— Вы сдурели?! — Самый старший из лидеров Бесстрашия редко повышает голос. Он делает это лишь тогда, когда по-настоящему гневается. — Поднимите его. Отведите в лазарет. Живо!
Макса ослушаться боязно. Особенно, когда его голос звучит громче, чем обычно. Уилл кривится — на его лице написано, что он и пальцем не пошевелит в том, чтобы помочь Эрику.
— Быстро, я сказал!
Четыре вздыхает. Он не ослушается Макса. Никто не ослушается Макса. Тобиас и Эдвард помогают Эрику подняться на ноги, а потом начинают двигаться в сторону лазарета.
Кристина втягивает носом воздух. Ее ноздри трепещут. Девушка пытается успокоиться. Она крепко обнимает себя руками и кусает губу. Но она взвинчена, на пределе, на нервах, волоком вьющихся под кожей.
— Он заслужил это, — говорит Трис, не понимая причины такого нервозного состояния подруги. Кристина и сама не понимает природу ее волнения. И пока совсем не хочет об этом думать.
— Я знаю. — Девушка хмурит лоб и бросает взгляд на стул, на котором сидел Юрай — тот ушел тренироваться, удостоверившись, что с подругой точно все хорошо. — Просто трое на одного — разве это честно? Я не желаю ему смерти.
— А разве верно и правильно бить девушку? К тому же, твои переломы еще не зажили до конца. — Возмущается Трис. — Неужели ты жалеешь его?
Кристина недобро смотрит на подругу.
— Нет, я его не жалею, — тихо произносит она, прячет собственное лицо в своих раскрытых ладонях. — Просто… — Кристина запинается. Что просто? Она не знает. Не знает, почему волнуется, почему переживает. Это ведь Эрик. Эрик, черт возьми. Он бил ее, унижал, называл ничтожной и слабой. Но она видела его боль. Она видела что-то запретное, словно прикоснулась к его душе. И это не дает Кристине покоя. — Это несправедливо, Трис.
Подруга молчит, не возражает. Трис кажется, что говорить сейчас с Кристиной бесполезно, пусто, глухо.
— Отдыхай, — произносит она. — Я пойду. У меня есть дела.
— Да, конечно, — кивает брюнетка и пытается слабо улыбнуться. Кристине не кажется, что это выходит удачно.
Когда Трис покидает ее палату, Кристина смотрит на дверь. Черная. Как и все в этой фракции. Слишком черная. Она будто напоминает о боли. С тех пор, как девушка выбрала Бесстрашие, боль стала неотъемлемым спутником ее жизни. Своя боль, чужая боль — не важно. Она просто была. Иногда Кристине казалось, что это чувство забралось к ней под кожу, срослось с клетками, стало частью организма. Может так оно и было.
Кристина не хочет больше боли. Это жестоко. Это бесчеловечно. Девушка именует себя дурой, когда свешивает ноги с больничной койки. Она найдет Четыре, Уилла, Эдварда и Эрика и остановит это. Никто не будет страдать из-за нее. Даже Эрик.
Кристине все еще больно идти — тело ноет и саднит. Но на завтра это уже пройдет. Останутся лишь цветы синяков на коже. Но и они со временем сойдут. Кэм осматривал ее руку. Сказал, что все обошлось, она повреждена слабо — ей вовремя вернули кости на место. Спасибо за это Эрику. Какая ирония.
Девушка толкает дверь лазарета и замирает на пороге. У Эрика разбито лицо. Нижняя губа рассечена, бровь порвана — такого знакомого кольца на ней нет, под глазом наливается фиолетовый синяк, нос смотрится несколько неестественно — его необходимо вправить, как и челюсть. Кристина невольно делает шаг назад, впуская Четыре и Эдварда в палату. Эрик потерял сознание. Его тело скрыто одеждой, но девушка знает, что он избит. Избит сильно. Кристина прикладывает ладонь ко рту, наблюдая, как парни небрежно мешком бросают Эрика на одну из коек.
— Зачем вы так? — Тихо спрашивает она.
— За тем, чтобы он больше не подходил к тебе.
— Он избил меня за дело, — говорит Кристина. Зачем ты это делаешь? Зачем заступаешься за него? Зачем? Брюнетка не понимает сама себя. Все из-за гребаного страха? Все из-за него? Лучше бы она никогда не видела этой картины, что режет ей сознание до сих пор и заставляет невольно задаваться вопросом о том, кто такой Эрик на самом деле и что же он пережил. Нет. Нельзя. Не там копаешь, девочка.
