Покачнувшись у спинки стула, Анриетта медленно облизнула губы, повернулась боком, запрокидывая голову. Поднялась на носочки, развернув плечи, потянулась и запустила пальцы в волосы, прогибаясь назад… Под едва заметно убыстряющийся ритм погладила себя, скользя ладонями вниз по всему телу, обрисовывая его, двигаясь бедрами навстречу собственным рукам, остановившимся на животе…
Алекс сидел молча, завороженно любуясь отрешенным лицом Анри, покрытым бисеринками пота, словно женщина не двигалась плавно под медленную музыку, а напрягалась изо всех сил. Вот кончик языка показался между губ, облизнув их и снова спрятавшись, как змеиное жало, вот золотистая кожа щек потемнела от прилившей крови, взгляд стал пьяным, шальным…
Как и было велено, Анри танцевала, раздеваясь. Сирена, почти лишенная магии голоса, она с лихвой заменила его иными чарами. Томительно медленно, с показным безразличием, спустила белое кружево бретелек со смуглых гладких плеч, а потом заставила рубашку сползти с тела, не тронув ее и пальцем, одним лишь покачиванием стройных бедер. Переступив с ноги на ногу, чтобы выйти из кружевной пены на ковре, сделала шаг ближе — и музыка потекла по ее телу, как невидимая волна. Лаская себя, скользя по смуглому золоту кожи узкими ладонями, Анри отдавалась музыке, как любовнику, позволяя ей вести в глубины страсти и следуя всем своим существом…
— Достаточно, — уронил Алекс, слыша, как ее дыхание становится все более быстрым. — Выключи. Потом встань на колени и ползи ко мне.
Повинуясь, Анри нажала кнопку на вделанной в стене панели, потом опустилась на колени, слегка прогнувшись и даже в такой позе оставшись безупречно грациозной. Кажется, ее тело просто не умело быть неуклюжим. Опустив голову, она подползла и замерла, почти уткнувшись лицом в колени Алекса.
— Плохая девочка, — ласково сказал Алекс, проводя указательным пальцем по ложбинке вдоль ее спины и чувствуя, как мышцы под его рукой отзываются дрожью. — Очень красивая и очень плохая. Ты ведь хочешь быть моей? Отдаться мне, раздвинуть свои красивые стройные ножки, почувствовать меня внутри…
— Нет… — всхлипнула Анри, укладываясь щекой на колени Алекса. — Прошу вас…
— Чего же ты хочешь? — улыбнулся Алекс, снова запуская пальцы в темный шелк волос. — Что нравится таким плохим девочкам? Ты ведь сама пришла сюда, милая. Теперь придется отрабатывать плату. И одних танцев мало.
Не переставая говорить, он тронул ее полуоткрытые губы кончиками пальцев и на этот раз позволил Анри взять их в рот и посасывать, пока продолжал, медленно роняя каждое слово:
— Ты очень красивая, знаешь это? Нежная кожа, гибкое тело, волосы блестящие, мягкие. И губы… умелые, как у опытной шлюшки. Ты дашь мне свои губы, сладкая? Не для пальцев, как сейчас, а для другого…
Прижал ладонью голову Анри к своим коленям, не позволяя вырваться, расстегнул ширинку…
— Нет, — прошептала, дернувшись, Анри. — Нет, пожалуйста.
— Поздно, — усмехнулся Алекс. — Кто же разрешает плохим девочкам говорить «нет»? Они должны просто делать то, что им велят. Ты сама хотела, чтоб я тобой попользовался…
Рывком подняв напряженное тело за плечи, он толкнул Анри на пол, укладывая лицом вниз. Женщина напряглась, выгибаясь, пытаясь упереться ладонями в тонкий ковер, но Алекс надавил на лопатки, и услышал всхлип. Сразу же, выказывая покорность, Анри раздвинула ноги и задышала тяжело и быстро.
