— А теперь выбирайте, — приказал посредник, похлопав их по спине. Он вынул из кармана монету, подкинул ее на ладони и спросил: — Орел или решка?
Манджаро выбрал решку. Монета взвилась в воздух, потом упала на землю, покатилась и наконец легла кверху решкой. Манджаро огляделся. Под выжидающими взглядами он указал на маленького Жемчужинку. Он ведь знал, что Богусь лучший вратарь из всех ребят Воли, а хороший вратарь — это половина победы.
Теперь наступила очередь Скумбрии. К великому изумлению ребят, Скумбрия выбрал первым не кого-нибудь из своей команды, а указал на Манюся — Чека, который минуту назад появился на стадионе. Было известно, что у Чека наилучший удар и он прекрасно умеет сводиться».
На стадионе появилось еще несколько ребят с Гурчевской: Кшись Слонецкий, Тадек Пухальский, Игнась Парадовский. Теперь было из кого выбирать. Два самозванных капитана делили игроков между собой, и очередность, с какой проводился выбор, определяла спортивные качества выбираемых.
Пан Лопотек остановился посреди стадиона.
— Начинаем! — крикнул он басом. — Сегодня я буду судьей. Игра должна быть чистой. А если кто вздумает бить по ногам, я его живо с поля выгоню, понятно?
Ребята вымерили ворота, соорудили из рубашек и кепок границы поля, и по свистку судьи матч начался.
Если кто-нибудь считал, однако, что тренировочный матч может окончиться в нормальное, намеченное паном Лопотеком время, он сильно ошибался. Не бывало еще па Гурчевской такого случая, чтобы две команды не поссорились.
На этот раз все началось с замшевых ботинок Королевича. Франт с Окоповой, играя нападающим, угодил не по мячу, а по ноге защитника, Тадека Пухальского. Тадек явно почувствовал удар тяжелым ботинком. Сам он играл в тапочках и не мог ответить тем же. Поэтому он ответил сильным ударом под ребро, королевич, не желая остаться в долгу, огрел Тадека по уху. Не прошло и минуты, как обе команды снова разделились на «фазанов» и «голубятников», и разгорелась всеобщая драка. Старые обиды взяли верх над спортивными правилами и, несмотря на усиленные просьбы и угрозы судьи, прерванный матч превратился в побоище.
Пан Лопотек, видя крушение всех своих педагогических планов, был вынужден прибегнуть к иному аргументу: схватив валявшийся на стадионе кусок резины, он начал раздавать им меткие и достаточно чувствительные удары.
— Ах вы, хулиганы несчастные! — кричал он. — Я вижу, с вами никто толку не добьется! И вы еще хотите быть спортсменами! Заложу вход и никого не впущу. Играйте на улице, если не умеете вести себя на поле!
Наконец он растащил наиболее задиристых игроков. Остальное докончил дождь, внезапно хлынувший на город и охладивший пыл самых горячих. Под струями июньского ливня мальчики возвращались домой, оживленно обсуждая все, что произошло на «стадионе».
— Во всем виноват Пухала, — говорил Жемчужинка, размахивая руками. — Зачем завелся с Королевичем?
— Умный какой! — возмутился Пухальский. — Если бы ты так получил по ноге, небось тоже не стоял бы и не смотрел!
— Нужно было сказать судье, — вмешался Манджаро. — Пан Лопотек выгнал бы его с поля.
— Судья не видел, — защищался Пухальский. — Я только было подал Слонецкому, а тут подбегает Королевич и как даст мне по косточке!
— Все равно, — отрезал Манджаро, — на поле драться нельзя.
— Да я его и не бил! Так, ткнул разок под ребро, чтобы не очень задавался.
— А жалко, — вздохнул Чек, — матч мог быть стоящий!
— Нужно составить правила, — вмешался Игнась Парадовский. — Надо объявить, что разрешается играть только в тапочках.
— Ну, это уж нет, — запротестовал Кшись Слонецкий, который недавно получил в подарок от отца настоящие футбольные бутсы. — Я не согласен, в бутсах тоже можно играть.
— Нет, если все в тапочках, то все, — заявил маленький Жемчужинка.
Манджаро только рукой махнул:
— Все это неважно. Основное — это организация. Мы должны основать клуб. Я предлагаю пойти сейчас всем в Голубятню и созвать собрание.
