В тот самый момент, когда они поравнялись, синеватые губы велосипедиста зашевелились. От Андрея не ускользнуло это движение – едва заметная жизнь среди мертвого пространства бледного лица. В следующую секунду он понял, что губы не просто шевелятся, а произносят какие-то слова. Движения повторялись. Одно слово? Андрей напряженно следил, силясь угадать. Зачем? Он не мог бы ответить на этот вопрос. Губы незнакомца плотно сжимались и затем выталкивали из себя один единственный слог, точно выплевывали его. «Пров, – беззвучно говорили эти губы, – Пров, Пров, Пров».
Не понимая, что он делает, Андрей шагнул навстречу велосипедисту. Он даже протянул вперед руку, словно спрашивая: «Почему?» Но ездок почти незаметным движением руля увел велосипед в сторону и, обдав Андрея брызгами из лужи, проехал мимо. Еще мгновение, и он растаял во все более сгущающихся сумерках.
Андрей затравленно оглянулся по сторонам. Он силился понять, видел ли кто-то еще этого велосипедиста? Или тот был плодом его больного воображения? Но понять это было невозможно. Люди торопились по своим делам, не обращая друг на друга внимания. А приставать к прохожим с вопросом: «Проезжал ли здесь две минуты назад бледный юноша на велосипеде?» – Андрею не хотелось. Тут он действительно сошел бы за ненормального.
Он тихо дошел до остановки и сел в троллейбус. Водитель, должно быть, включил отопление. В салоне было душно, как в прачечной. Испаряясь с промокшей одежды, влага затуманила изнутри окна и наполнила троллейбус запахом мокрой материи. Андрей дотянулся рукой до поручня и намертво вцепился в него.
Лицо велосипедиста не давало ему покоя. Раз за разом он мысленно просматривал его: бледная кожа, синюшные губы, черные провалы глаз, уши… Стоп! Он только что сообразил, что к ушам незнакомца шли проводки. Наушники? Это многое объясняло. Если и не бледность кожи – впрочем, каждый имеет право быть настолько бледным, насколько это позволяет мать-природа, – то, по крайней мере, шевелящиеся губы и отстраненный вид. «Он ничего не старался мне сказать – он просто подпевал!» – чуть не вскрикнул Андрей.
Дурак? Конечно, дурак. Кто же катается под проливным дождем на велосипеде? Да еще в кашемировом пальто. Но вполне реальный дурак, каких тысячи, а то и миллионы. Может быть, пьяный или даже наркоман. Фу, как хорошо, что он, Андрей, не дотянулся до него рукой. Хорош бы он был, остановив посреди улицы обдолбанного в хлам подростка. Тот запросто мог полезть в драку. Только этого Андрею сейчас не хватало ко всем его заскокам в придачу.
Найдя логическое объяснение уличной встрече, Андрей немного повеселел. С приближением к центру троллейбус набивался все плотнее. Трудно было представить, что орды, штурмовавшие его на каждой остановке, смогут поместиться в салоне. Но, вступая в явные противоречия с законами физики, люди протискивались внутрь. И на пространстве, где еще два перегона назад, кряхтя и бросая друг на друга гневные взгляды, с трудом помещались два пассажира, теперь, ни на что не жалуясь, стояло пятеро.
Наседавшая толпа оторвала Андрея от поручня и протащила, как морская волна влажную гальку, вглубь салона. Он, впрочем, не сопротивлялся. Ехать ему было долго – почти до конечной. Обилие народа скорее радовало. В салоне царило то чувство единения, которое появляется у людей, стесненных тяжелыми обстоятельствами, но движимых общей целью. И целью этой было поскорее добраться домой.
Спустя минут сорок Андрей сошел на своей остановке уже изрядно успокоенным. Дождь перестал. Небо местами расчистилось. И даже стало слегка вымораживать. Такие резкие перепады погоды бывают только глубокой осенью. Продравшаяся сквозь отогнанные к горизонту облака Луна заливала улицу желтоватым светом.