— Так-то лучше, — сказал он ласково, наклоняясь ниже. — Забыла свое место, сладкая? Оно здесь, на полу. Ноги раздвинь пошире. И приподнимись, а то мне будет неудобно. Ты ведь хочешь меня порадовать?
Дотянувшись до подушки, он сунул ее Анри под послушно поднятые бедра и поставил колено между раздвинутых ног — без всякой необходимости, просто чтобы дать почувствовать свою власть. Тихонько поскуливая, Анри лежала, отвернувшись и дрожа всем телом. И когда Алекс, перехватив ее запястья одной рукой, другой погладил мокрую от пота спину, сначала вжалась в ковер, потом свела лопатки, ерзая и пытаясь то ли отодвинуться, то ли освободиться.
— Плохая девочка, — промурлыкал Алекс, прихватывая губами верхний край ее уха, проводя языком по завитку, а потом медленно стискивая зубами. — А кто сам на это напрашивался? Кто разделся для меня?
Отчаянный всхлип, напряженное, как струна, тело: тронь — и зазвенит. Он слушал горячечное дыхание, еле слышный скулящий стон… А когда отпустил заведенные за спину руки Анри — та ожидаемо рванулась и снова была уложена на ковер.
— Какая ты непослушная, — насмешливо проговорил Алекс. — Или передумала со мной играть?
— Нет, — выдохнула Анри в ковер. — Пожалуйста. Я буду слушаться. Не делайте больно…
— Не больше, чем сама захочешь, — проговорил Алекс, снова лаская ухо Анри языком. — Я не обижаю послушных девочек. Даже таких плохих…
Свободной рукой он гладил ее тело: спину, бедра, ноги — и снова поднимался к шее… Но каждый раз, стоило Анри дернуться, стискивал сильнее ее плечи и локти, не давая освободиться.
— Ты моя, — прошептал Алекс минуту спустя, чувствуя, как прижимается к нему мнимая жертва. — Я сделаю всё, что захочу…
Снова отпустил локоть Анри, продолжая игру в насилие и сопротивление, и лег рядом, продолжая гладить. Несколько мгновений Анри лежала тихо, выжидая, потом осторожно отодвинулась… Вскочила, рванулась из спальни и замерла, вцепившись в ручку двери — это было очень важно, чтоб дверь оказалась запертой… Не оборачиваясь, опустила плечи, напряглась всем телом, когда Алекс подошел сзади, обнял и сказал с ласковой насмешкой:
— Ну, все, сладкая, мое терпение кончилось…
Теперь главное было не затягивать. Алекс жестко взял ее за локти, отводя руки от щек, посмотрел в затуманенные горячечным страхом и желанием глаза. Развернул спиной к себе и с силой швырнул на кровать. Упав на нее животом, Анри успела только привстать, тут же придавленная сверху телом Алекса. Снова всхлипнула… Связав ее запястья за спиной заранее приготовленным широким шнуром, Алекс встал на колени между силой раздвинутых ног. Наклонился, придавливая спину Анри между лопаток ладонью, другой рукой расстегнул брюки.
— Нет… — проскулила Анри, — нет, не хочу… Отпустите…
— Ты такая красивая сейчас, — усмехнулся Алекс. — Отпустить? Не думаю…
Проведя рукой между ног Анри, он убедился, что тело женщины жадно ждет того, что отрицают губы. Нежная горячая влажность не оставляла в этом сомнений, как и стоны, стоило немного поиграть пальцами. А когда Алекс, наконец, толкнулся возбужденной плотью между упругих бедер танцовщицы, очередной томный всхлип стал громким и протяжным криком. Будь это условленное слово-сигнал, он бы остановился, но Анри и не пыталась прекратить происходящее. Самозабвенно сопротивляясь в меру сил, она билась под Алексом, в голос стонала, плакала и просила отпустить… Потом, вскрикивая от каждого толчка, принялась подаваться навстречу…
— Вот так, — выдохнул Алекс, с силой вколачиваясь в покорно принимающее его тело. — Так, да… Нравится? Скажи, что нравится. Что ты сама этого хотела….