— Мирово! — захлопал в ладоши Жемчужинка и замолк. Название клуба не давало ему покоя.
Минуту спустя все остановились перед домом, в котором жили Манджаро, Чек и Жемчужинка.
— Поехали на самый верх, ребята! — громко приказал Манджаро.
Это означало, что надо взбираться на шестой этаж. На четвертый этаж Голубятни подымались по выщербленным ступеням, на пятый — по сбитой из досок лестничке, но, чтобы попасть на шестой, нужно было обладать большой ловкостью. Лестницы здесь не было, и подниматься приходилось по подвешенным над колодцем лифта планкам и выбоинам в стене. Справившись с этими трудностями, все оказались на бетонной площадке, над которой светилась прохудившаяся крыша. Это было мальчишеское подоблачное королевство, место тайных сборищ и игры в прятки, прекрасный полигон для запуска авиамоделей и обыкновенных ласточек из бумаги, идеальный наблюдательный пункт, откуда можно было обозревать почти всю окраину.
— У кого есть карандаш и бумага? — спросил Манджаро, когда все расселись под стенами в импровизированных креслах из кирпичей.
— У меня, — отозвался Кшись Слонецкий.
— Хорошо, ты и будешь вести протокол. — Манджаро привстал, несколько раз значительно откашлялся и обвел взглядом собравшихся. — Прежде всего, — начал он, — нам нужно подобрать название для нашего клуба…
— «Полония»! Пусть будет «Полония»! — вырвалось у Чека.
Манджаро нахмурился:
— Сиди тихо. Обязательно ты должен выскочить! «Полония» уже есть, надо подыскать что-нибудь новое.
— У меня есть, — отозвался тоненький голосок Жемчужинки. — Пусть он называется «Наша Воля».
— Может, еще «твоя воля»? — передразнил его Тадек Пухальский. — Ну, ты уж и придумаешь!
— Тише, товарищи! — успокаивал их Манджаро. — Я предлагаю, чтобы каждый из нас написал свое название на бумажке, а потом проголосуем.
— Ну и бюрократ же ты! — засмеялся Чек. — Все бы ты только писал да писал. Карандаш пожалей. Ну ладно, вали, брат, если у тебя есть что хорошее. Не стесняйся.
Манджаро раздумывал.
— Я… — начал он через минуту, — я предлагаю назвать наш клуб «Сиренка».
— Порядок! — заявил Чек. — Нечего больше и голову ломать! «Сиренка» — это такое наше, варшавское.
— Э-э-э-э!.. — Тадек Пухальский недовольно поморщился. — Слишком простое название. Не годится для спортивного клуба.
— А ты чего бы хотел? — вспылил Жемчужинка. — Ты, Пухала, вечно всем недоволен! Тебе бы только прицепиться к чему-нибудь.
— Оставь его в покое, — прервал товарища Манджаро. — Если у него есть лучшие, пускай предлагает.
Все с любопытством уставились на Пухальского. Тадек сидел, прислонившись спиной к стене, и рассматривал собственные руки.
— У меня такое название, что у вас глаза на лоб вылезут.
— Ну говори, чего ждешь? — торопил его Чек.
Пухальский, не глядя на товарищей, закинул голову.
— «Тайфун»! — прошептал он вдохновенно.
Раздались возгласы разочарования.
Чек расхохотался:
— А может, «Град»? Так было бы еще лучше!
Когда дело дошло до голосования, все высказались за «Сиренку».
— А сейчас надо выбрать капитана команды, — объявил Манджаро, когда шум немного улегся. — Это важный вопрос, и мы поставим его на голосование.
Кшись вырвал из блокнота несколько чистых листов, разорвал каждый на четыре части и раздал ребятам. Через минуту по кругу избирателей начал ходить карандаш. Каждый проставлял своего кандидата. Когда все листки были заполнены, Чек собрал их в свою шапку, и начался подсчет голосов. Кшись отмечал в своем блокноте, сколько получил каждый кандидат. Оказалось, что за Манджаро проголосовало семь человек, за Чека — четыре, а за Тадека Пухальского — один.
— Он сам за себя и голосовал, — засмеялся Жемчужинка.
Бледное лицо Тадека залилось румянцем.
— Возьми свои слова обратно! — прошипел он сквозь сжатые зубы.