С чувством легкой иронии Андрей вспоминал о своих страхах. Нет, сегодня явно был не его день. Сначала нехороший сон. Потом пошлые разговоры ни о чем в курилке. Да еще эти девицы. Ладно, пусть и с крупными зубами, но не вампиры же, в конце концов? Они же искренне хотели ему помочь. А затем еще и этот странный велосипедист. Плюс дождь, темнота, лужи. Словно сама природа ополчилась против него. Но теперь, кажется, все было уже позади. Приободрившись, Андрей почувствовал себя настолько хорошо, что, наслаждаясь собственной смелостью и вернувшейся способностью спокойно анализировать происходящее вокруг, поднял взгляд и, вздохнув полной грудью холодный осенний воздух, огляделся по сторонам.
В это мгновение он услышал знакомый шум. Не шум даже – шелест, шорох. Этот звук трудно спутать с чем-либо. Так, негромко, но отчетливо, шуршат шины велосипеда по мокрому асфальту. Андрей вздрогнул. Неприятный холодок пробежал у него по всему телу. Он, конечно, тут же постарался взять себя в руки. Ведь еще один велосипедист лишь доказывал то, в чем он так старательно убеждал себя в течение всей поездки. А именно: люди, тем более эти оглашенные подростки, ездят на велосипедах по осенним улицам, в кромешной тьме и тотальной сырости.
Почти гипнотизируя взглядом пространство, он напряженно уставился вперед. И он увидел бледное лицо. Юноша вновь ехал ему навстречу. Все в том же пальто, по-видимому, мокром насквозь, и с прядями черных волос, с которых капала вода. Нет, его нельзя было спутать ни с кем другим. Андрей сделал несколько неуверенных шагов назад. Так отступают, перед тем как броситься бежать. Но он не побежал. И вовсе не потому, что смог совладать со страхом, который навалился на него с новой силой. Нет, он не побежал единственно из-за того, что страх его был так силен, что парализовал все его тело. Сделавшись ватными, ноги отказывались подчиняться.
Андрей затравлено огляделся по сторонам. Ему подумалось, что, останься он один на один с жутким велосипедистом, тот просто-напросто задавит его, затопчет, убьет, разорвет руками на части. К счастью, вокруг были люди – обычные прохожие, присутствие которых было теперь единственным его спасением.
Округлившимися глазами Андрей вглядывался в велосипедиста. Нельзя было предположить, чтобы он промчался по улицам, обогнав троллейбус. И что же тогда? Миновав Андрея, он тут же спрыгнул с велосипеда, погрузил его в машину (может быть, в микроавтобус?), сел в нее сам и помчался по городу, чтобы сейчас вновь проехать навстречу? Других вариантов не было. Кроме тех, которые подсказывало ему его подсознание, но которые он предпочитал не выпускать наружу.
Хотя вариант с машиной был не намного утешительней. Объяснить такое поведение бешеного подростка простой случайностью было решительно невозможно. Нет, подобное могло произойти только в том случае, если те, с кем этот подросток был связан, прекрасно знали, где живет Андрей и каким маршрутом он добирается домой.
Даже отбросив мысли о сверхъестественном, приходилось допустить, что за ним следили. Зачем? С какой целью? Что им от него нужно? И, самое главное, кому? Обратиться в полицию? Но с чем? Написать в заявлении, что его преследует велосипедист в мокром пальто? И что он против него имеет? Он что, напал на него? При этой мысли Андрей вздрогнул. Нет, не надо даже в мыслях напрашиваться на такое. Того и гляди накличешь беду. А этот парнишка… Он, конечно, щуплый на вид. Но ненормальные, они сильные. От них не отобьешься.
В этот момент велосипедист поравнялся с Андреем. Как и в предыдущий раз, губы его зашевелились. Нет, он отнюдь не напевал песенку из своего плеера. Глядя прямо на Андрея жуткими, как ружейные стволы, глазами, юноша бесцветным голосом четко произнес: «Пров. Найди Прова» – и медленно проехал мимо.
Теперь у Андрея не оставалось никаких сомнений: он тихо сходит с ума. Чтобы окончательно проверить себя, он, стараясь выглядеть как можно более естественным, нарочито весело обратился к поравнявшемуся с ним мужчине:
– Надо же. В такой дождь – и на велосипеде.
– Кто? – непонимающе переспросил тот в ответ.
– Молодой человек, – с тревогой пояснил Андрей.
– Молодой человек? – казалось еще более растерявшись, вновь переспросил мужчина. – Простите, не заметил.
