– Наверное, да, – безучастно проговорила Энн.
– Она хочет, – сияя, подтвердила Шерил. – Правда?
Энн пожала плечами и снова повторила:
– Наверное, да.
Я подумала, что Энн заставили согласиться на переезд.
– Энн, – сказала я, – а ты видела соседку Шерил, Карлу? Ты знаешь, что она… любит черный цвет?
– А… – догадалась Энн, – да, конечно. Она помешана на всем готическом. Я в курсе. Все в порядке.
– А… – попыталась я найти правильное слово, – змея?
– Все, что угодно. – Она посмотрела на Шерил. – Не обижайся, но лучше уж жить со змеей, чем с членом команды поддержки.
Шерил, ничуть не обидевшись, подмигнула мне.
– Видите? – сказала она. – Мы можем оформить наш переезд прямо сейчас? Потому что мой папа приехал специально, чтобы мне помочь, он хочет вернуться в Нью-Джерси до того, как начнется буран.
Я достала бланки и невольно пожала плечами, совсем как Энн. Наверное, это заразно.
– Хорошо. – Я протянула им бланки, которые следовало заполнить.
Когда девочки – Шерил, подпрыгивающая от возбуждения, и куда более спокойная Энн – заполнили бланки и ушли, я просмотрела отчеты за прошедшую ночь. В Фишер-холле круглосуточно работает охрана, студенты в приемной, лаборанты, которые отрабатывают жилье и бесплатное питание, дежуря в холлах. Все они обязаны составлять отчеты после дежурства, а моя обязанность – читать и принимать к сведению. Это всегда скрашивает мои утренние часы на работе.
Отчеты бывают и очень смешные, и совсем банальные. Прошлой ночью, например, из окна верхнего этажа выкину ли шесть пол-литровых бутылок пива, которые попали в крышу проезжавшего мимо такси. Десять полицейских из шестого участка битый час бегали по общежитию, пытаясь выяснить, кто у нас такой меткий.
Было сообщение и о том, что в приемной потерян чей-то диск с записью самого популярного фильма этого месяца. Один из лаборантов мрачно докладывал, что какой-то студент несколько раз громко хлопнул дверью, выкрикивая: «Как я все здесь ненавижу!» Лаборант предлагал послать этого студента на консультацию в службу психологической помощи.
В другом отчете сообщалось о небольшом переполохе, который возник, когда работник столовой застукал студента, пытающегося разогреть замороженную пиццу в тостере.
Телефон зазвонил, и я радостно схватила трубку, благодаря Бога за то, что меня еще кто-то помнит. Я действительно люблю свою работу. Но должна признать, что она не слишком помогает развитию моего интеллекта.
– Фишер-холл, это – Хизер, чем могу помочь? – Моя бывшая начальница, Рейчел, очень строго относилась к форме ответа по телефону.
Теперь она здесь не работает, но привычка осталась.
– Хизер? – Я услышала в трубке сирену «скорой помощи» – Хизер, это Том.
– Привет, Том. – Я посмотрела на часы.
9. 20. Да! Я оказалась на работе, когда он позвонил! Не только вовремя, а даже на 10 минут раньше!
– Где ты?
– В больнице Святого Винсента. – Том говорил очень устало.
Должность директора общежития Нью-Йорк-колледжа чрезвычайно хлопотная. Нужно присматривать за семью сотнями студентов, большинство из которых раньше никогда не жили вне дома и уж ни в коем случае не делили ванную ни с одним из человеческих существ. Жильцы валом валили к Тому со всеми своими проблемами – конфликты с соседями по комнате, академические задолженности, кризисы сексуальной самоидентификации – в общем, с чем к Тому ни приди, он должен помочь.
Если обитатель общежития получит травму или заболеет, директор должен убедиться, что с ним или с ней все в порядке. Нужно ли говорить, что Том проводит долгие часы в отделениях «скорой помощи», в особенности по выходным, когда студенты устраивают пьянки. И все это двадцать четыре часа в сутки, триста сорок три дня в году (у всех служащих Нью-Йорк-колледжа отпуск – 22 дня) он делает за бесплатную комнату, еду и зарплату не намного больше моей.
Кому-нибудь интересно, почему моя бывшая начальница проработала здесь лишь несколько месяцев?