— А ты потише, ведь я твой почерк знаю, — взорвался Жемчужинка. В его кошачьих глазах вспыхнули злые огоньки.
— Тихо! — Манджаро стал между ними, желая предотвратить драку. — Тихо! — повторил он. — Здесь не улица, а серьезное собрание.
Сунув руки в карманы вельветовых штанов, Тадек вызывающе посмотрел на Манджаро:
— Ты его защищаешь, потому что он за тебя голосовал.
— Я не знаю, за кого он голосовал, голосование было тайное. — И Манджаро добавил с ударением: — Я-то, во всяком случае, за себя не голосовал.
Жемчужинка высунулся из-за высокого плеча Манджаро.
— Я голосовал за него, потому что он хорошо играет и мировой парень.
— Подлизываешься! — насмешливо процедил Пухальский.
В этот момент из-за спин троих ребят выглянуло веселое, улыбающееся лицо Манюся.
— Мы тут по всем правилам голосуем, а вы спор подымаете. Прекратите, прямо тошно уже!.. Сидите тихо, как в школе, и поехали дальше.
— Внимание! — воскликнул Кшись. — Капитаном команды выбран Феликс Загорский!
— Браво, Манджаро! — пискнул тихонько Паук, который до этого момента не сказал ни слова.
— Браво! Да здравствует Манджаро! — молодым петушком пропел Жемчужинка.
Пухальский опустил голову, горько усмехнулся и медленно опустился на кирпичи.
Чек лукаво улыбнулся.
— Порядочек! — объявил он на жаргоне извечного обитателя Воли. — Но, по-моему, самое главное — это касса. Если у нас не будет солидных наличных, то мы будем лежать в лежку. Кто купит нам новый мяч, спрашивается? Кто нам купит трусы, майки или спортивные костюмы? Не можем же мы выглядеть, как голодранцы. А на все это нужны денежки.
— Нужно выбрать казначея, — подтвердил кивком головы Манджаро. — Можно еще раз проголосовать.
— Не нужно, — отозвался из своего угла Жемчужинка. — Я вам говорю, что Чек лучше всех подойдет для этого.
— Чек, Чек! — Тадек Пухальский сорвался с кирпичей. — Друг дружку тянете! Как капитана выбирать — так голосование, а теперь — как кто хочет!
— Ну что ж, мы можем и проголосовать, — резко оборвал его Манджаро.
Жемчужинка оказался прав: голосование было абсолютно излишним. Чек получил десять голосов, Пухальский ни одного. После такого позорного поражения он уселся в самом темном углу и до конца собрания не проронил ни слова, только завистливо следил за лицами товарищей.
— Ребята! — воскликнул Жемчужинка. — Прежде всего — мяч! Наш уже совершенно истрепался. Тренироваться нечем.
Манюсь поднял руку:
— Не волнуйтесь, мяч я достану.
— Каким образом? — спросил его Манджаро.
— Не беспокойся, это уж мое дело. Но вот ни трусов, нн маек я вам шить не берусь — на это нужно собрать деньги. Пусть ссыпают в кассу кто сколько может, — он хлопнул себя по карману. — У меня, как в сберкассе, — гарантия и. порядок. Даю для начала пять злотых. — Он вытащил из кармана измятую бумажку, разгладил ее и показал. — Хватит на резинки для трусов.
К Манюсю подошел Кшись Слонецкий, высокий, стройный блондин с серьезным лицом. Обычно он выделялся аккуратностью и чистотой одежды. А сейчас на нем были короткие поплиновые штаны, рубашка с короткими рукавами и серый свитер, на котором, увы, виднелись следы от грязного мяча. Кшись вынул кошелек, порылся в нем, вытащил десятизлотовую бумажку и вручил ее Чеку.
— Это от меня… пока, — сказал он озабоченно. — Мама дала на сладости.
— Отлично! — весело отозвался Манюсь. — Касса принимает. Квитанцию получишь завтра, когда налажу бухгалтерию.
Кшись был сыном инженера, жил в одном из новых домов. С ребятами из Голубятни его сблизила общность спортивных интересов.
Сначала «голубятники» посмеивались над ним, но вскоре своей хорошей игрой и сильными ударами по воротам он завоевал их признание. Кшись сделался постоянным игроком команды с Гурчевской.
— Друзья! — взял слово капитан команды. — Нам еще нужно подробно обсудить вопрос о воскресном матче.