– Это вы меня извините, – пробормотал вконец отчаявшийся Андрей.
Получалось, что адский подросток ему померещился? Этот факт только усилил его тревогу. Андрей содрогнулся, вновь подумал о святой воде и, плотнее запахнув воротник мокрого пальто, поспешил к своему дому.
5.
Юлька пришла неожиданно, без приглашения и даже без предварительного звонка. Андрей не приветствовал подобной фамильярности. Подружки должны знать свое место. Если они станут приходить когда вздумается, то в конце концов могут здесь столкнуться. И что тогда? Истерика? Рванье волос? Хорошо, если девчонки будут рвать волосы друг дружке. Как говорится, бесплатное развлечение. А если они примутся за него? Только этого не хватало. Подружек надо держать в узде.
Впрочем, все эти рассуждения были актуальны прежде. До того как к нему стали являться не то призраки, не то галлюцинации, не то – он вновь с содроганием вспомнил острые клыки девиц в курилке и синюшные безжизненные губы дьявольского подростка – вампиры. Теперь он, казалось бы, должен был радоваться присутствию в доме еще кого-то. Однако почему обязательно Юлька? Он мог пригласить Таньку. Или… Да, собственно говоря, почему это вообще должна быть женщина? Состояние страха и ставшая неизбывной тошнота никак не настраивали его на лирический лад. Он мог бы позвать друзей. Они сидели бы целую ночь на кухне, пили пиво, курили и болтали о бабах и локальных сетях. Подобный мальчишник сейчас подошел бы ему куда больше, чем необходимость исполнять свой мужской долг перед Юлькой.
Ее назойливость раздражала. И почему женщины считают, что мужики только о том и думают, как бы уложить их в кровать? Он вспомнил о пламенном выступлении Генки в курилке и неожиданно понял его правоту. Да, только развод придает человеку житейскую мудрость, которой так не хватает ему для правильного воспитания подружек.
Андрей устало вздохнул, встал с дивана, потянулся, разминая спину, и направился на кухню. Там Юлька пыталась совладать с ужином. Ни с того ни с сего ее вдруг пробило на романтизм. «Может быть, почувствовала, что я скоро умру? – мелькнула в голове у Андрея нехорошая мысль. – Женщины, они, как собаки, чувствуют всякие несчастья». Напряжением воли он отогнал подобное предположение, постаравшись убедить себя в том, что Юлька бескорыстно решила порадовать его ужином при свечах.
Зайдя на кухню, Андрей убедился, что из обещанного меню ей удались пока только свечи. Они уже стояли в медном канделябре на столе в комнате. Сама Юлька, ощерившись, как ведьма, и прищурив глаза от густого чада, заполнившего кухню даже при открытой настежь форточке, пыталась перевернуть на сковородке какие-то чумазые куски не то мяса, не то рыбы.
– Кого жаришь? – как бы невзначай спросил Андрей.
– Братца Иванушку! – огрызнулась Юлька, словно читая его мысли о ведьме. – Твое масло стреляет, как фейерверк.
– Хочешь, я куплю тебе сварочный щиток, дорогая, – хмыкнул Андрей.
Юлька подняла на него свои большие карие глаза, полные мучительного укора. Такими глазами лабрадор-ретривер смотрит на хозяина, когда тот заставляет его пройти по бревну.
– И асбестовые рукавицы, – добавил Андрей.
– Хватит, прошу тебя, – простонала Юлька.
К своему удивлению Андрей заметил, что глаза ее наполнены слезами. Сначала он даже хотел пожалеть ее. Но вовремя понял, что причиной коварной влаги было вовсе не раскаяние девушки по поводу своей кулинарной беспомощности, а заполнивший помещение едкий дым. Утерев глаза рукавом, Юлька вновь вернулась к сковородке.
– Юль, послушай, – вспомнив кое-что, спросил ее Андрей с самым наивным видом, – я тут хотел у тебя спросить: пельмени перед варкой надо размораживать?
Юлька, найдя предлог, чтобы хоть на миг еще раз оторвать глаза от чадящей сковороды, снова посмотрела на него. При этом ее большой рот скривился в жалостливую улыбку.
– Какой же ты у меня глупенький, – покровительственно произнесла она, – всему-то тебя нужно учить. Сам подумай: разве можно их класть в кастрюлю замороженными?
