Что за паладин?»
«Рыцарь я —
Рогдай Дубравный,
Забияка своенравный.
Выиграл я турнир
И приполз на пир».
Но дрожит осина всё же:
«Твой удел в лесу, похоже?»
«Верно, Возле пня Замок у меня».
Знаем этот край разбойный
Раз, ты рыцарь,
Любишь войны
Марш отсюда в лес!
Ишь куда залез!"
И давай трястись осина —
Ходуном пошла вершина!
Жук
Сидел-сидел,
Взял и улетел.
— Вернитесь! — сказал Человек С Клешнями.
— Я? — спросил Соломенный Губерт и перестал петь.
— Вы!
— Почему? — спросил Соломенный Губерт.
— Потому что пели!
— Но здесь нигде не написано, что петь запрещается.
— Петь не запрещается.
— Почему же я должен вернуться?
— Вы пели против Ветра!
— Я не знал, что петь против ветра запрещается!
— Я не сказал вам «запрещается», я сказал, что вы пели против Ветра.
— Ну и что?
— А это не рекомендуется, потом узнаете почему! Скажите «а-а-а»!
— Зачем это мне говорить «а-а-а»?
— Чтобы я мог удалить вам гланды! — сказал непонятный человек и защёлкал клешнями.
— Не трудитесь. Мне их уже удалили.
— Раз так, можете пройти!
Раз так, Соломенный Губерт прошёл.
— И всё-таки вернитесь! — приказал высокий человек.
— Я? — спросил Соломенный Губерт.
— Я? — спросила Анечка-Невеличка, испугавшись, что Человек С Клешнями захочет удалить ей гланды.
— Оба!
— Зачем?
— Я забыл вас отключить!
— Не позволю, чтоб меня отключали! — гордо сказал Соломенный Губерт.
— Иначе вы ничего не увидите!
— Почему?
— Потому что будете то бежать, то останавливаться.
— А меня отключите, — сказала Анечка-Невеличка. — Я не хочу то бежать, то останавливаться. Мне хочется всё увидеть.
Человек С Клешнями — чик-чик! — и отключил Анечку. Сделал он это, прокусив клешнёй печать на каблуке сапожка, обутого на ее правую ногу.
А поскольку — чик-чик! — и всё было готово, причём Анечка-Невеличка даже не пикнула, Соломенный Губерт захотел, чтобы и его отключили. Тогда странный Человек С Клешнями отключил и его. Сделал он это, прокусив клешнёй печать на каблуке сапожка, обутого на его левую ногу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В ЗООлогическом саду
Глава шестнадцатая, в которой Соломенный Губерт с Анечкой-Невеличкой попадают в Зоологический Сад
ТАК СОЛОМЕННЫЙ ГУБЕРТ С Анечкой-Невеличкой попали в Зоологический Сад. Сразу же за воротами они увидели Верблюда, на шее которого висела грифельная доска. На доске было написано:
РАССТЕГНИТЕ МНЕ ГОРБ!
Соломенный Губерт трижды прочитал надпись слева направо и трижды справа налево. Не обнаружив ничего подозрительного, он объявил Анечке, что Верблюд просит расстегнуть горб.
— А как он расстёгивается? — спросила Анечка-Невеличка.
— Про это не написано.
— А застёгивается как? Может быть, на пуговицы?
— Скорее на пряжку. Ведь сумки из верблюжьей кожи всегда застёгиваются на пряжку.
— А вы умеете пряжки расстёгивать? — спросила Анечка.
— Не приходилось пока.
— А я умею.
— Когда это вы научились?
— Когда волов запрягала.
— Да Верблюд же вон какой громадный! До горба не дотянешься!
Тут Анечка трижды хлопнула в ладоши, и Верблюд, подогнув колени, улёгся.
— Вот и не громадный! — сказала Анечка-Невеличка и стала ощупывать верблюжью спину, отыскивая застёжки.
— Глядите-ка, у него на спине три больших собачки! — воскликнула она.
— Какие такие «собачки»? — удивился Соломенный Губерт.