— Плевать. Он просто не должен был этого делать. — Отрезает Четыре и покидает палату. Кристина смотрит на Эдварда, тот жмет плечами и тоже уходит.
Кэм появляется быстро. Он осматривает Кристину и отпускает ее, советуя поспать в собственной комнате. Девушка рассеянно кивает в ответ.
Пока она бредет по коридорам Ямы, то думает о том, что с ней что-то не так. Что-то повредилось внутри нее, если ей становится интересен Эрик, его мысли, его прошлое. Это так или нет? Кристина не любит жестокость. В Бесстрашии слишком много крови и боли. Иногда ей кажется, что чересчур. Эта фракция защитников, а не садистов. Кто-то явно просчитался, создавая ее. Кто-то там, наверху, ошибся. Создал не верный бастион рыцарей в коже, а тюремную камеру, где правит жестокость. Кристина понимает, что Бесстрашие ненатурально, вывернуто наизнанку.
Четыре как-то говорил неофитам, что суть любого Бесстрашного состоит в том, чтобы защищать Чикаго, быть примером мужества и доблести. Кристина же ощущает лишь желчь и горечь, людскую кислоту по венам. И девушку от этого тошнит. Мир лицемерен. Но она — не лицемерка. И даже Эрику она не желает той жестокости, что царит во фракции, ставшей для нее домом. Наверное, это ненормально. Но Кристина не может ничего с собой поделать.
Когда наступает ночь, девушка возвращается в палату. Это глупо и абсурдно, совершенно алогично. Но ей хочется поговорить с Эриком. Поговорить о тренировках, о том, что с ней самой будет в дальнейшем. Она четко помнит наказ Макса — месяц на восстановление, иначе она может приветствовать жизнь афракционера. Эти слова гулом раздаются в ее голове. На кону ее жизнь. И халатно к ней Кристина относиться не собирается.
— Зачем пришла? — Эрик не спит. Он встречает ее скрежетом металла — именно так звучит голос мужчины.
— Поговорить, — тихо отвечает она.
Девушка слышит, как он хрипит, царапает себе горло какими-то булькающими звуками. И тут Кристина понимает — Эрик смеется.
— Зачем?
— Ты — мой инструктор, — говорит девушка.
— Хочешь, чтобы я им был после всего?
Воздух в комнате повисает, становится давящим. Кислород будто в одно мгновение потяжелел в весе. Эрик ждет ответа. Ему это почему-то важно. В мозгу бьется странная мысль — ему стоит извиниться перед ней. За все эти удары. Мужчине это кажется абсурдным. Нет, извинения девка не получит. Она заслужила.
— Я хочу снова стать здоровой, — наконец, говорит Кристина. — Ты возвращаешь силу моим мышцам.
Эрик хмыкает. Девушка плохо видит мужчину. Она не подошла близко — стоит где-то между дверью и его кроватью.
— Ты глупая, — отвечает он. — Тупая идиотка. Тебе мало? Ты никогда, слышишь, никогда не станешь прежней!
— Нет! — Вдруг вспыхивает она. — Стану!
Эрик смеется громко. И теперь эти звуки больше напоминают настоящий смех. И от него по спине Кристины ползут мурашки. Она вдруг осознает, что у него глубокий мужской голос. От этой мысли у Кристины потеют ладони, и она сжимает руки в кулаки.
— Ты еще тупее, чем я думал, — бросает он сквозь зубы. — Пораскинь своими мозгами и пойми, насколько ты поломанная. Хочешь, чтобы я тебя доломал? — И тут Эрик понимает, что Кристина подошла ближе. В темноте он даже различает черты ее лица. Ее глаза светятся гневом.
— В чем дело? — Тихо спрашивает она. — Что во мне такого?! — Грудь Кристины часто поднимается и опускается. — Ответь мне, — требует она.
Эрик смотрит на нее внимательно. Она красивая в гневе. Стоп. Думать о Кристине так он никогда не хотел.
— Ты — слабачка, вот и все. Я не буду больше тебя тренировать. Свободна.
В ее больших глазах мелькает какое-то чувство. Она вся будто сжимается, будто ее только что жестоко ударили.
— Эрик… — Кристина прерывает себя на полуслове. Думает о чем-то, морщит лоб. Он не может с ней так. Она ведь знает, все знают, что ее больше некому тренировать. Эрик — единственный, у кого есть на это свободное время. — Я расскажу, — вдруг говорит Кристина. — Расскажу, что видела. Ту девочку.