Андрей безропотно кивнул и покинул поле боя подруги со сковородой. Он вернулся в комнату со свечами и прилег на диван. Гадкие и ничем, кроме душевного нездоровья или оккультизма, не объяснимые странности, которые сыпались на него целый день, дали о себе знать неимоверной усталостью. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на несколько минут. Но когда Юлька разбудила его, он, взглянув на часы, понял, что проспал никак не менее часа. Он провалился в сон, как в огромную мягкую перину, самостоятельно вырваться из пуховых объятий которой было решительно невозможно. Он не видел никаких снов, и его не мучили кошмары. «Усталость – лучший друг умалишенных», – подумал Андрей, удивившись афористичности собственных мыслей.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас остаться на диване. И так, не расстилая постель и не раздеваясь, проспать до утра. Но Юлька ни за что не позволила бы ему этого. Она теребила его, целовала и, видя, что он никак не хочет окончательно просыпаться, гнала умываться.
Он внимательно посмотрел на свою подругу. Ее глаза были красными и припухшими, как от слез, от кухонного чада. Правой рукой она почесывала обожженное сковородой запястье левой. И по меньшей мере два ее ногтя были сломаны под самый корень. Андрей понял, что будет последней сволочью, если сейчас отмахнется от нее. А значит, ему предстояла неприятная процедура дегустации Юлькиной стряпни. И он пошел умываться.
Когда он вернулся из ванной, Юлька зажгла свечи и потушила свет. От этого комната заполнилась тенями. Они копошились и мельтешили, как пассажиры на вокзальном перроне перед отправкой поезда. В углах поселились причудливые создания, которые корчились в предсмертных муках при всяком движении людей в комнате. Так что Андрей невольно ощущал себя инквизитором, от одного взмаха руки которого начинают трепетать осужденные на смерть ведьмы и колдуны. По спине Андрея поползли предательские мурашки. Учитывая сегодняшние перипетии, он предпочел бы ужинать при включенной люстре. Но Юлька старательно создавала интим. В любом случае при свечах ее стряпня должна была выглядеть привлекательнее, чем при ярком свете.
Женщина щебетала что-то о невыносимой осенней погоде и покупке новых штор. О том, как к ней прицепился сегодня в магазине какой-то не то пьяный, не то просто дурачок. Андрей почти не слушал ее. Он старательно распиливал ножом бурые лепешки, лежащие в его тарелке, и отправлял в рот кусочек за кусочком. Тошнота его вновь усилилась. И время от времени ему приходилось хмыкать. Как будто от Юлькиных рассказов. На самом деле – чтобы скрыть рвотный рефлекс, завуалировать его то ли смешком, то ли покашливанием. Неожиданно в бесконечной болтовне подружки его словно полоснуло слово «Пров»!
– Что, какой Пров? – почти вскрикнул он.
– Пров? – вздрогнула Юлька. – Я не говорила «Пров». Я говорила: «Да ПРОВались ты на этом месте…»
Она растерялась и недоуменно глядела на Андрея. Внезапно она поняла, что он совсем ее не слушает. И вид у нее при этом был настолько несчастный, что Андрею стало неловко.
– Прости, – буркнул он, давясь горелым мясом, – я задумался. Тяжелый день. Так о чем ты говорила?
Юлька стряхнула с себя минутное оцепенение и радостно продолжила свой рассказ. Наверное, она хотела порадовать его, развеселить, поддержать. Андрей понимал это. Но ничего не мог поделать с чувством тревоги, которое вновь охватило его и не проходило. Юлька показывала, как она продиралась сквозь толпу в универмаге, стараясь избавиться от назойливого ухажера. При этом она размахивала руками. И тени по углам корчились под все более изощренными пытками. Они сгибались вдвое, выворачивались наизнанку, ползли и извивались.
Андрей судорожно сдерживал тошноту. Он уже не слушал Юлькину болтовню. И думал только о том, как досидеть до конца ужина. Страх заставил его напрячься всем телом. Ему казалось, что тени из того угла, что был за его спиной, вот-вот набросятся на него. Он утешал себя только тем, что Юлька сидела напротив него, а следовательно, должна была увидеть, если бы за его спиной творилось что-то сверхъестественное. Впрочем, она была слишком увлечена собственной речью.