Ответа не требовалось. Вместо слов Анри отвечала ему всем телом, распластавшись, усердно приподнимая бедра в такт каждому толчку и продолжая всхлипывать.
— Шлюха, — нежно сказал Алекс в горячее ухо, ловя его губами. — Красивая горячая шлюха. Нравится, когда тебя берут? Ну, говори!
— Да… — всхлипнула Анри в покрывало. — Да, пожалуйста…
— Больше не будешь упираться? Поняла, кто ты?
— Да! Да, прошу…
Рывком выйдя из вскрикнувшей женщины, Алекс дернул шнур на запястьях, распуская узел, перевернул Анри на спину, коленом раздвинул готовно подавшиеся ноги, вгляделся в лицо: раскрасневшееся, мокрое от слез и пота, искаженное… Еще сильнее разведя колени, Анри попыталась обнять его ногами, подаваясь навстречу, предлагая себя…
— Ты так просила тебя отпустить… — задумчиво сказал Алекс, наклоняясь и слизывая бисеринки пота с щеки Анри. — Может, и правда? Хочешь уйти, сладкая моя?
— Нет, — прошептала Анри умоляюще, заглядывая в его лицо. — Нет, пожалуйста. Я хочу… Хочу быть вашей… Прошу…
— Я же говорил, что ты будешь просить, — негромко напомнил Алекс, меняя тон.
Склонился, легонько поцеловал сухие распухшие губы, шепнул нежно, успокаивающе:
— Девочка моя, сладкая, хорошая… Значит, хочешь принадлежать мне?
— Да, — выдохнула Анри томно. — Все, что хотите…
Обняв Алекса, она терлась об него всем телом, прятала лицо у него на плече, дыша горячечно, рвано и быстро. Алекс погладил влажные волосы, нежно убрал с щеки прилипшую прядь. Сказал тихо:
— Ты теперь моя. Я никому не дам тебя обидеть, слышишь?
— Твоя? — шепнула Анри, не отрывая от него тающего блаженного взгляда. — Обещаешь?
— Моя, — подтвердил он, обнимая льнущее к нему тело и говоря то, что хотела услышать Анри. — Никому не отдам. Иди ко мне…
Толкнулся снова в горячую скользкую плоть, ловя губами сорвавшийся с губ Анри томный всхлип, двинул бедрами… Анри, уткнувшись лицом ему в плечо, раздвигала ноги, поднимая колени все выше, и гладила спину Алекса то ладонями, то кончиками пальцев… Спустив с плеча полурасстегнутую рубашку, сначала целовала, потом стала осторожно прихватывать зубами.
— Давай, девочка, — тяжело дыша, разрешил Алекс. — Оставь мне метку…
И тихо рыкнул, когда ему чувствительно прихватили кожу между шеей и плечом зубами. Усмехнулся, впиваясь в ответ в радостно подставленные губы, скользнул языком вглубь рта… Анри двигалась в совершенном ритме, отдаваясь так, словно для нее во всем мире не существовало ничего, кроме любовника. Таяла, обнимала, рвалась навстречу, вскрикивала и выстанывала:
— А-а-а-алекс!.. Ох, А-а-алекс… Еще! Мой лэрд… мой повелитель… Бери… сильнее…
А потом билась в его объятиях, то приникая, то отталкивая, чтоб тут же прильнуть еще теснее. И в последний момент, когда Алекс, уже выплескиваясь, немного отодвинулся назад и погладил пальцами самое чувствительное местечко женского лона, — в этот момент Анри стиснула его плечи, извиваясь, захлебываясь протяжным стоном…
Потом они лежали, обнявшись, и Анри лениво помогала Алексу стянуть все, что еще не успело сняться само, многострадальную рубашку, например. Оставив его голым, прижалась всем телом, обвила руками и ногами, положила голову на плечо… Алекс, улыбаясь, погладил темные спутавшиеся волосы, вдохнул запах. Шепнул, гладя влажные от пота плечи и спину:
— Как ты себя чувствуешь, драгоценная моя?
