стуле и протянула:
— Ну-у-у… Как бы… Просто, ну-у… я представила…
— Что представили? — граф никак не желала оставаться без ответа.
Вздохнув, Тина взялась за салфетку, нервно накрутила ее на палец, после перемотала два пальцы, сделав из них ножки, и потопала по столу, любуясь перетянутым жгутом, походившим на виляющий зад, хмыкнув аналогии.
— Прекратите ребячиться, вы через два года станете невестой, — в голосе графе вновь проскочила нотка раздражения. — Я задал прямой вопрос, и желаю получить прямой ответ. Я хочу знать причину той непотребной сцены, которую я имел честь наблюдать. Почему вы оказались под столом, ржущая, как гвардейская лошадь. Иначе ваш смех назвать язык не поворачивается. Ответ, Адамантина!
— Чтоб вас разорвало, — проворчала Тина себе под нос.
— Я все слышу. Отвечать!
— Да стол ваш, и все эти блюда, и вилки, и вообще! — выпалила девушка. — Здесь столько всего наставлено, будто мы собираемся здесь поселиться.
И она рассказала свою фантазию, краснея, заикаясь, но доводя повествование до конца под темнеющим взглядом его сиятельства. Лакеи прятали улыбки, кто-то хрюкнул и тут же удостоился грозного взгляда хозяина.
— Это все? — ледяным тоном поинтересовался граф.
— Да, — кивнула Тины.
— Иного от вас, Адамантина, я и не ожидал. Теперь приступим к обеду, и, надеюсь, вы порадуете меня хотя бы зачатками знаний этикета. Трапезы в ресторациях мне показали лишь, что вы умеете держать в руках столовые приборы. Жакуе, прочтите молитву.
Один из лаев выступил вперед и негромко и четко прочитал молитву, после чего его сиятельство приступил к обеду. Тина последовала его примеру, упорно отказываясь от блюд, предлагаемых лакеями и выбирая то, в приборах к чему могла разобраться. К концу обеда довольная собой девушка, промокнула салфеткой уголки рта и отвалилась на спинку стула, привычно погладив живот.
— Недопустимый жест, непозволительная поза, — тут же отчеканил его сиятельство. — Сядьте ровно, Адамантина, поблагодарите за трапезу.