Том, на первый взгляд, казался более постоянным. Если судить по его росту в 153 см и девяностокилограммовой фигуре болельщика техасского клуба «А&М», он до смерти рад был переехать из своей дыры в Нью-Йорк.
– Слушай, Хизер, – устало сказал Том, – мне придется проторчать здесь еще несколько часов. Вчера вечером у нас был двадцать первый день рождения.
– Хо-хо. – Двадцать первый день рождения считался самым плохим.
Именинник в обязательном порядке должен был выпить с гостями двадцать одну порцию алкоголя. А поскольку человеческий организм не в состоянии усвоить та кое количество спиртного за такой короткий промежуток времени, в большинстве случаев празднование этого великого дня заканчивалось в отделении «скорой помощи» местной больницы. Здорово, правда?
– Да, – сказал Том. – Мне стыдно тебя об этом просить, но не могла бы ты переделать мое расписание на первую половину дня? Я еще не знаю, положат его в больницу или нет, а он не желает, чтобы я сообщал обо всем его родителям…
– Нет проблем, – ответила я. – Ты уже давно там?
Том тяжело вздохнул.
– Было около семи вечера, когда он вырубился. Так что я здесь с полуночи или около того. Кучу времени с ним потерял.
– Хочешь, я тебя сменю? – Когда наш студент находится в отделении «скорой помощи», но еще не госпитализирован, представитель колледжа обязан находиться рядом с ним все время.
Нельзя даже сходить домой и по-быстрому принять душ, не оставив кого-то вместо себя. Нью-Йорк-колледж не оставляет своих студентов в отделении «скорой помощи». Даже если эти студенты имеют обыкновение самовольно вы писываться и не ставить вас об этом в известность. Вы можете просидеть там битый час, просматривая испанские сериалы, а потом вдруг узнать, что ваш подопечный уже сбежал.
– А ты позавтракаешь.
– Знаешь, Хизер, – ответил Том, – пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением.
Я открыла коробочку с деньгами на текущие расходы, даже не успев повесить трубку. Как хорошо, что у нас есть такая коробочка. Это как иметь собственный банк у себя на работе. К несчастью, Джастин, девушка, работавшая до меня, считала так же и потратила всю кассу на покупку керамических обогревателей для всех своих друзей и знакомых. Бюджетный отдел до сих пор всякий раз тщательно проверяет наши расходные ордера, несмотря на то, что все наши траты абсолютно законны.
Забежав в столовую за байтом, я почувствовала, что готова. Кофе-мокко – это прекрасно, но он не может в полной мере восполнить энергетические затраты моего организма. Багет – совсем другое дело. Особенно, если он промазан сливочным сыром (молочный продукт) и в нем присутствуют несколько кусочков бекона (протеины).
Я схватила куртку и протянула руку к багету, но тут увидела Магду, мою самую близкую на работе подругу, старшего кассира столовой. Она стояла в дверях моего кабинетам выглядела очень странно.
– Доброе утро, Магда, – улыбнулась я. – Ты ни за что не догадаешься, что сказал мне юноша-бармен.
Но Магда, обычно очень любопытная, к тому же большая поклонница юноши-бармена, не проявила к моим словам никакого интереса.
– Хизер, – проговорила она. – Мне нужно кое-что тебе показать.
– Если это первая страница «Пост», то Реджи тебя уже опередил. Поверь мне, Мэг, со мной все в порядке. Не могу поверить, что она простила ему похождения с парижскими «кошечками». Хотя, дело, видимо, в его папочке, который владеет звукозаписывающей компанией. Что ей оставалось?
Магда покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Это не «Пост». Пойдем со мной. Хизер, пойдем.
Больше заинтригованная тем, что Магда мне ни разу не улыбнулась, чем поверившая, что ей нужно показать мне что-то действительно из ряда вон выходящее, я пошла по коридору, мимо кабинета комитета студенческого самоуправления, закрытого в столь ранний час, мимо кабинета начальника Магды. Обычно в офисе заведующего столовой не протолкнуться от служащих и не продышаться от сигаретного дыма. Джеральд Экхарт, заведующий столовой, завзятый курильщик. По идее, он должен курить на улице, но я неизменно заставала его курящим за рабочим столом, а потом проветривающим комнату. Наверное, он надеется, что никто ничего не замечает.