Лицо мужчины меняется в одно мгновение.
— Сучка, — цедит он сквозь зубы. — Ты не посмеешь, тварь.
— Посмею, — девчонка смелеет, будто вытягивается вся, выпрямляется. — Доведи мои тренировки до конца, и я не скажу никому ни слова.
Лицо Эрика в одно мгновение оказывается так близко, что у Кристины застревает в горле воздух. Мужчина схватил ее, крепко сжал своими пальцами ее плечи. Его хватка стальная, и у Кристины на коже обязательно появятся новые синяки.
— Ты охуела, — цепко говорит Эрик. — Причем охуела в конец. Ты не смеешь мне угрожать и мной манипулировать.
Его дыхание обдает ее. И Кристина хочет отстраниться. Его глаза сатанеют с каждой секундой, наливаются темнотой. Но девушке почему-то не страшно. Она чувствует свою силу, свою власть.
— Я просто хочу довести тренировки до конца.
— Гадина, — Эрик отталкивает ее от себя с силой, которую не ожидаешь от побитого человека. Молчит, а потом сдается. — Хорошо. Но не ной больше на тренировках.
Кристина победно улыбается. Девчонка считает, что победила. Глупая. Он не даром говорил ей это. Эрик просто вспомнил то, что забыл. Слова Макса. Кристина пригодится. Пригодится здоровой и благодарной за это здоровье.
Эрик смотрит на лицо девчонки. Она сияет. Что ж, пусть наслаждается мнимой победой, пока не ударилась о твердую землю разочарований.
========== Глава 8 ==========
— Нет, Кристина! — Голос такой громкий, что девушка морщится, ныряя лицом в кофту, путаясь в тонкой материи и выныривая на поверхность. Волосы тут же встают дыбом, наэлектризованные от соприкосновения с тканью.
— Уймись, пожалуйста, - да, это раздражение. Раздражаться на Трис? Определенно, раньше такого не было.
— Но ты с ума сошла! — Приор стоит, уперев свои небольшие кулаки в тонкую талию, едва подбоченившись и смотрит каким-то менторским взглядом. — Он избил тебя! Он же опасен. — Добавляет уже чуть тише.
— Я знаю, да, — соглашается Кристина, давя вздох скупого недовольства, что скребется о стенки груди, поднимаясь по горлу. — Но я хочу быть здоровой, понимаешь? — Она смотрит на подругу просяще, почти моляще. Ей уже надоело объяснять.
Когда друзья узнали, что тренировки под руководством Эрика продолжатся, то стали горячо и активно протестовать. Четыре заявил, что он — спятивший псих, что рядом с ним опасно находиться, что никто не знает, что сидит в его голове. Кристина была согласна. Но мнения своего не меняла. Как и решимости, зреющей в сердце. Юрай перестал шутить и смотрел недобро. Трис отговаривала. И продолжает делать это сейчас. С отвратительной настойчивостью. Еще чуть-чуть и Кристина возненавидит подругу. Уилл вообще отказался разговаривать с ней.
Мало на твоем теле синяков оставил?
Одна единственная фраза. Он сказал только ее и все. Больше ни звука, даже ни поворота головы. И от этого Кристина хотела лезть на стену, потому что это, черт возьми, было совсем не приятно. Она не хотела ругаться с друзьями из-за Эрика. Эрик вообще ничего не стоил в ее жизни. Уж точно он не стоил хороших отношений с близкими ей людьми. Но речь шла о ее здоровье, а они не хотели понимать.
— Но почему он? – Вот, снова. Продолжает. Впивается в мозг своими вопросами, своим беспокойством, дотошной заботой. Должно ведь греть душу. Тогда почему так раздражает? До зуда и жжения под кожей.
— Потому что никто больше не может! — Не сдерживается, повышает тон. Трис, прости. Ты сама виновата. Довела. — Ты за кого меня держишь? — И будто обида действительно мелькает в зеленых глазах. — Я прекрасно понимаю, кто такой Эрик и что он делает, что может сделать. Я прочувствовала это на себе. Но только он может заняться мной. Понимаешь? — Подруга хмурится — ее брови сдвигаются в одну линию, густые и недовольные. — Я просила Макса назначить другого инструктора после этого инцидента. Приходила к нему, все объясняла. Он сказал, что все остальные заняты. Что Четыре готовит очередных неофитов, Линн же тренирует урожденных Бесстрашных, Тори занимается тату-салоном, а сам Макс, как старший лидер фракции, вынужден возиться с бумагами к предстоящему празднику Пяти Фракций.