— Которые на чертополохе растут и в подол вцепляются.
— Понятно! — сказал Соломенный Губерт. — Клубочки такие с крючочками!
Анечка-Невеличка вытащила из верблюжьей шерсти все три «собачки», и горб сразу же расстегнулся.
— У него тут радио! — удивился Соломенный Губерт.
— А зачем? — едва успела спросить Анечка, потому что послышался голос:
— Благодарю вас!
— За что это вы меня благодарите? — спросила Анечка.
— Ни за что я вас не благодарю, — ответил Соломенный Губерт.
— Вы же только что поблагодарили меня!
— И не думал даже!
— Благодарю вас! — повторил голос.
На этот раз Анечка ясно видела, что благодарил не Соломенный Губерт, — она следила за его губами. Благодарил не он. Благодарило радио.
— Я — Корабль Пустыни, — проговорил голос и, помолчав, повторил: — Я — Корабль Пустыни!
— Верблюд пожелал нам представиться, — догадался Соломенный Губерт.
— Я полагаю, нам тоже не мешает это сделать. — И он сказал: — Я — Соломенный Губерт!
— Я — Анечка-Невеличка, — сказала Анечка-Невеличка.
— Очень приятно! — сказало радио.
— До чего странный корабль! — шепнула Анечка-Невеличка. — У него даже флажка нету!
Но тут голос опять заговорил и говорил так долго и так печально, что Соломенный Губерт даже призадумался, и Анечка-Невеличка тоже призадумалась.
А говорил печальный голос вот что:
Я — Корабль Пустыни, плыл я по Сахаре. Я — Корабль Пустыни, повидал я свет. Я — Корабль Пустыни и при государе Личным дромадером* состоял сто лет.
Под палящим солнцем я в песках тащился. Суток сто — не меньше, пить хотелось — жуть А пока тащился, сильно истощился, Счастье, что в оазис вдруг уткнулся путь.
Помню, долго пил я у колодца воду — Человек такую тёплую не пьёт… Ровно век служил я правящему роду В царстве, где бывает лето круглый год.
Жаркие самумы мне в глаза пылили, Брёл я без дороги из последних сил. Сколько всякой клади на меня валили! Но — как царь корону — я её носил.
Целый век в пустыне — это срок не малый. Долгая дорога, что ни говори! Словно царь, вступал я в города, бывало, И меня встречали кликами цари.
Я — Корабль Пустыни, помню время оно — Царства бедуинов золотые дни. И ещё оазис помню я зелёный, Где жевал я листья и лежал в тени.
Верблюд свесил голову, и голос в ящике смолк. Соломенный Губерт долго молчал, и Анечка-Невеличка тоже долго молчала.
Наконец она сказала:
— Мне кажется, он спит!
Соломенному Губерту тоже показалось, что Корабль Пустыни спит, и, чтобы не разбудить Верблюда, он, отойдя на цыпочках подальше, сказал:
— Наш Большой Друг спит.
— Вы считаете его нашим Большим Другом?
— Конечно! Он ведь так здорово рассказал, как плыл по Сахаре.
— Значит, он защитит нас, если мы попадём в беду.
— По-вашему, такое может случиться?
— Конечно! — сказала Анечка-Невеличка, и тут же ей показалось, что они уже попали в беду. Кто-то крепко вцепился в её руку. Оглянувшись, Анечка увидела здоровенную Обезьяну, которая корчила рожи и всё крепче стискивала Анечкину руку.
— Что вам угодно? — испуганно спросила Анечка. Обезьяна, продолжая корчить рожи и стискивать Анечкину руку, ничего не ответила.
— Она по-нашему не понимает! — сказала Анечка и попросила Соломенного Губерта поговорить с Обезьяной на иностранном языке.
— ТАМЧТО ТАМВАМ ТАМУ ТАМГО ТАМДНО? — спросил Соломенный Губерт у Обезьяны.
Однако Обезьяна по-прежнему корчила рожи и не отвечала. Причём одной рукой она сильно-пресильно стискивала Анечкину руку, а другой куда-то показывала.