Сегодня его кабинет был пуст, и сигаретный дым отсутствовал.
– Магда, – окликнула я подругу, когда розовая форменная куртка скрылась за дверями шумной, пропахшей вкусными запахами кухни, – что случилось?
Но Магда не произнесла ни слова, пока мы не подошли к массивной промышленной плите, на которой бурлила одна-единственная кастрюля. Джеральд в деловом костюме тоже был здесь в окружении подчиненных, одетых в розовые куртки, подавляя всех своей мощной фигурой – результатом чересчур частых дегустаций куриной грудки, приготовленной по его собственному рецепту.
Джеральд выглядел – иначе не скажешь – смертельно напуганным. Как и Сандра, официантка у салат-бара, и Джимми, подавальщик горячего. Магда казалась бледной даже под огромным слоем косметики. А Пит – кстати, что он здесь делает? – похоже, был готов упасть в обморок.
– Ладно, ребята, – сказала я.
Я была убеждена, что это какая-то шутка. Джеральд обожал всякие розыгрыши, типа резиновых крыс и пластмассовых пауков в супе.
– Что случилось? Первое апреля только через три месяца. Пит, а ты что здесь делаешь?
И тогда Пит, почему-то с прихваткой в руке, подошел к плите и приподнял крышку с мирно бурлящей кастрюли. И я прекрасно разглядела, что там внутри.
2
У себя в постели нахожу трусы.
Чьи они – не знаю, точно не мои.
В стринги я не влезу, даже не проси!
Ничего не помню, правда, хоть умри!
«Сингл о стрингах». Автор Хизер Уэллс
В кафе Фишер-холла людей – как сельдей в бочке. Причем не студентов. Мы сказали жильцам, что произошла не значительная утечка газа. Эвакуацию людей из всего здания проводить не требуется, а из столовой – будьте добры.
Все были так утомлены вчерашней бурной вечеринкой, что нам, похоже, поверили. По крайней мере, никто не протестовал, когда я стала раздавать талоны на бесплатный обед в студенческом союзе.
Но все равно в обеденном зале негде яблоку упасть. На этот раз из-за руководителей колледжа, администраторов, работников столовой, полицейских и следователей, а не из-за оголодавших восемнадцатилетних оболтусов.
Странно, но в помещении было так тихо, что жужжание энергосберегающих лампочек в люстрах было громче, чем обычно. Сквозь жужжание я слышала сопение Магды. Она сидела в сторонке, в компании своих помощниц в розовых униформах, с сетками на головах и французским маникюром. С ними вежливо беседовал полицейский.
– Мы отпустим вас домой, как только возьмем отпечатки пальцев, – сказал он.
– Зачем вам наши отпечатки? – Грудь Магды заколыхалась от страха или возмущения. – Мы ничего не сделали. Никто из нас не убивал эту девочку!
Сотрудники кафе одобрительно загудели. Они тоже не убивали девочку.
Голос полицейского был все таким же мягким.
– Нам нужны ваши отпечатки, чтобы понять, какие из следов, оставленных на кухне, – ваши, а какие принадлежат убийце. Если он, конечно, вообще оставил следы.
– Выяснить? – проговорил Джеральд, вставая на защиту своих сотрудников. – Я же вам только что сказал, никто из моих ребят не может быть убийцей. Правда, ребята?
Все, кто был в розовых форменных курточках, торжественно кивнули в знак согласия. В глазах заблестело нечто более значительное, чем слезы, подозреваю, что возмущение. Это они обнаружили жертву среди хот-догов и батончиков с арахисовым маслом. И теперь к ним следовало относиться не как к работникам пищеблока – неприкасаемым (именно так и относились к ним студенты, которых они обслуживали), а как к мыслящим человеческим существам.
Для некоторых из них это имело огромное значение.