Кристина переводит дух, быстро облизывает внезапно пересохшие от долгой речи губы, вздыхает и смотрит тяжелым взглядом на подругу. Кажется, убедила. И от этого как груз с плеч. Аж задышалось легче.
— Мы просто волнуемся за тебя, — слабо, едва-едва улыбается Трис.
— Я знаю, — кивок головой, еле заметное движение подбородком вниз, но атмосфера разряжается. — Я ценю это. Правда. Спасибо. — И крепкие объятия. Приор теплая. Кристина невольно снова подмечает это. Подруга стала такой жилистой, сухопарой, подтянутой. Бесстрашие пошло ей на пользу. Определенно. — Ладно, мне пора.
Трис отпускает Кристину, но рук с ее плеч не спускает, чуть сжимает косточки пальцами, даже едва больно. И в глазах снова селится тревога.
— Не позволяй ему себя обижать.
— Не позволю.
Кристина покидает спальную, идет знакомым путем до тренировочного зала. Думает. В ее привычку за последний месяц вошло слишком много думать. Раньше она больше делала и меньше анализировала. Сейчас же почему-то копается в себе. В своей уставшей, истерзанной моральными и физическими нагрузками душе. Хочется выть. Скулить как побитая собака на заднем дворе. Но Кристина сцепляет зубы и просто делает.
Тренировки идут какой-то нескончаемой вереницей. Бег, приседания, отжимания, пресс, ножи, рукопашный бой, груша, стрельба. И по кругу, по кругу, по кругу. Иногда девушка ловит себя на том, что делает все чисто механически, не задумываясь. Стала меньше обращать внимания на боль в мышцах, на это каменное напряжение, тянущее к низу руки и ноги. Она чувствует, что становится сильнее. И в этом заслуга Эрика.
Мужчина все больше молчит. Обращается к ней редко. У Кристины даже закрадывается подозрение, что он чувствует вину. Вина и Эрик? Нет, вряд ли. Это слишком несочетаемые вещи. Но он сух, скуп на эмоции и даже взгляды.
Зато Кэм разговорчив. В шесть вечера Кристина неизменно у него. Сидит на стуле, вытянув некогда переломанную ногу, позволяя пальцам врача прощупывать кости. Слушает чужую болтовню, смеется, запрокидывая голову, иногда очаровательно улыбается. Делает упражнения на координацию, радуясь как ребенок, когда получается. Да, сила возвращается к ней, течет по венам, снова наливает мышцы знакомым ощущением жизни. Это потрясающе. И Кристина хохочет. Еще никогда она не хотела так жить, как жаждет этого сейчас.
— Давай. — Как всегда, больше одного-двух слов за всю тренировку не скажет. Но девушка уже привыкла.
Эрик выбрал иную линию поведения с ней. Неужели Макс обстоятельно с ним поговорил? Скорее всего. Или это из-за ее маленького шантажа? Мозг снова режет ярко-алым воспоминанием прошлого Эрика. Девочка. Кровь. К горлу подступает тошнота, и Кристина трясет головой. Ее небольшая хитрость стала спонтанной. Она и не думала шантажировать его. Просто хотела поговорить, даже попросить. При этом слове девушка морщится. Она рада, что ей не пришлось просить.
— Стреляй живее, — Эрик нетерпелив. Впрочем, это черта его характера. Стоп. Характера? С каких пор Кристина разбирается в его характере? Дурные мысли. Хватит. Надо сосредоточиться на мишени.
Девушка стоит, расставив ноги на ширину плеч. В руках она крепко сжимает пистолет. Поднятый в воздух, практически на линию глаз. Пальцы едва подрагивают. Кристина боится стрелять. Стрельба — единственное, что у нее не выходит. Даже в рукопашном бою ей иногда удается выводить противника из строя. Но стрельба…
Кристина закусывает нижнюю губу, прицеливается и выстреливает. Ее руки подкидывает вверх от мощной отдачи, и девушка непроизвольно делает шаг назад. Пуля режет самый край мишени. Кристина оборачивается, смотрит на инструктора, тот неодобрительно качает головой. И девушка поникает, опуская плечи. Координация. Она нарушена. И ничего не попишешь.
— Ты плохо стараешься, — произносит Эрик. Кристина оживляется. Обычно из его уст звучат лишь приказы, команды, которые необходимо выполнять. Не более.