— С «фазанами» мы играть не будем! — выкрикнул Жемчужинка. — Они всем ноги переломают.
— А с кем ты будешь играть? С девчонками? — отозвался Игнась. — Можно играть и с «фазанами», только все должны быть в тапочках.
— А мы уже теперь будем играть как спортивный клуб «Сиренка»? — робко вставил Паук.
— Как, ты тоже собираешься играть? — засмеялся Жемчужинка. — Выкинь это из головы. Ты сначала научись по мячу бить…
Паук жалобно скривился:
— А что, может, я не являюсь членом клуба?
— Являешься. Будешь подавать мяч, когда вылетит с поля.
— Оставь его в покое, — оборвал Жемчужинку Манюсь. — Тоже еще мастер нашелся!
— Спокойствие! — Манджаро постучал палкой по стене. — Значит, играем в воскресенье, — сказал он, когда все немного утихомирились.
Чек пожал плечами:
— Что ж, если нет другого противника…
Манюсь выгреб со дна чашки желтый, растаявший в кофе сахар, доел последний ломтик хлеба со смальцем, вытер рукой рот и удовлетворенно улыбнулся. Суббота, последний день перед матчем, начиналась великолепно. Чек мог отправиться в город с полным желудком и в прекрасном настроении. Подойдя к крану, он подставил под него голову и пустил на свои жесткие волосы струю воды. Потом беззубым гребешком попытался пригладить свою непокорную шевелюру.
— Опять шататься идешь? — беззлобно проворчала тетка, сухонькая, измученная женщина. Рано, слишком рано состарилась она, но темные глаза ее по-прежнему светились добротой.
— Так ведь я, тетя, все сделал как надо, — ответил мальчик после минутного раздумья. — Воду принес, уголь принес, дров нарубил, в магазин сходил…
— А разве нельзя хоть разок посидеть дома?
Манюсь пожал плечами:
— Тетечка, миленькая, а кто же пойдет бутылки собирать и другими делами заниматься?
— Много ты от этого имеешь, — вздохнула она. — Лучше занялся бы какой-нибудь порядочной работой или снова в школу пошел. Что ж, ты всю жизнь будешь баклуши бить?
Манюсю все эти разговоры были давно знакомы. Делая вид, что он ничего не слышит, мальчик разыскивал в старом сундуке свою шапку.
— Другие ребята учатся или на работу ходят… — привычно тянула тетка, все громче стуча тарелками и кастрюлями, которые она мыла в маленьком котелке. — Пока я, слава тебе господи, здорова… А как слягу, что с тобой будет? Я обещала твоей покойной матери, что выращу из тебя порядочного человека, а ты что? Вечно с хулиганьем таскаешься!
Манюсь бочком отступал к двери.
Тетка со злостью поставила вымытую чашку на кухонный стол.
— Слышишь, что тебе говорят?
— Слышу, слышу. — Он осторожно нажал ручку. — Честное слово, мне необходимо… Срочное дело. Сосенка велел прийти… Может, кое-что перепадет.
Тетка бессильно опустила руки:
— Ну, иди уж, иди… Только ничего путного из этих хождений не выйдет…
Но Манюсь уже не слушал. Тихонько выбравшись на лестницу, он осторожно, но быстро спустился по скрипучему помосту. А вдруг тетке что-нибудь еще взбредет на ум и она позовет его обратно? Нельзя рисковать, особенно в такой день, перед важнейшим матчем.
На дворе он столкнулся с Пауком. Польдек, приседая на длинных худых ногах, с азартом подбрасывал головой старую надутую камеру от мяча. Он был так увлечен, что даже не заметил Чека. Только когда камера упала на землю и покатилась Манюсю под ноги, Паук остановился и смущенно улыбнулся:
— Привет, Чек!
— Привет! — Манюсь щелкнул пальцами по козырьку шапочки. — Тренируешься?
— Что делать, приходится тренироваться.
— Молодец, Паук! Посмотришь, из тебя еще выйдет настоящий футболист.
Паук преградил ему путь.
— Послушай, Манюсь, — умоляюще глядя на Чека, сказал он шепотом, — будь другом, скажи Фелеку, чтобы он включил меня в команду. Сам видишь, я тренируюсь. Я уже восемь головок подряд могу сделать.