Я заметила шефа отдела размещения, доктора Джессапа, он сидел в компании других начальников. Все начальство выглядело недовольным. Из-за досадного недоразумения, чьей-то отрезанной головы, обнаруженной на территории кампуса, они были вынуждены явиться на работу раньше положенных 10 часов, и это в преддверии снежной бури! Даже президент колледжа, Филипп Эллингтон, был здесь и сидел рядом со Стивеном Эндрюсом, новым тренером баскетбольной команды. Стивен выглядел озабоченным. У него были на это причины: вся баскетбольная команда Нью-Йорк-колледжа, не говоря уже о группе поддержки, находилась сейчас в Фишер-холле.
После того как в первом семестре в студенческом обще житии погибло двое студентов, нашу резиденцию стали обзывать «Общагой смерти», что слегка нервировало всех университетских служащих, включая тренеров. Но кто бы осмелился поставить им это в вину? Уж никак не президент Эллингтон. Его положение было не из легких. Кому, как ни мне, помощнице директора «Общаги смерти», это знать?
Сейчас ситуация хуже некуда не только для президента Эллингтона, но и для начальника моего начальника, шефа отдела размещения. И он прекрасно это понимал. Привычный белоснежный платок в нагрудном кармане был скомкан, как будто кто-то – мои уникальные сыщицкие дарования позволили предположить, что это был сам доктор Джессап – им уже успел хорошенько попользоваться. Получасовое сидение за липким столом тоже не добавляло изящества его костюму.
– Хизер, – подозрительно сердечно обратился ко мне Джессап, когда я по зову одного из полицейских встала из-за стола, где сидела с того самого момента, как Питу пришло в голову обзвонить всех, кого только можно, включая доктора Джессапа и моего непосредственного начальника, Тома. – Детектив Канаван хочет с тобой поговорить. Ты помнишь детектива Канавана из шестого участка?
Еще бы не помнить!
– Детектив, – сказана я, протягивая руку слегка помятому мужчине среднего возраста с седеющими усами, который поставил ногу на сиденье пустующего стула.
Детектив Канаван оторвал взгляд от чашки кофе, дымящегося у него в руках. Его глаза цвета стали были окружены многочисленными морщинами, образовавшимися, видимо, от упорного стремления не упустить ни одной улики. Быть в Нью-Йорке детективом убойного отдела – это вам не шуточки! Печально, что не все, кто этим занимается, похожи на Криса Нота. Точнее говоря, как я успела заметить, никто.
– Рад снова видеть тебя, Хизер, – сказал детектив. Его рукопожатие оказалось таким же впечатляющим, как и в прошлый раз. – Как я понимаю, ты все видела. Что ты по этому поводу думаешь?
Я посмотрела на моего начальника, потом снова на детектива.
– Хм, – промычала я, не понимая, что происходит.
Погодите-ка, что же получается? Доктор Джессап и детектив Канаван на самом деле хотят, чтобы я помогала им в расследовании этого гнусного убийства? И это несмотря на то, что в прошлый раз их отношение к моей помощи было весьма отрицательным…
– Где тело?
– Детектив Канаван имел в виду совсем другое, Хизер, – натянуто улыбнулся доктор Джессап. – Он всего лишь хочет спросить, ты знаешь, кто… это?
Кэрол Энн Эванс, декан факультета – да-да, та самая, которая не хотела зачислять меня, пока я не продемонстрирую, что умею умножать дроби, – при слове «это» закашлялась и прикрыла рот скомканным платочком. Хотя, насколько я помню, она даже не попыталась взглянуть на то, что находилось в кастрюле.
Вот как! Они не хотят, чтобы я им помогала. Им нужно другое.
Тогда я сказала:
– Сложно сказать… – Я совсем не собиралась во всеуслышание заявлять, что Линдси Комбс, доморощенная принцесса и несостоявшаяся соседка Шерил по комнате, была обезглавлена каким-то или какими-то неизвестными, которые потом положили ее голову в кастрюлю и поставили на плиту в студенческой столовой Фишер-холла.
Я просто это знала. Вот так-то.
– Ну, давай же, Хизер, – улыбнулся одними губами доктор Джессап, взгляд его оставался холодным.
И специально для детектива Канавана он громко, чтобы слышали все, кто сидел в кафетерии, сказал:
– Хизер знает каждого из семи сот обитателей Фишер-холла по именам.
Он пытался произвести впечатление на президента Эллингтона, которому Адам обо мне так ничего и не рассказал, хотя меня вместе с его женой чуть не убили.