— Боже-е-ественно, — с чувством протянула Анри, тоже, судя по голосу, улыбаясь. — Ох, Корса-а-ар… ты великолепен, знаешь ведь?
— Мне говорили, — усмехнулся Алекс. — Но все равно благодарю. Ты тоже восхитительна и чудесна, милая…
Немного повернувшись, чтоб Анри было удобнее, он коснулся губами темноволосой макушки, подул, шевеля дыханием пряди. Обнял крепче, прижал к себе… И в который раз подумал, что нельзя же быть таким мерзавцем… Анри достойна любви человека, для которого будет единственным и величайшим счастьем. Но как подобному человеку появиться в ее жизни, если умная, прекрасная и божественно талантливая Анри безнадежно влюблена в него, всего лишь друга и покровителя. И где найти человека, который поймет и примет ее всю, такую сильную, но хрупкую и уязвимую, нуждающуюся в темных порочных играх, чтобы выйти из них очищенной и сбросившей на время груз памяти и страха? Так что неизвестно, что будет большей жестокостью и лицемерием: длить эту давнюю связь или разорвать ее?
— А-алекс? — игриво протянула Анри, приподнимая голову и требовательно заглядывая ему в лицо. — О чем ты задумался? Или о ком…
— О тебе, — легко сказал он, целуя припухшие губы. — О ком же еще я способен сейчас думать?
И тут же в памяти непрошено всплыли, стирая все только что случившееся, светло-голубые льдинки глаз с так и не пролившимися слезами, и темные круги под этими глазами, и ладонь, которую девочка не отдернула там, в парке… И страх, отчаяние, стыд — все, что угодно, даже вымученное болезненное желание… Только не то, что Алекс видел сейчас в глазах Анри. Ни капли нежности, благодарности, желания брать и отдаваться…
— И я должна сделать вид, что верю? — усмехнулась Анри, ответив на поцелуй. — Милэрд Корсар, вам не идет ложь из вежливости… Вы изволите безнравственно думать о ком-то другом — но это я сейчас исправлю. Помнится, вы что-то говорили про мои губы и их должное применение?
— Ох, — выдохнул Алекс, откидываясь на подушки и чувствуя холод влажной салфетки, которой умелая женская рука ловко обтерла его усмиренную плоть. — Ты хочешь…
— А ты надеялся так легко отделаться? Сам сказал, что мой… — жарко выдохнули губы Анри перед тем, как сомкнуться на его мужской гордости.
«Твой, — с беспомощным сладким раскаянием подумал Алекс. — Увы, только до утра. И прости меня за это…»
* * *
Лэрд стряпчий не изволил появиться в особняке и утром. Маред проснулась еще до появления горничной, свежая и выспавшаяся. Понежилась в постели минут пять, потом вспомнила, что если Монтроз уехал на мобилере, то ее повезут в карете. И, значит, следует встать пораньше. Примчавшаяся на звонок рыжая горничная Сэлли помогла одеться и заплела Маред волосы, но осторожных намеков, что гостья была бы не прочь узнать что-нибудь о жизни лэрда, старательно не заметила. Ах, милэди так очаровательна в синем! Милэди будет к завтраку чай или кофе? Милэди изволит завтракать у себя или спустится вниз? Какие чудесные у милэди волосы, густые и послушные, а как блестят…
Маред, которую за всю жизнь не называли милэди столько раз, сколько здесь за одно утро, только вздохнула, не в силах справиться с потоком почтительных восторгов, и обреченно согласилась спуститься.
После завтрака ее отвели к экипажу и поручили заботам усатого толстяка, словно сошедшего со страниц сказки, где фейри-покровительница отправила бедную сиротку на бал, превратив подвернувшуюся крысу вот точно в такого кучера. Маред даже улыбнулась, садясь в карету. Не нужно ей никакого принца, пусть только сегодня начнется настоящая работа стряпчего!