— Глухонемая она, что ли? — забеспокоилась Анечка-Невеличка.
Не успел Соломенный Губерт ответить, как Обезьяна и его схватила за руку, а затем куда-то потащила обоих.
— Мы в беде, — тихо сказал Соломенный Губерт. — Нам не следует уходить от нашего Большого Друга.
Но это было невозможно, Обезьяна не отпускала их и продолжала тащить.
— Куда она тащит нас? — нервничал Соломенный Губерт.
— Куда же она тащит нас? — беспокоилась Анечка-Невеличка.
Обезьяна тащила их к длинной парте, над которой висела клетка со старым нахохлившимся Попугаем. Попугай топорщил перья, вертел головой и внимательно вглядывался в пришельцев.
Он так долго и внимательно в них вглядывался, что вдруг перестал вглядываться и крикнул:
— Куда девался Осёл?
Соломенный Губерт даже засмеялся. Анечка тоже засмеялась, но только чуточку, словно бы вовсе и не засмеялась.
— Куда девался Осёл? — снова крикнул Попугай и стал злиться.
Соломенный Губерт не знал, глядеть ли ему, как злится Попугай, или поглядеть, куда девался Осёл. Он оглянулся.
Из-за кустов показался Осёл. Он так спешил, что дважды споткнулся и один раз вообще чуть не брякнулся.
— Станьте за свою парту! — закричал Попугай. Осёл встал рядом с длинной партой, куда Обезьяна притащила Анечку с Соломенным Губертом, и потупился.
— Впредь не имейте привычки слоняться — вы не Слон! Вы — Осёл, и стойте за партой! — крикнул Попугай.
Осёл кивнул и снова свесил голову.
— Ученики, прошу за ослиную парту! — возгласил Попугай, и Обезьяна, не переставая корчить рожи, принялась подталкивать Соломенного Губерта и Анечку-Невеличку к ослиной парте.
— Сейчас устроим вам экзамен! — строго сказал Попугай, когда Соломенный Губерт и Анечка-Невеличка уселись за парту.
— Какие могут быть экзамены во время каникул? — отважился заметить Соломенный Губерт.
— Зоологических каникул не бывает! — ответил Попугай. — Поэтому и устроим вам экзамен!
ЧТО ТАКОЕ ГОРОХ? — Военный Барабан!
Вот как быстро задавал Попугай вопросы, и вот как быстро отвечали на них Соломенный Губерт с Анечкой.
Попугай всё время повторял: «Дивно! Просто дивно!», причём говорил он это растроганно и с умилением, то и дело роняя слезу и раскланиваясь.
В который раз уронив слезу, он нахохлился, но не так, как делал это, когда злился, а совсем немножко, и объявил:
— Вы заслужили Зоологическую Похвальную Грамоту! Потом повернулся к Ослу и приказал:
— Ступайте и доложите Верховному Правителю, что два школьника награждены Зоологическими Похвальными Грамотами. Пускай он соблаговолит устроить по этому случаю торжество первого разряда и вручит ученикам Диплом. И пусть хоть кто-нибудь позволит себе не участвовать в шествии! Попрошу вас поторопиться!
Осёл поторопился и ускакал.
— Однако пойдём дальше, — заявил Попугай. — На чём мы остановились? Ага! На каменном веке! Что же такое каменный век? Каменный век — это сорокаэтажный кирпичный дом, где на каждом этаже по двенадцать столетий. Одно считается веком горбушек с маслом. Другое — пампушек с мёдом. Третье — ватрушек… Что такое? У меня всё перемешалось! Простите, дамы и господа. Ветер перемешал мою лекцию о каменном веке!
И он во всё горло принялся вопить. Но тут послышались звуки трубы, и Попугай умолк. Затем, учтиво поклонившись, он сказал:
— Сюда приближается Верховный Правитель!
Глава восемнадцатая, в которой в сопровождении свиты появляется Верховный Правитель Зоологического Сада